Владимир Санин - Новичок в Антарктиде

• Название: Новичок в Антарктиде
• Автор: Владимир Санин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1973

Повесть посвящена полярникам Антарктиды. В.М. Санину довелось побывать на всех советских антарктических станциях, стать свидетелем и участником многих драматических и весёлых эпизодов, познакомиться с жизнью и бытом советских и иностранных полярников. Обо всем этом рассказано в книге «Новичок в Антарктиде».

---

Веселила кают-компанию и ставшая традиционной дружеская перебранка между Григорием Мелентьевичем Силиным и старпомом. Заместитель начальника экспедиции по хозяйственной части, большой мастер розыгрыша, уже давно заронил в душу старпома смутное беспокойство, ибо не упускал случая обронить замечание такого рода: «Хорошая на „Визе“ посуда, неплохо бы захватить кое-что с собой» или: «А почему бы нам не взять в Мирный судовые столярные инструменты?» Ежедневно повторяемые, эти реплики убедили старпома, что Силин готов растащить «Визе» по частям.

— Владислав Иосифович, — вкрадчивым голосом говорил Силин, — я дал ребятам указание подготовить к выгрузке запасной судовой винт. Хороший металл, пригодится слесарям для поделок.

— Эммануил Николаевич, — тут же обращался к капитану старпом, — я приказал боцману установить круглосуточную вахту по охране материальных ценностей.

— Не поможет, — посмеивался Силин, — всё равно, когда экспедиция высадится на берег, от «Визе» останется голый корпус!

Кстати говоря, боцман Василий Павлович Алексеев в этот день поразил меня своим воистину волшебным даром телепата. После встречи с «Обью» я побежал и радиорубку и столкнулся на лестнице с боцманом. Увидев в моей руке исписанный листок, он ухмыльнулся и сказал:

— «Пробиваемся вслед за „Обью“ к Мирному в тяжёлой ледовой обстановке»?

— Почти слово в слово! — изумился я. — Расскажите, как угадали? Вы же не видели, как я писал!

— Секрет фирмы, — продолжал ухмыляться боцман. — Обыкновенное чтение мыслей на расстоянии!

— Нет, в самом деле?

— Ну а если в самом деле, то я знаю вашего брата корреспондента, все одно и то же пишут. Как в «Золотом телёнке»: «Из трубы паровоза валит дым!»

И ушёл, снисходительно похлопав по плечу озадаченного корреспондента.

Радиограмму я, конечно, выбросил в урну и побежал сочинять другую, по возможности без ярко выраженного штампа.

На следующее утро «Обь» пробила нам дорогу к припаю. До Мирного осталось не больше пятнадцати миль. Морское путешествие закончилось, между судами и берегом — сплошной припайный лёд. Впрочем, это ещё неизвестно, сплошной ли он, чаще всего под невинным снежным покровом скрываются трещины. В одну из них в Первой антарктической экспедиции провалился вместе с трактором Иван Хмара. В другой трещине в начале этого года погиб при транспортировке грузов с «Оби» Василий Рыскалин…

С борта «Оби» на припай спустились два научных сотрудника, их задача — проверить надёжность льда. Столпившись у фальшборта, мы следили за их работой, следили с замиранием сердца — что ни говори, а скоро и нам спускаться на этот лёд. Но нашему настроению не суждено было долго оставаться торжественным. Протирая по пути очки, подошёл один товарищ, сощурил близорукие глава и с абсолютно неожиданным энтузиазмом заорал во все горло:

— Ребята, смотрите! Какие большие пингвины!

Под всеобщий хохот «очкарик» бежал с палубы. А вскоре действительно появились пингвины Адели, или адельки, как их фамильярно здесь называют. Они мчались к нам со всех ног, ужасно боясь опоздать, спотыкались и падали, проползали десяток метров на животе и снова поднимались. Отдышавшись, адельки застывали как статуэтки — позировали.

Но любоваться пингвинами было некогда. С «Оби» уже сгружали самолёты, и восточникам, летящим первыми рейсами, было велено готовиться к выходу на лёд.

Я помчался в каюту за вещами. Помню, что в эту минуту мне вдруг пришла в голову парадоксальная мысль:

«Я единственный участник экспедиции, который не связан никакими обязанностями, кроме дежурства на камбузе. Я могу остаться на „Визе“, десяток дней побродить по Мирному и ещё через месяц вернуться домой. Поездка сюда, Мирный, поездка обратно — будет собран неплохой материал, и никто меня не осудит. Подумай, пока не поздно! В середине февраля ты можешь обнять своих родных!»

«Если ты это сделаешь, — отвечал другой голос, — я буду презирать тебя до конца жизни. Соскучился? А ребята, которые вернутся домой через четырнадцать-семнадцать месяцев, не соскучились? Глупец! Ты будешь встречать Новый год не в Центральном Доме литераторов, а на станции Восток! Ты побываешь на всех советских антарктических станциях! Дави в зародыше это жалкое искушение — и в самолёт бегом марш!»

