Игорь Аверьян - Из глубины багряных туч

• Название: Из глубины багряных туч
• Автор: Игорь Аверьян
• Издательство: Издательство им. Сабашниковых
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5824201080

Современная жизнь кипит на страницах прозы Игоря Блудилина-Аверьяна. Его герои — школьник, шофер, профессор, аспирант, бизнесмен, художник, артист, студент — бьются над загадкой тайны жизни, над поисками Абсолюта, духовных корней и основ нашего бытия.

В романе «Из глубины багряных туч» Совесть восстает против Преступления; борьба сил Добра и Зла в душе человека облечена в острый, захватывающий сюжет.

---

Я вгляделся. Непонятное, не уловленное глазом движение — то ли разрежение, то ли сгущение темноты — возникло возле дивана; когда я вгляделся, мне показалось, будто кто-то копошится там; я ничего не видел, кроме дивана и книжных полок над ним, и в то же время видел это копошение! Что за чертовщина, вскричал я про себя и сразу одернул себя и призвал: думай! Мне вспомнились вчерашние промельки розового платья Толстухи Маргрет в моем аппартаменте; эти копошения и вчерашние промельки неуловимо походили друг на друга. Я вглядывался в мутный полусвет-полутемень и отчетливо видел пухлую диванную спинку, каждую тугую складку обивки, корешки книг, плотно одна к другой стоявших на полках. Кто-то словно ходил там, возле дивана, трогал книги… пыль, что ли, вытирал там… Я сделал еще шаг. Копошение, движение — уже вокруг меня, по всему пространству комнаты, не только возле дивана — убыстрилось, нарастилось, будто взвихрилось. На мгновение вдруг знакомо блеснули очки лорда Эл — словно он прошел мимо меня, от стола к полкам. Думай, думай! Наблюдай!

Я решительно прошагал к столу. Ничего не произошло. Комната по-прежнему полнилась беззвучным движением, копошением, мельканием. Я отважно включил свет настольной лампы — под классическим зеленым стеклянным колпаком. Немедленно я увидел перед собою на столешнице рядом с моими руками руки лорда Эл, бархатные обшлага рукавов его стеганого халата, белоснежные манжеты с золотыми запонками, с малахитами в них. Запонки и манжеты я увидал — не увидал только пальцев: словно фокус сбился, и видение рук его сошло на нет; по снованию запястья походило, что лорд Эл что-то писал. На диване я увидел вальяжно расположившегося джентльмена в темной дорогой паре, со смеющимся морщинистым лицом, которого сразу узнал: это был американец Магнус Фейн, непримиримый противник лорда Эл и мой во всем, что касалось (-n) — мерных Т-функций; я пошевелился, и все переменилось: исчезли руки лорда Эл, исчез Фейн, вместо него возле полок терлась Толстуха Маргрет в розовом платье и метелкой смахивала с них пыль… Любезный читатель, это не были призраки! Упаси меня и вас Бог от таких плоских благоглупостей; это было что-то оптическое; все эти зыбкие видения, силуэты, очертания, фигуры складывались из мельчайших, переливающихся под электрическим светом пылинок-кристалликов или чего-то в этом роде и распадались при малейшем моем движении, при малейшем изменении положения моего тела в пространстве, то есть при малейшем изменении угла зрения, на микрон! — но светящиеся всеми цветами радуги пылинки-кристаллики моментально организовывались в другие движущиеся силуэты и фигуры. Стоило наклонить голову на этот микрон — и все менялось. Предо мной мелькали лица — множество лиц, среди которых иногда попадались знакомые по цеху; чаще всего я видел читающего или листающего книгу лорда Эл на диване и у полок или его руки на столе рядом с моими руками, то есть я как бы сидел на его месте; двигалась Толстуха Маргрет, вытирала пыль, поливала из леечки фикус…

Я уже дотюмкал, что я вижу обрывки того реального, что происходило в этой комнате в прошлом. Несколько раз мелькнуло милое холено-румяное личико юной Дженнет; однажды она даже посмотрела прямо мне в глаза: она стояла спиной ко мне в белом шелковом домашнем халатике, опершись коленом на диван, брала с полки книгу и оглянулась на меня (разумеется, на того, кто когда-то сидел на моем теперешнем месте), что-то спросив…

Я сделал то, что в общем-то совсем не приличествует делать порядочному человеку: я заглянул в ящики стола. Они оказались пусты; тени лежавших там предметов и бумаг неприятно мелькали перед глазами, но ничего там не было.

Выскочив в коридор, я наткнулся на Дохляка с пылесосом в руках и на щекастую Толстуху Маргрет; она волокла в руках узел с чем-то мягким. При виде меня они оба остановились как вкопанные; гнев, растерянность, отвращение ко мне, Бог знает что еще одновременно исказили их несимпатичные, отталкивающие физиономии.

— Посторонние сюда не ходят, сэр! — проквакал Дохляк. — Таково было завещание милорда! Вы можете под суд попасть!

Я с наслаждением послал его.

