Эдит Уортон - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Эдит Уортон
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1981

В однотомник избранных произведений американской писательницы Эдит Уортон (1862–1937) пошли роман «Век наивности» (1920), где писательница рисует сатирическую картину нью-йоркского высшего общества 70-х годов прошлого века, повесть «Итан Фром» (1911) — о трагической судьбе обедневшего фермера из Новой Англии, а также несколько рассказов из сборников разных лет.

Вступительная статья А. Зверева. Примечания М. Беккер и А. Долинина.

---

Арчер с таким недоумением уставился на лакея, что тот еще более извиняющимся тоном повторил:

— Все будет точно так же, уверяю вас, сэр… Неловкое молчание прервал радостный возглас Мэй:

— Точно так же, как в Райнбеке? В домике пэтруна? Да ведь это в сто тысяч раз лучше, правда, Ньюленд? Как мило и любезно со стороны мистера ван дер Лайдена!

Горничная уселась рядом с кучером, новенькие свадебные саквояжи уложили на сиденье против новобрачных, карета тронулась, и Мэй с упоением продолжала:

— Подумать только! Ведь я еще ни разу не бывала в домике пэтруна. А вы? Ван дер Лайдены почти никого туда не пускают. Но они открыли его для Эллен, и она мне рассказывала, как там чудесно. Она говорит, что это единственный дом во всей Америке, где она была бы совершенно счастлива.

— Надеюсь, так же будет и с нами! — весело воскликнул Арчер, и Мэй с мальчишеской улыбкой отозвалась:

— Да! Наше счастье ведь только начинается — мы с вами всегда будем счастливы вместе!

20

Разумеется, мы должны обедать у мисисс Карфрай, дорогая, — сказал Арчер, и Мэй, озабоченно нахмурившись, взглянула на него поверх массивных столовых приборов британского металла,[133] украшавших накрытый для завтрака стол в их пансионе.

Во всей дождливой пустыне осеннего Лондона было только два человека, которых Арчеры знали, но этих двоих они упорно старались избегать по старинной нью-йоркской традиции, согласно которой «бестактно» навязывать свое общество знакомым за границей.

Миссис Арчер и Джейни, посещая Европу, так твердо придерживались этого правила и с такой непоколебимой стойкостью отклоняли любые попытки к дружескому общению со стороны своих попутчиков, что буквально не обменялись ни единым словом с «иностранцами», кроме служащих гостиниц и железных дорог. К соотечественникам, не считая тех, кто был им известен лично или понаслышке, они относились еще более пренебрежительно, так что, если им не случалось натолкнуться на кого-либо из Чиверсов, Минготтов или Дэгонетов, они проводили долгие месяцы своего заграничного путешествия исключительно tête-a-tête. Однако самые крайние меры предосторожности порой оказываются тщетными, и однажды вечером в Боцене[134] одна из двух живших по другую сторону коридора англичанок (чьи имена, туалеты и общественное положение Джейни уже успела досконально изучить) постучалась в дверь и спросила, не найдется ли у миссис Арчер баночки с растиранием. У второй дамы — сестры незваной гостьи, миссис Карфрай, — внезапно разыгрался бронхит, и миссис Арчер, которая никогда не отправлялась в путешествие без домашней аптечки, к счастью, могла снабдить ее необходимым лекарством.

Миссис Карфрай серьезно занемогла, а так как она и ее сестра, мисс Харл, путешествовали одни, эти дамы были очень благодарны госпожам Арчер, которые старались всячески облегчить их участь и чья расторопная служанка помогла поставить больную на ноги.

Покидая Боцен, миссис и мисс Арчер и в мыслях не имели когда-либо снова увидеться с миссис Карфрай и мисс Харл. По мнению миссис Арчер, нет ничего более «бестактного», чем навязываться «иностранцам», которым вам довелось оказать случайную услугу. Однако миссис Карфрай и ее сестре эта точка зрения была не только неизвестна, но попросту непостижима, и потому они чувствовали себя глубоко обязанными «очаровательным американкам», которые оказали им такую любезность в Боцене. С трогательным постоянством они использовали каждую возможность встретиться с миссис Арчер и Джейни во время их путешествий по континенту и с поистине сверхъестественной находчивостью выведывали, когда американки должны заехать в Лондон на пути из Штатов или в Штаты. Дружба стала неразрывной, и всякий раз, как миссис Арчер и Джейни останавливались в гостинице Брауна, их уже ожидали две добрые подруги, которые, как и они, разводили папоротники в ящиках Уорда, плели макраме, читали мемуары баронессы Бунзен[135] и имели свое мнение о наиболее известных лондонских проповедниках. По словам миссис Арчер, знакомство с миссис Карфрай и мисс Харл «совершенно преобразило Лондон», и ко времени помолвки Арчера между обоими семействами установилась такая тесная связь, что сочтено было «вполне уместным» послать англичанкам приглашение на свадьбу, в ответ на которое они прислали прелестный букет засушенных альпийских цветов под стеклом. А на пристани, когда Ньюленд с женой отплывали в Англию, миссис Арчер напутствовала их словами: «Ты непременно должен познакомить Мэй с миссис Карфрай».

