Шэнь Фу - Шесть записок о быстротечной жизни

• Название: Шесть записок о быстротечной жизни
• Автор: Шэнь Фу
• Издательство: Издательство «Наука» Главная редакция восточной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1979

Автобиографическая повесть китайского художника конца XVIII-начала XIX в.— уникальное произведение китайской литературы, которое может быть поставлено в один ряд со знаменитым «Жизнеописанием» Бенвенуто Челлини. Книга Шэнь Фу (она переведена практически на все европейские языки) — не только интересный образец автобиографического жанра, она содержит любопытные подробности семейного и жизненного уклада китайцев.

---

Однажды друзья пригласили меня помочь расставить цветы и вазы — так я попал на праздник. Когда я об этом сообщил Юнь, она посетовала:

— До чего жаль, что я не мужчина и не могу пойти поглядеть на праздник.

Я предложил ей:

— Надень мою шляпу, накинь мое платье, вот и превратишься в мужчину.

Тут же она заплела волосы в косу, густо подвела краской брови и завершила свой туалет моей шляпой, под которую ловко спрятала волосы. Платье оказалось в полтора раза длиннее положенного, и она подтянула его поясом, накинув на плечи еще и магуа[61].

— А как быть с ногами?[62] — спросила Юнь. Я предложил:

— Надень «туфли-бабочки», они подойдут на всякую ногу и их легко найти в лавке, потом они заменят тебе шлепанцы. Хорошо я придумал?

Юнь возликовала. Вечером после ужина она переоделась в мужское платье и довольно долго ходила по комнате, стараясь усвоить мужские манеры — училась размахивать руками и широко шагать. Но вдруг, переменив намерение, сказала:

— Не пойду! Будет неловко, если кто вдруг узнает меня. К тому же и матушка твоя, коль до нее дойдут слухи, мне этой выходки не простит.

Я все же уговаривал ее пойти со мной в храм.

— Даже если дело выплывет наружу, все воспримут это как шутку. Матушка сейчас гостит в доме девятой сестры. Мы потихоньку уйдем, потихоньку и придем, и никто ничего не узнает.

Юнь взяла зеркало и посмотрела на себя, она хохотала как одержимая и долго не могла остановиться. Я силком вытащил ее из дому, и мы направились к храму. Пока мы бродили по храму, никто не догадывался, что Юнь — женщина. Если меня спрашивали, кто это, я объяснял, что младший двоюродный брат. Нам жали руки, и этим все ограничивалось. Мы подошли к группе молодых женщин и девушек, которые сидели за выставленными цветочными вазонами. (Женщины были из семьи Ян, один из членов этого рода и был устроителем празднества.) Юнь подошла к ним поболтать, во время разговора она нечаянно коснулась плеча одной из женщин. Служанка возмутилась и громко сказала:

— Что за нахал! Он не знает приличий.

Я хотел было объясниться и исправить оплошность Юнь. Видя, что дело оборачивается плохо, Юнь сняла шляпу и выставила ногу:

— Смотрите, я ведь женщина!

Все остолбенели, и гнев сменился общим хохотом. Нас попросили остаться и угостили чаем. Скоро мы вернулись домой в паланкине.

Когда господин Цянь Ши-чжу, уроженец Уцзяна, скончался от болезней, отец прислал мне письмо, в котором просил меня приехать на похороны. Узнав об этом, Юнь поведала мне о своем желании:

— Тебе надо будет плыть по озеру Тайху, а мне так хочется поглядеть на него.

Я ответил:

— Хотел бы отправиться с тобой вместе, да не знаю, какой придумать предлог.

Юнь предложила:

— Давай скажем, что я еду повидать матушку, и я тотчас отправлюсь вслед за тобой.

Я согласился, и мы решили, что на обратном пути поставим лодку на прикол у моста Десяти тысяч лет.

— Дождемся полной луны, отдохнем от жары и будем слагать стихи, как в те времена, когда жили у Цанланского павильона,— мечтал я вслух.

Ранним прохладным утром восемнадцатого дня шестой луны я нанял лодку и вместе со слугой стал дожидаться Юнь у моста Тигрового рыка. Она прибыла в паланкине, пересела в мою лодку, и мы отчалили. Паруса, полные ветром, реющие в небе птицы, водная гладь, уходящая за горизонт, — таков был открывшийся нашему взору вид. Юнь воскликнула:

— Так вот оно какое, озеро Тайху! Увидишь вот простор небес и земли и поймешь, что жил не напрасно. А ведь многие из тех, кто проводит время в теремах, за всю жизнь не видели ничего подобного.

Быстро проходит время за разговором, вскоре мы увидали ивы на берегу и догадались, что это Уцзян.

Я сошел на берег и отправился выразить соболезнование родственникам усопшего, а когда после похорон вернулся, обнаружил, что Юнь нет. Я бросился к лодочнику, и он мне сказал:

— Поглядите, разве не она наблюдает за бакланами, охотящимися за рыбой? Вон там, под ивами у длинного моста!

Вскоре Юнь вернулась вместе с дочерью рыбака. Пудра и пот смешались на ее лице, и если бы ее не поддерживала девушка, она не могла бы сделать и шага. Я потрепал ее по плечу:

— Да ты вся мокрая.

Юнь обернулась, увидела меня и объяснила:

— Боялась, что придет кто-нибудь из семьи господина Цяня, и ушла. А чего ты так скоро вернулся?

