Владимир Санин - Новичок в Антарктиде

• Название: Новичок в Антарктиде
• Автор: Владимир Санин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1973

Повесть посвящена полярникам Антарктиды. В.М. Санину довелось побывать на всех советских антарктических станциях, стать свидетелем и участником многих драматических и весёлых эпизодов, познакомиться с жизнью и бытом советских и иностранных полярников. Обо всем этом рассказано в книге «Новичок в Антарктиде».

---

Остров пингвинов

О Мирном много писали. Читатель, знакомый с превосходными книгами Трешникова, Смуула и Пескова, знает, что расположился Мирный на берегу моря Дейвиса между двумя сопками, Комсомольской и Радио. С Мирного началось освоение Антарктиды советскими полярниками. В феврале 1956 года на этот, тогда ещё пустынный, берег пришли люди и, к превеликому удивлению нескольких тысяч пингвинов, развили бурную деятельность. Со времени первых зимовок Мирный неузнаваем. В наше время, когда города и посёлки растут вверх, он ушёл вниз — жилые дома, образующие улицу Ленина, давно занесены многометровым слоем снега. Так что ныне обсерватория Мирный — посёлок подземный, вернее, подснежный, наверху торчат лишь макушки тамбуров размером с небольшой курятник, что сдают в окрестностях Москвы дачникам в разгар сезона. Правда, несколько домов не засыпаны и гордо возвышаются на поверхности — необъяснимая аэродинамическая загадка.

С разных сторон Мирный окаймляют зоны ледниковых трещин. Прогуливаться в этих зонах — занятие бесперспективное, ибо глубина трещин, как говорят в Антарктиде, — «до конца географии». Через посёлок проходит Южный полярный круг, о чём свидетельствует столб, врытый в снег специально для фото— и кинолюбителей. По количеству израсходованной на него плёнки этот столб занимает второе место в мире (после Эйфелевой башни).

Берег обрывается отвесным ледяным барьером, прикрытым снежной шапкой. Здесь рекомендуется вести себя сдержанно и по возможности не зевать, ибо падение с барьера на припайный лёд — а такие случаи, увы, бывали — сулит до чрезвычайности мало хорошего. Лишь в одном месте, на мысе Мабус, барьер пониже, и на припай спускаются отсюда.

На Комсомольской сопке стоит огромная цистерна, верх которой образует смотровую площадку. Лучшего обзора для любознательного зеваки и придумать невозможно. Впереди, насколько хватает глаз, льды и впаянные в них айсберги: столообразные и пирамидальные, карликовые и гигантские, строго геометрических очертаний и бесформенные. На них можно смотреть долгими часами (если больше нечего делать). Ощущаешь гордость (вот куда забрался!) и радость (слава богу, не навсегда, а на сезон).

Кроме айсбергов, составной частью пейзажа являются и несколько островков. Об одном из них сейчас и пойдёт речь.

Утром тридцатого января, очнувшись от своего богатырского сна, я установил, что сделал это исключительно своевременно. Проваляйся я в постели ещё час-другой — и потом мог бы всю жизнь рвать на себе волосы. Но я встал, пошёл умываться, и меня окликнул начальник экспедиции.

— Припай трещит, — сообщил он, снаряжая кинокамеру. — Сегодня, пожалуй, последняя возможность увидеть пингвинов в их резиденции. Завтра припай вскроется, и выход на лёд будет запрещён. Если хотите, можете пойти с нами.

Горячо поблагодарив Владислава Иосифовича за приглашение, я помчался в кают-компанию завтракать. За столом сидели Григорий Мелентьевич Силин, заместитель Гербовича, и начальник отряда геофизиков Рюрик Максимович Галкин. Они чинно ели манную кашу.

— Идёте к пингвинам? — удивился Силин. — Ну, ну… Я бы на вашем месте трижды подумал.

— Сегодня ничего не стоит провалиться, — уточнил Галкин. — Сверху снежок, а под ним вода.

— Знал я одного, — припомнил Силин. — Тоже хотел посмотреть на пингвинов…

— Да-а… — вздохнул Галкин. — Ну, до свидания… Может, ещё и увидимся…

— Неужели так опасно? — с искательной улыбкой спросил я.

— Ну, как вам сказать… — задумчиво произнёс Силин. — В случае удачи… Вы ведь не один пойдёте? Вытащат как-нибудь.

Манная каша застряла у меня во рту. Галкин прыснул, а Силин осуждающе на него посмотрел…

С барьера мы спустились по лестнице. Припай дышал: лёд поднимался и опускался, всхрапывая и тяжело втягивая в себя воздух. Паутинками разбегались трещинки, к которым я ещё на дрейфующей станции привык относиться с большим уважением. По такому льду мне ещё гулять не приходилось, и, честно говоря, я был слегка озадачен. Скажи Гербович: «Пожалуй, нужно возвращаться», — и вряд ли он нашёл бы подчинённого, который с большим энтузиазмом выполнил бы это указание. Но Владислав Иосифович невозмутимо шествовал впереди, а мы гуськом шли за ним, не обгоняя: не столько потому, что обгонять начальника экспедиции неприлично, сколько потому, что весил он значительно больше каждого из нас, и было ясно, что там, где пройдёт начальник, пройдут и остальные.