Ньюленд и его жена отнюдь не собирались выполнять это предписание, но миссис Карфрай со своей обычной находчивостью ухитрилась их разыскать и послать им приглашение на обед, и именно это приглашение заставило Мэй Арчер хмурить брови за чаем с булочками.

— Тебе хорошо, Ньюленд, ты ведь их знаешь. А я буду чувствовать себя неловко среди такого множества незнакомых людей. И потом, что мне надеть?

Ньюленд откинулся на спинку стула и с улыбкой посмотрел на жену. Она никогда еще не была так хороша и так похожа на Диану. Казалось, от английской сырости румянец на ее щеках стал еще ярче, девическая жесткость черт смягчилась, а возможно, их согревало сияние счастья, что пробивалось изнутри, как свет из-подо льда.

— Что тебе надеть, дорогая? Разве на прошлой педеле из Парижа не прибыл целый сундук платьев?

— Да, конечно. Я просто не знаю, что полагается надевать. — Она слегка надула губы. — Я ни разу не была на званом обеде в Лондоне и не хочу выглядеть смешной.

Он попытался вывести ее из затруднения.

— Разве англичанки по вечерам одеваются не так, как все?

— Ньюленд! Как ты можешь задавать такие глупые вопросы, если они ходят в театр в старых бальных платьях и без шляп!

— А вдруг они и дома носят бальные платья? Впрочем, к миссис Карфрай и мисс Харл это не относится. Они будут в чепцах — как мама — и в шалях, в очень мягких, пушистых шалях.

— Допустим. Но как будут одеты остальные дамы?

— Не так изысканно, как ты, детка, — отвечал он, недоумевая, откуда у нее вдруг появился присущий Джейни нездоровый интерес к нарядам.

Она со вздохом отодвинула назад свой стул.

— Это очень мило с твоей стороны, Ньюленд, но мне от этого не легче.

Его вдруг осенило.

— Почему бы тебе не надеть свое свадебное платье? По-моему, это было бы вполне уместно.

— Ах, дорогой! Если б только оно было здесь! Но его отправили в Париж переделать к будущей зиме, и Уорт[136] его еще не вернул.

— Ну что ж, — сказал Арчер, вставая. — Смотри, туман рассеивается. Если мы сейчас помчимся в Национальную галерею, то успеем еще посмотреть картины.

Молодые Арчеры собирались домой после трехмесячного свадебного путешествия, впечатления которого Мэй в письмах к подругам расплывчато определила словом «блаженство».

На итальянские озера они так и не поехали — Арчер по здравом размышлении решил, что не может представить себе жену на фоне этого пейзажа. Она же (проведя месяц в обществе парижских модных портних) предпочитала в июле полазать по горам, а в августе поплавать. Этот план был пунктуально выполнен — июль они провели в Интерлакене и Гриндельвальде,[137] а август — на Нормандском побережье, в маленьком местечке под названием Этрета,[138] которое им рекомендовали как экзотическое и тихое. В горах Арчер иногда показывал в сторону юга и говорил: «Там Италия», а Мэй, весело улыбаясь, отвечала:

«Хорошо бы съездить туда будущей зимой, но ведь тебе придется быть в Нью-Йорке».

В сущности, путешествовать нравилось Мэй даже меньше, чем он ожидал. После того как все туалеты были заказаны, она стала рассматривать их путешествие просто как возможность погулять, покататься верхом, поплавать и испытать свои силы в новой увлекательной игре лаун-теннис, и, когда молодожены наконец возвратились в Лондон (где им предстояло провести две недели, пока закажет себе костюмы он), Мэй больше не пыталась скрыть нетерпение, с которым ожидала дня отплытия.

В Лондоне Мэй интересовалась только театрами и лавками. Впрочем, театры она нашла менее увлекательными, чем парижские кафе-шантаны под сенью цветущих каштанов на Елисейских полях, где она испытала неведомые дотоле ощущения, рассматривая с террасы ресторана сидящих внизу «кокоток» и слушая в переводе мужа куплеты, которые он не счел чересчур фривольными для ушей новобрачной.

Арчер вернулся ко всем унаследованным им старинным понятиям о браке. Гораздо легче придерживаться обычаев и обходиться с Мэй так, как все их друзья обходятся со своими женами, нежели пытаться осуществить на практике теории, с которыми он носился во время своей вольготной холостяцкой жизни. Нет смысла пытаться эмансипировать жену, которая вовсе не подозревает, что она не свободна; к тому же он давно понял: мнимая свобода нужна Мэй лишь затем, чтоб возложить ее на алтарь супружеской любви. Не униженно — это никогда не позволит ей чувство собственного достоинства; более того, возможно, даже настанет день (что однажды уже и произошло), когда она найдет в себе силы взять этот дар назад, если сочтет, что поступает так ради его же блага. Однако ее понятия о замужестве были настолько простыми, что подобную критическую ситуацию могли вызвать лишь открытые оскорбления с его стороны, но глубина ее чувства к нему совершенно это исключала. Арчер знал — что бы ни случилось, Мэй всегда останется верной, мужественной и незлопамятной, и это требовало от него тех же добродетелей.