В тире, где я положил на место украденный давеча пистолет, из нескольких асимметричных дверей я наугад попал на нужную и сразу выбрался в холл. И здесь, как и везде в доме, царила притемненность. Брамс едва слышался… Приглушенный свет нескольких светильников на стенах не высвечивал даже готических сводов потолка, который пропадал, невидимый, в темноте. В обстановке фойе было что-то средневековое.

Огромная входная дверь оказалась запертой. Я несуетливо, вполне деловито, отправился по полукруглому периметру холла. Одно из стрельчатых окон мне понравилось больше других; я попробовал открыть раму; она открывалась не по-английски — вертикально, а по-человечески — на петлях.

Чтобы избежать случайностей, я, наспех пообедав в ресторане, спустился в reception и забрал деньги, те самые десять тысяч долларов, обращенные в фунты, которые мне заплатила Сорбонна. Как только я закончу эти Записки с того света (а до этого уже недолго), я деньги через Western Union отправлю Рите в Москву; ей же пошлю и записки, почтой DHL. Все черновые материалы по Т-преобразованию я, вернувшись в номер, собрал и рассортировал в порядке, в котором Савва разберется. Монография будет им дописана, и остальную часть гонорара получит он. А эти десять тысяч я честно заработал.

Вонь становится невыносимой. Голова раскалывается.

Weiter, weiter!

Никакого труда не составило покинуть дом Дженнет через окно. Я спрыгнул на упругий травяной газон. Огромный пес беззвучно ринулся на меня из темноты, но я даже испугаться не успел: в пяти метрах от меня пес столь же стремглав, лишь на миг замерев, развернулся и бросился от меня опрометью, мотая напряженным шерстистым хвостом, прочь в непроницаемую ночь столь же беззвучно, как и появился.

Ночь вокруг меня освещалась лишь скудным отсветом лампионов из окна фойе; появление громадного сенбернара выглядело мистическим — для слабонервных, не для меня. Мне все уже было «по хрену метель», как выражается Савва Арбутов. Мне кажется, что, если б пес бросился на меня, я бы попросту задушил его — такое настроение владело мною.

Не оглядываясь и не медля, хотя и не торопясь, я устремился прочь от дома, от тихой последней пристани, где стараниями лорда Эл и моими заканчиваются все пути… Я легко нашел ворота, которые были еще не заперты — наверное, их оставили открытыми для нашего с Саввой отъезда. Из темноты навстречу мне шагнул чей-то силуэт, показавшийся мне огромным. Спустя секунду я узнал Джереми.

— Милорд говорил мне, что вы придете, сэр… — сказал он.

— Ну да… мне же надо было получить наследство… — осторожно пробормотал я в ответ, не зная, что могло означать появление Джереми.

— Боюсь, он имел в виду другое, сэр… В общем, он просил меня передать вам, чтобы вы были внимательней, когда вскроете портфель… и потом, позже, когда вы примете решение… чтобы вы обращались аккуратно с тем, что вы там обнаружите.

— Какое решение? — вскрикнул я.

— Не знаю, сэр. Вы должны принять какое-то решение. Он предупреждал, что вы захотите скрыть свой уход от мисс Дженнет. Больше я ничего не знаю.

— Прощайте, Джереми, — сказал я почти против воли, уловив, что пора уходить.

— Прощайте, сэр…

По памяти (видел с горы Калфридж) я помнил, в какой стороне от Ходдесдон-хауса лежал Батсуотер; асфальтовая дорога, однако, вскоре свернула в сторону. Тем хуже для дороги, сказал я себе и не раздумывая пустился напрямую через поле.

Спустя некоторое время, вышагивая таким образом в дымчато-мутном свете луны (она показалась на небе, как только я вышел из ворот), я обнаружил, что мое лицо мокро; оказывается, я плакал.

Рита, милая, я плакал. Слезы текли неудержимо, и это раздражило меня. Но я ничего не мог с этим поделать. Я уже догадывался, что в портфеле лорда Эл меня ждет что-то, после чего все рухнет; вся окружающая меня жизнь и люди, даже эта Дженнет, из-за предстоящего мне разом вдруг опротивели, сделались ненужными, помехой. Недаром же всякий раз сэр Джосайя умолял меня не открывать никому, над чем мы работали с ним.

В темноте (луна вскоре скрылась за облаками) я не видел, где я иду, земля под ногами, сначала мягкая, вскоре сменилась на каменисто-бугристую, покрытую мелкими и жесткими кустиками. Разумеется, я немедленно вообразил, что вторгся на вересковую пустошь, без которой не обходится ни один порядочный английский роман. Я думал о портфеле и о разгаданной тайне лорда Эл. Во мне звучала странная, величественная музыка, сродни органной; но я, в отличие от простоватого Слокенбергия, кажется, уже знал, чьи пальцы касались клавиш и чья рука раздувала мехи…

Я добрел до отеля, когда начало уже светать: в начале восьмого. Перед подъездом, на стоянке для отельных автобусов, я увидел черный «роллс-ройс»: кэб из Ходдесдон-хауса.