— Хотел поймать беглянку, — ответил я смеясь.

Мы сели в лодку и отчалили. До захода солнца добрались до моста Десяти тысяч лет. Опустили до отказа рамы окон, чтобы легкий ветерок мог проникнуть в каюту, надели шелковые рубашки, взяли веера, чтобы остудиться, и съели по куску арбуза. Скоро последние лучи вечерней зари позолотили перила моста, туман прикрыл мглой ивы, серебряная луна повисла в вышине, река засияла огнями лодок. Я велел слуге сходить на корму и пригласить дочь лодочника выпить с нами.

Имя дочери лодочника было Су-юнь. Я усадил ее рядом с Юнь и скрепил с ней дружбу чаркой вина, ибо она показалась мне незаурядной девушкой. Мы не стали зажигать фонарь, подождали, чтоб вышла луна, и я, как всегда, затеял игру в штрафные чарки. Су-юнь с сияющими глазами долго слушала мои объяснения, а потом созналась:

— Во всяких застольных играх искушена, но об этой никогда не слыхала. Разъясните ее мне.

Юнь еще раз рассказала ей правила игры, прибегая к разнообразным сравнениям, но все было напрасно. Тогда я со смехом заметил:

— Может быть, наставница приостановит свои рассуждения! Я знаю одно сравнение, и Су-юнь сразу уразумеет, в чем суть игры.

— Что же это за сравнение? — спросила Юнь. Я сказал им так:

— Журавль хорошо танцует, но не может пахать, бык умеет пахать, но не танцует. Такова природа вещей. Ты, наставляя ее, хочешь невозможного, к чему же зря стараться?

Су-юнь толкнула меня в плечо и весело сказала: — Так вот как вы отзываетесь обо мне! Юнь сердито приказала:

— Раскрывайте рты, но не давайте волю рукам. Тот, кто нарушит это правило, наказывается большой чаркой.

Су-юнь была молодцом, она нацедила полную чашку вина и выпила до последней капли. Я сказал Юнь:

— Можно пускать в ход руки, чтоб приласкать, но не разрешается бить.

Юнь, смеясь, толкнула Су-юнь ко мне на грудь и сказала:

— Господин может ласкать ее сколько угодно. Я возразил:

— До чего ты непонятлива. Удовольствие от ласки в ненамеренности, только неотесанная деревенщина может грубо тискать женщину.

Аромат жасмина, приколотого к волосам женщин, смешался с запахом вина, пудры и масла для волос и резко бил в нос. Я в шутку заметил:

— О, это простонародье! От него вонью за версту разит. Просто невмоготу.

Су-юнь, не сдержавшись, бросилась на меня с кулаками:

— Это от чьей же вони вам сделалось дурно? Юнь тут же вынесла приговор:

Она нарушила правило и наказывается двумя большими чашками!

Но он оскорбил меня, почему же я не могу поколотить его? — возразила Су-юнь.

Юнь разъяснила:

— Он сказал: «О, это простонародье». Я выбраню его за шутку и разъясню тебе, почему он так сказал.

Су-юнь пришлось выпить еще две чашки вина. Юнь пересказала ей нашу беседу о жасмине.

— Ладно, — согласилась Су-юнь. — Наказывайте меня.

И она выпила третью чашку.

— Говорят, что ты хорошо поешь. Может, споешь что-нибудь? — предложила Юнь.

И Су-юнь запела, отбивая по тарелочке ритм заколкой из слоновой кости. Юнь пришла в восхищение. Она весело пила вино, не заботясь, что пьянеет. Потом она села в паланкин и отправилась домой. Я еще поболтал с Су-юнь и домой воротился при свете луны.

В тот год мы жили в доме моего друга, Лу Бань-фана, в Сяошуанлоу. Через несколько дней супруга господина Лу от кого-то прослышала об этой истории. Она тайком сказала Юнь:

— Вы знаете, несколько дней назад ваш муж пьянствовал с двумя певичками у моста Десяти тысяч лет.

— Да, верно, — ответила Юнь.— Одна из певичек — я.

И она рассказала историю своего путешествия. Супруга господина Лу долго смеялась и ушла от Юнь успокоенная.

В седьмую луну года цзя-инь[63] при правлении государя Цянь-луна я возвратился домой из Восточного Гуандуна; со мной был двоюродный брат Сюй Сю-фын, который привез из тех мест наложницу. Сю-фын всем расписывал ее красоту и даже пригласил Юнь поглядеть на нее. На другой день Юнь сказала Сю-фыну:

— Красива-то красива, но никакого обаяния. Сю-фын возразил:

— Что ж, когда твой муж возьмет наложницу, она должна быть и красива, и обаятельна?

— Конечно, — ответила Юнь.

С этого момента она вбила себе в голову мысль о наложнице, и только недостаток в средствах останавливал ее.

В те времена в Чжэцзяне пользовалась известностью одна певица, по имени Вэнь Лэн-сян, жила она тогда в Сучжоу. Лэн-сян сочинила четыре поэмы под названием «Летит ивовый пух», списки стихов ходили по городу, и многие любители поэзии пытались подражать им. Мой друг Чжан Сянь-хань, из Уцзяна, был старинным приятелем Лэн-сян, как-то он принес мне ее поэму и попросил что-нибудь написать в ответ. Я решил показать свое искусство и в ответ написал стихи. Были там такие строки: