Гарри Тертлдав - Мост над бездной

• Название: Мост над бездной
• Автор: Гарри Тертлдав
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-395-00484-0

Новый роман мастера альтернативно-исторической фантастики Гарри Тертлдава! Впервые на русском языке предыстория знаменитого "Видесского цикла"!

Благочестивый священник Ршава, верный слуга светлого бога Фоса, ревностно выполняет свой долг и мечтает в один прекрасный день облачиться в ризу патриарха. Но кровопролитная гражданская война, вспыхнувшая в империи, и нападение жестоких кочевников ставит под угрозу честолюбивые планы Ршавы. Смиренно обращаясь к Фосу, священник надеется спасти свою жизнь, но на его мольбу неожиданно отзывается темный бог Скотос, который наделяет слова Ршавы смертоносной силой…

---

— Если хочешь, я буду спать здесь, на полу возле очага.

Его задело уже то, что Ингегерд немного подумала, прежде чем ответить. Но она покачала головой:

— В этом нет нужды, святейший отец, ведь мы можем воспользоваться теплом друг друга. — В ее улыбке мелькнул лишь намек на озорство. — Не тем видом тепла, как вы понять можете. Оно нам запрещено, хотя и по разным причинам каждому.

— Да. Я понимаю.

— Я так и думала, что вы поймете. — Улыбка Ингегерд стала теплее. В ее глазах отражались язычки пламени, плясавшие в очаге. — Я говорила уже, что нельзя вас винить за то, что несколько дней назад случилось, и всерьез говорила. Легла бы я рядом с вами, ежели б это не так было?

— Нет, если ты мудра, а ты явно мудра.

— Вы слишком меня хвалите, — тихо ответила она, глядя в сторону.

— Нет, слишком мало.

Ршава хотел сказать больше, но увидел, что даже такая малость встревожила ее. Неужели муж никогда не восхвалял ее многочисленные достоинства? У Ршавы появилось ощущение, что если он скажет, что она столь же мудра, сколь прекрасна, то он будет спать на полу.

«Ничего плохого наверняка не случится из-за того, что я лягу рядом с женщиной. Нам холодно, и мы пристойно одеты», — подумал он. Его церковные коллеги могут — и будут — иметь другое мнение по этому поводу. Уж это он знал точно, хотя изо всех сил старался убедить себя в том, что не знает.

Но его церковные коллеги находились не здесь, и им не грозила опасность замерзнуть насмерть. Ршава и Ингегерд улеглись на узкую, комковатую постель. Как и обычно, они повернулись спинами друг к другу.

— Спокойной ночи, святейший отец. Надеюсь, сон ваш крепок будет, — произнесла Ингегерд ставшие уже привычной формальностью слова.

— Спокойной ночи. Да будет и твой сон крепок, — отозвался Ршава с той же церемонной вежливостью.

Ингегерд вздохнула. Лежа рядом с ней, Ршава ощутил, как ее тело расслабилось, а дыхание стало медленным и ровным. Она начала похрапывать. У Ршавы, лежавшего ближе к стене, сна не было ни в одном глазу. Он гораздо больше осознавал Ингегерд как женщину, чем в тот день, когда они убежали из Скопенцаны. И чем упорнее он изгонял из себя это осознание, чем сильнее оно становилось.

Снаружи выл и стонал ветер. От огня осталось несколько тлеющих угольков, красных, будто кровь. Ршава лежал наедине со своими мыслями — наедине, но не один. Допустим, несмотря ни на что — землетрясения, гражданскую войну, нашествие варваров, — он благополучно приведет Ингегерд в столицу. Допустим, он не прикоснется к ней во время всего этого долгого путешествия. Сколько столичных священников в это поверит? Хоть кто-нибудь?

Чем дольше прелат над этим размышлял, тем крепче сомневался. Они будут уверены, что все это время он загонял свое копье по самое древко. А почему они будут столь уверены? Потому что сами поступили бы так же. Они дали обет целибата, да… Давали — и сожалели об этом всю оставшуюся жизнь.

Ршава не очень-то сожалел о своем целибате и не ощущал, что обет его раздражает. До тех пор пока не увидел Ингегерд. Наверное, владыка благой и премудрый ожесточился против него, раз оставил наедине — и в постели! — с женщиной, которую он желал, но не мог ею обладать.

Она не желала его. И ясно дала это понять. Бурлившее в нем возмущение с каждой секундой накалялось. Она была вполне рада, когда он проклял варваров и спас ее (и лишь заодно себя). О да, это сделало ее счастливой. Но была ли она готова одарить его самой искренней наградой, какой женщина может осчастливить мужчину? Как бы не так!

«Не забывай про обеты», — напомнил он себе. Но подобно всему прочему до падения Скопенцаны — и до того, как прелат обнаружил, что может отомстить за себя, обрушив проклятия на головы обидчиков, — эти обеты казались чем-то из другого мира, другого времени. Такого далекого, что докричаться до него было труднее, чем до луны…

Стараясь не потревожить Ингегерд, он перевернулся на другой бок, чтобы оказаться лицом к ней. Она зашевелилась и что-то пробормотала, но не проснулась. А если бы и проснулась, он бы сам притворился спящим.

«Она доверяет тебе. Иначе не легла бы с тобой, не стала бы спать рядом…» Ршава ожидал, что его испепелит вспышка стыда. И ему стало стыдно, но гораздо в меньшей степени, чем он предполагал. Может быть, обида и возмущение подавили стыд. «Дура! — Ему хотелось разбудить Ингегерд, трясти, кричать на нее. — Скорее всего, твой драгоценный Гимерий уже давно погиб!»

Но даже если это правда, она не бросит Ингегерд в его объятия. У него пока хватило здравого смысла понять это. Если Ршава скажет жене Гимерия, что она, скорее всего, уже вдова, она лишь возненавидит его за это. И не устремится к нему за вдовьим утешением. Если, с другой стороны, она узнает об этом от кого-то другого…

Возмущение зажглось в нем вновь, едкое, как изжога. Сердце Ршавы пылало. Во всяком случае, разве он не лучше командира гарнизона? Разве он не умнее, не мудрее Гимерия? А со способностью насылать проклятия на головы врагов, разве он еще и не более опасный воин, чем этот офицер? «Конечно да». Отвечать на свои вопросы было легко. «И в лед ее, если она не может увидеть этого сама!»

Женщина начала отодвигаться, словно буйная ярость мыслей прелата оттолкнула ее. Еще немного — и она упала бы с этой узкой кровати. Но Ингегерд остановилась и даже коротко рассмеялась во сне над тем, что едва не сделала. И все так же, не просыпаясь, она двинулась обратно — прямо к Ршаве; прильнула к нему, положила голову на плечо… Ее нога поднялась и легла поверх его ноги.

— Фос! — прошептал он, воззвав из темноты к богу света. Но в душе он не ощутил просветления — как раз наоборот. Из ее глубин поднималась похоть, клубясь большим, удушливым и ослепляющим облаком. Когда Ингегерд лежала в постели с Гимерием, разве они спали в такой позе? Мог ли он спокойно храпеть, когда она делала нечто, настолько провоцирующее? А если, после того как она возбуждала его, он сам возбуждал ее, чтобы сделать то, что хотел, разве могла она сердиться? Неужели так же смеялась во сне и спала дальше, не думая о муже? Или тоже воспламенялась?

Ршава знал, на какой ответ он надеялся.

И он обнял ее — осторожно, боясь потревожить. Он не стал сжимать объятия: в этом не было нужды, потому что она и так тесно прижималась к нему. И что он мог с этим поделать? Ни-че-го. Сводящее с ума ничего. Это показалось ему ужасно несправедливым.

Он боялся, что так и не уснет всю ночь. Тогда к утру его вымотает бессонница. Они ведь не могут здесь остаться, чтобы он отдохнул днем. Им надо пробиваться дальше на юг, потом на запад. И тогда, рано или поздно, они окажутся в местах, куда еще не проникли хаморы.

Ршава вздрогнул. Проникли… ну почему именно это слово пришло ему в голову? «Ты что, пытаешься свести себя с ума?» Но он не безумец, это прелат понимал совершенно ясно. Он всего лишь мужчина, который хочет женщину.

«Но для меня грех желать женщину». В который раз он напомнил себе об этом — но ни капли не успокоился. Тепло прижавшейся к нему Ингегерд ощущалось не как греховное, а как нечто такое, чем он должен иметь возможность наслаждаться все дни своей жизни. «Что мы делаем с нашими священниками, заставляя их давать обет целибата?» Ответ показался Ршаве болезненно — в самом буквальном смысле этого слова — очевидным.

Боль в его чреслах медленно стихла. Он зевнул. Несмотря на возбуждение, он тоже сильно устал. Все еще обнимая Ингегерд, он снова зевнул… и заснул.

Когда он открыл глаза, то несколько секунд не мог сообразить, что спал. Они с Ингегерд все еще лежали, тесно прижавшись; он ощущал на щеке ее теплое дыхание. Но теперь он мог ее видеть, хотя и смутно. Огонь погас, но утренний свет уже пробивался сквозь окна и прорехи в крыше.

Ршава надеялся, что сон охладит его пыл, но ему хватило секунды, чтобы понять, какой наивной была эта надежда. Это огонь в очаге мог угаснуть сам собой; но Ршава все еще пылал. Более того, он пылал горячее прежнего, и даже усталость не смирила его страсть.

Ингегерд вздохнула во сне, и Ршава тоже вздохнул. Он не знал, почему ее вздох прозвучал громче, чем обычно. Зато его вздох был полон похоти без взаимности, хотя прелат и думал о ней как о любви.

Скоро она проснется. И главная беда заключалась не в том, что Ингегерд потом не захочет иметь с ним никаких дел. Так стало бы легче или хотя бы милосерднее. Нет, она будет относиться к нему как к другу — так же интимно, как общаются между собой друзья. Если бы они были двумя мужчинами, путешествующими вместе, это его вполне устроило бы. Сейчас же прелат считал их отношения одновременно слишком интимными и недостаточно интимными. И эта недостаточность сводила его с ума.

«Всего один раз, — подумал он, разрываясь между страстным желанием и яростью. — Да, всего одного раза хватило бы. Просто чтобы узнать, что это такое».