Последние рукопожатия, поцелуи, объятия — и в 17.00 самолёт поднимается в воздух.

Дорога на Восток

Внизу под нами Антарктида.

Дух захватывает, когда представляешь себе свои координаты на глобусе. С каждой минутой полёта мы на четыре километра приближаемся к центральной части ледового континента. Там, на верхней макушке Земли, все было просто и естественно, а здесь — летишь, сидишь, ходишь вверх ногами. Какая-то географическая акробатика.

На Восток идут одновременно два самолёта ИЛ-14 с интервалом в пятнадцать минут. Иначе здесь нельзя: если у одною самолёта откажут двигатели и он совершит вынужденную посадку, спасти экипаж может только второй. Поэтому радисты самолётов поддерживают друг с другом непрерывную связь.

Итак, внизу под нами ледяная шапка Антарктиды, её купол, массив льда в несколько километров толщиной. Из-за такой чудовищной тяжести под континентом прогнулась земная кора — нигде в другом месте она не подвергается такому насилию. К счастью, природа в нашем лучшем из миров устроена так гармонично, что купол не тает, а лишь сбрасывает в море свои излишки в виде айсбергов. Если же он вздумает растаять, то нам с вами, уважаемые читатели, срочно придётся подыскивать себе для жилья другую планету, ибо уровень Мирового океана поднимется примерно на шестьдесят метров. Будем, однако, надеяться, что в ближайшие сто миллионов лет этого не произойдёт.

Антарктида покрыла свой ледяной купол многометровым слоем снега. Не только ради косметики: лёд не выносит тепла, а снег отражает солнечные лучи. Под ослепительным солнцем он искрится, на него трудно смотреть, но мы смотрим, потому что боимся прозевать санно-гусеничный поезд, «поезд Зимина», как называли его в диспетчерских сводках. Его колея под нами, минут через двадцать мы его увидим.

Несмотря на бессонную ночь, я на редкость хорошо себя чувствую. А между тем старожилы предупреждали, что все свойственные Востоку прелести начнут проявляться именно в самолёте. Когда я, например, спросил командира корабля Владимира Ермакова, можно ли курить, он ответил: «Пожалуйста, только ведь будет плохо, сами не захотите». А я курю, расхаживаю по салону и беспричинно улыбаюсь — какая удача! Неужели я принадлежу к тем редким счастливчикам, которые без всяких драм и трагедий акклиматизируются на Востоке? Валерий Ульев, Саша Дергунов и Тимур Григорашвили уже сидят бледные, с посиневшими губами, у ребят — одышка, а я дышу свободно, полной грудью.

Пролетели Пионерскую — первую советскую внутриконтинентальную станцию. Она уже давным-давно законсервирована, занесена снегом, но свою роль в освоении Антарктиды сыграла честно и посему навеки осталась на её карте. Километров через шестьсот будем пролетать ещё и над станцией Комсомольской, тоже не действующей, а оттуда рукой подать до Востока — часа два полёта.

Первая неудача — я прозевал поезд! Загляделся на штурмана, по сигналу которого бортмеханик сбросил в открытую дверь почту, и, спохватившись, увидел лишь два тягача… Исключительная досада! Три часа я не спускал глаз с колеи, держа наготове свой «Зенит», а сфотографировал поезд Нарцисс Иринархович Барков.

— Не переживайте, — утешает меня Барков, чрезвычайно довольный бесценным кадром, — дело поправимое. Мало ли ещё поездов вы увидите в своей жизни! Подумаешь, санно-гусеничный поезд. Вернёмся домой, экспресс сфотографируете, «Красную стрелу».

Мы летим три часа. Санно-гусеничный поезд прошёл этот путь за три недели. Ещё три часа — и мы будем на Востоке. Санно-гусеничный поезд придёт туда через три недели. Нет в Антарктиде ничего более трудного, чем этот поход.

И во мне зреет решение: обязательно дождусь на станции Восток прихода поезда. Приглашали меня, правда, на недельку-полторы — если, разумеется, я выдержу и не попрошусь обратно на следующий день. Ну, такого позора я, конечно, не допущу, на карачках буду ползать, а минимум неделю проживу. Если же акклиматизация пройдёт успешно — а теперь, сидя в самолёте, я в этом не сомневался, — то попрошу Сидорова дать мне возможность встретить поезд. Да, только так. И фунт соли съем с восточниками, и «Харьковчанку» увижу, и Евгения Александровича Зимина с его «адскими водителями», как они, по рассказам, сами себя называют.

Приняв это решение, я закуриваю и с удивлением обнаруживаю, что не получаю от курения обычного удовольствия. Поразмыслив, прихожу к выводу, что «удовольствие» в данном случае вообще не то слово. «Отвращение» — это, пожалуй, точнее. Сделав для проверки последнюю затяжку и подтвердив свою догадку, я гашу сигарету и начинаю чутко прислушиваться к своему организму.