Николай Гацунаев - Звездный скиталец

• Название: Звездный скиталец
• Автор: Николай Гацунаев
• Жанр: Научная Фантастика

---

...Он стоит, прислонившись спиной к стене какой-то мазанки, а мимо ленивым галопом скачет отряд нукеров. Глухо ударяют в пыльную моетовую конские копыта. Покачиваются пики с насаженными на них головами мятежных рабов. Перепачканные запекшейся кровью лица облепили зеленые трупные мухи. Приступ тошнэты сгибает Снммонса пополам. Он отворачивается в сторону и закрывает глаза. В уши рвется хохот нукеров.

- Смотрите, йигиты, как вон тот в халате кланяется!

- Полную мотню напустил небось!

- Стыдливый, смотри-ка! Морду воротит!

- Ткни пикой в зад, сразу выпрямится!

Мучительное желание выхватить бластер и полосануть по хохочущим рожам, жгучие спазмы в желудке и горле, мучительное ощущение бессилия и обреченности...

...Хауз, окруженный невысокими городскими постройками. В зеркальной поверхности водоема отражаются кроны прибрежных талов и карагачей, поблескивающие майоликой купола и минареты мечетей. Девочка лет шести в латаном-перелатаном платьице и перехваченных у щиколоток штанишках, встав на колени, лакает воду, ритмично быстрыми движениями подбрасывая ее ладошкой ко рту. Чуть поодаль два огромных волкодава с обрубленными ушами и хвостами рыча волокут иэ хауза обезглавленный человеческий труп.

- Не пей! - кричит Симмонс девочке. - Не смей пить, слышишь?

Девчушка поднимает голову, испуганно глядит на Симмонса, и по ее лицу скатываются крупные капли не то слез, не то зеленоватой стоячей воды...

Медленно, со скрипом и скрежетом отворяется обитая железными гвоздями дверь в стене минарета. Выпуклые шляпки гвоздей, словно всосавшиеся в массивные карагачевые доски грибы, образуют замысловатый узор: дуги, полуокружия, спирали. На площади перед минаретом нестройной толпой сгрудились нукеры. Молчат, дышат хрипло, с присвистом, как во сне. В звенящей полуденной тишине слышно только карканье ворон да исступленно визгливый клекот коршунов.

Из темноты дверного проема показывается чья-то рука с обрывком грязно-белой материи.

- Аман *... - голос звучит негромко, отрешенно, словно говорящему все равно, услышат его или нет. - Аман... Аман...

- Выходи по одному! - бешено кричит юзбаши, будто сорвавшись с цепи. - По одному, собаки!

Возбуждение сотника передается нукерам. Они хватаются за оружие, размахивают над головами кривыми саблями, секирами, копьями. Яростные вопли оглашают площадь. С виселиц, лениво взмахивая крыльями, поднимаются стаи стервятников.

С каким-то непонятным равнодушием Симмонс наблюдает за выходящими из минарета. Рабы еле держатся на ногах от истощения. Это уже не люди, а какие-то кошмарные пародии на людей, словно сошедшие с гравюр Дорэ. На изможденных лицах застыло одинаковое выражение безразличия и тупой покорности.

Глядя на них, затихают даже озверевшие было нукеры. Зрелище действительно страшное. Вот один на выдержал: подогнулись колени, и человек с глухим стуком упал на четвереньки. Остальные идут мимо. Равнодушно, будто не замечая. Неужели бросят?

* Пощады.

Симмонс машинально делает несколько шагоа вперед и наклоняется над беднягой. Протягивает руку, чтобы помочь. Раб поднимает голову, и его запавшие глаза вдруг вспыхивают злобным блеском.

- Ты?! - Раб медленно, с нечеловеческими усилиями поднимается на ноги. Глаза его горят, словно угли, жгут, проникают в самую душу. - Ты!..

Он пытается что-то сказать, но гнев душит его, не дает произнести ни слова. Собрав последние силы, раб плюет в лицо Симмонсу и, едва удержавшись на ногах, качаясь, точно пьяный, уходит вслед за товарищами.

Злорадно хохочут нукеры. Симмонс, не сводя глаз с удаляющегося раба, беззвучно шевелит губами, повтэряя одно и то же слово: "Савелий... Савелий... Савелий..."

...Рабов увели, подгоняя отстающих пинками и ударами копий. Пыльный смерч прошелся по опустелой площади, вскидывая и кружа мусор, какое-то тряпье. Закачались, ударяясь друг о друга, тела на виселицах. Багрово-красный диск солнца клонился к горизонту, отчеркнутый изломанной линией зубцов и плоских крыш. Где-то неподалеку залаяла-завыла собака, десятки других откликнулись ей, и над разоренным городом разразилась ужасающая какофония диких стонов, хрипа я визга.

Трепетный огонек чирака мигнул и погас. Симмонс продолжал неподвижно сидеть в темноте и такой же непроглядный мрак, как в худжре, царил в его смятенной душе. Теперь он даже не пытался искать выход из своего отчаянного положения: не то, чтобы смирился - нет, но всем его существом все больше и больше овладевало состояние тупого, парализующего волю безразличия.