На льду валялись тюлени. Разодетые в пух и в прах в модные нерповые шкуры, они дремали на солнышке — занятие, доставлявшее им явное удовольствие. При нашем появлении они сонно поднимали головы, тупо соображая, как отнестись к новым знакомым, а сообразив, плюхались в ближайшую полынью и высовывали оттуда обиженные морды, бормоча про себя: «Грелись спокойно, никому не мешали — и на тебе, навязались на наши головы». Лишь один изысканно одетый франт оказался философом — так хорошо было ему валяться на тёплой льдине. Он сонно поглядывал на нас восточными чёрными глазами и со снисходительным презрением позировал — понимал, бродяга, что ему всё равно ни одной карточки не пришлют.

Когда мы оказались на ближних подступах к острову Фулмара, пингвины выслали навстречу парламентёров. Десятка полтора чопорных джентльменов, облачённых в черно-белые фраки, приблизились к нам, внимательно осмотрели и, не поздоровавшись, повернули обратно. Видимо, таков у них обычай, и не будем судить их строго: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Биолог Виктор Каменев, наш гид, изучающий пингвинов уже вторую экспедицию, сообщил в утешение, что даже с ним, казалось бы, своим человеком, пингвины далеко не всегда раскланиваются. Так, буркнут себе под нос что-то вроде: «Ходят тут всякие…» — и показывают спину.

Остров Фулмара, это нагромождение отшлифованных ледниками скал и валунов, был сплошь усеян пингвинами Адели. Вам не доводилось бывать на восточном базаре, где тысяча продавцов разрывает на части сотню покупателей, выстреливая при этом миллион слов в минуту? Представьте себе ещё, что в различных углах базара в этот момент ловят дюжину воришек. Так вот, по сравнению с островом Фулмара на том базаре стоит больничная тишина. На своём веку я немало прожил в коммунальных квартирах, всякого насмотрелся, но таких склочников, как адельки, ещё не видел. Просто диву даёшься! Выйдя из дому на прогулку в небольшой компании, пингвин подтянут и неразговорчив, он ведёт себя со сдержанным достоинством, ни на йоту не отступая от правил хорошего тона. И тот же самый пингвин, которого и по плечу не решишься похлопать, опасаясь презрительного «Не забывайтесь, милейший!», сразу же превращается в развязного скандалиста, стоит ему вернуться домой. И таких «фруктов» на острове многие тысячи!

А дети? Яблоко от яблони недалеко падает: одетые в коричневый пух сорванцы, дурно воспитанные уличные мальчишки переворачивают остров вверх дном. Они толкаются, дерутся, орут благим матом, натравливают друг на друга родителей и непрерывно наскакивают на них, требуя пищи. Дай им ещё рогатки — и порядочному человеку пройти по острову было бы невозможно.

Вечно голодное, ненасытное подрастающее поколение то и дело гоняет родителей за хлебом насущным. Взрослые пингвины спускаются на припай, ныряют в воду и охотятся за рыбой, ни на мгновенье при этом не забывая, что и сами они — лакомое блюдо для морских леопардов и касаток. Как только поблизости появляется враг, пингвины включают сигнализацию и выскакивают из воды, словно подброшенные катапультой. А съеденная рыба превращается в их организмах в калорийную диетическую пищу, которую они отрыгивают в пасти детёнышам.

По отношению к нам пингвины соблюдали более или менее доброжелательный нейтралитет, не допуская, однако, излишней фамильярности. Стоило подойти к самому, казалось бы, положительному пингвину и погладить его по головке, как он щетинился и с негодованием отходил в сторону. А один праздношатающийся и наверняка подвыпивший субъект вообще допустил хулиганскую выходку: без всякого повода бросился на начальника экспедиции и пытался пробить клювом его сапог. Но силы оказались неравными, и забияка бежал, преследуемый ироническими выкриками своих сородичей.

От большой неприятности избавил меня Виктор Каменев. Когда я хотел взять на руки и приласкать одного очаровательного малыша, Виктор посоветовал этого не делать. Он припомнил, как один неопытный полярник тоже решил посюсюкать над пингвинчиком и прижал его к своему сердцу, а потом неделю отмывался и жил изолированно от коллектива — даже самые близкие друзья были не в силах более двух-трех минут наслаждаться его обществом…

Антарктида — заповедник, всякая охота здесь запрещается. Зная об этом, пингвины чувствовали бы себя в полной безопасности (на суше, но крайней мере), если бы не поморники. Эти огромные, размером со среднего орла, птицы с отвратительным клёкотом летают над островом, высматривая, где что у пингвинов плохо лежит. К счастью, поморники — орлы с сердцем курицы, на взрослых аделек они нападать боятся, но расшалившийся детёныш, выбежавший на улицу без присмотра, рискует так и не дожить до седых волос. Поэтому служба оповещения у пингвинов работает круглосуточно. Это только непосвящённым кажется, что адельки каркают без всякого смысла, на самом деле они непрерывно вещают: «Дети, поморник не дремлет! Слушайтесь папу и маму, — и мерзавец останется без обеда!»