Шумно вздыхали, смачно пережевывая жвачку, чудом уцелевшие верблюды во дворе караван-сарая, с тоскливым подвыванием лаяли псы в опустевших элатах1 изувеченного города. Постепенно глаза привыкли к темноте, и справа обозначился стрельчатый свод двери: над Хивой вставала луна.

Смыкались от усталости веки. Симмонс привалился спиной к стене, вытянул ноги на жесткой камышовой

* Квартал.

циновке и незаметно для себя задремал. Пробуждение было ужасным. Он ощутил, как чьи-то липкие холодные пальцы стиснули горло, захрипел, тщетно силясь оторвать их от шеи, повалился на бок, извиваясь в мучительных конвульсиях и... проснулся в холодном поту.

Луна светила в дверной проем, отбрасывая на застланный циновками пол остроконечное серебристое пятно. В караван-сарае царила неправдоподобно глубокая тишина. Где-то очень далеко истерически хохотали и выли шакалы, но их вопли, вселяющие ужас вблизи, казались на расстоянии чем-то будничным и обыденным, не нарушали, а как бы оттеняли тишину лунной ночи.

Тревога не проходила. Бешено колотилось сердце. Симмонс стиснул зубы, провел по лицу ладонью и замер. Послышался шорох. Напрягаясь всем телом, Симмонс беззвучно встал с циновки и, затаив дыхание, приблизился к двери. Почудилось? Шорох повторился, ближе, явственнее. Кто-то, стараясь не шуметь, осторожно пробирался по галерее, на которую выходили двери худжр второго яруса.

Стремительная стая мыслей прочертила сознание. Симмонс прижался к стене возле самого дверного проема, чувствуя, как желудок сам собой поджимается под грудную клетку и тяжелеют, наливаясь кровью, кисти опущенных рук.

"Кто это может быть? - лихорадочно стучало в мозгу. Постоялец караван-сарая? Но тогда почему он идет крадучись? Боится? Кого? Ясно кого, - время смутное. Всякий может оказаться аламаном. Да и караван-сарай не охраняется. Ну, а если"... - Симмонса бросило в жар. С непонятно откуда пришедшей уверенностью он вдруг понял: тот, крадущийся вдоль стены, ищет именно его, Симмонса. Пальцы скользнули вдоль бедра, легли на рукоять бластера.

Крадущиеся шаги шелестели совсем рядом.

"Ну держись, - со злорадной решимостью подумал Симоне. Испепелю как миленького. В порошок. В прах летучий". Поднял руку с бластером на уровень пояса, нащупал пальцем спусковую кнопку. Не отдавая себе отчета, мысленно произнес: "раз, два..."

- Эрнст! - раскатом грома ударил по нервам еле слышный шепот. - Где ты, Эрнст? Не стреляй...

Бластер с глухим стуком упал на циновку. Окруженная ореолом лунного сияния, в дверях стояла Эльсинора.

...Он ощупью отыскал губами ее губы, дрожащие, соленые от слез, и замер в нелепой, неудобной позе: она лежала на диване, а он скрючился рядом, стоя на коленях, ощущая ладонями шелковистое тепло ее волос.

- Ты... - Он искал и не находил единственно возможные в эти мгновенья слова. - Ты...

Она молча плакала. В комнате стояла кромешная тьма, но он отчетливо представлял себе, как струятся по ее щекам ручейки слез, исступленно ловил их губами, стараясь не прикасаться к ее коже щетиной заросших щек и подбородка.

- Как ты нашла меня?

- Не знаю. - Она глубоко вздохнула. - Нашла и все.

- Но ведь ты... - Он покачал головой. - Ты даже не знала, в каком я столетии.

- Я не знаю, - повторила она. - Не спрашивай меня ни о чем. И зажги наконец свет.

Симмонс поднялся с колен, щелкнул выключателем, под потолком вспыхнула матовая люстра в виде морской раковины. Все здесь было таким же, как до его последней одиссеи: ковры, пластик, хромированное железо, хрусталь. Спокойные пастельные тона. Холодильник, утопленный в стенную панель. Стилизованные под резьбу по слоновой кости решетки кондиционеров. Две просторные красного дерева кровати под балдахином, диван, вращающееся зеркало с хитроумной системой подсветок, позволяющей видеть себя со всех сторон, я шкафчиком для парфюмерии. Письменный стол из мореного дуба. Симбиоз гостиной, спальни и кабинета, хаотическое смешение стилей разных эпох и народов.

Эльсинора приподнялась и села на диване, уронив в ладони лицо. Возле ее ног на ковре тускло поблескивала луковица времятрона, того самого, который вынес их из кровавой реальности Хивы 1728 года. Симмонс поднялся с колен.

- Люси, - позвал он, стараясь вложить в это короткое слово всю нежность, на которую только был способен.