Нельсон Гудмен - Способы создания миров

• Название: Способы создания миров
• Автор: Нельсон Гудмен
• Жанр: Философия

Впервые на русском языке опубликован сборник работ одного из крупнейших американских философов второй половины XX века, представителя аналитической традиции, Нельсона Гудмена.

---

Лучшее, что мы можем тут сделать — это определить виды терминов, словарь, который он должен использовать, попросив его описывать то, что он видит, в перцептуальных или феноменальных терминах, а не в физических. Действительно ли в результате мы получим другие ответы или нет, но это прольет совсем другой свет на то, что происходит. Сама необходимость определения тех инструментов, которые нужно использовать при формировании фактов, делает бессмысленным любое отождествление физического с реальным и перцептуального с всего лишь видимым. Перцептуальное не в большей степени является полуискаженной версией физических фактов, чем физическое — крайне искусственной версией перцептуальных фактов. Если мы склонны говорить, что "и то, и другое — версии одних и тех же фактов", то это не в большей степени подразумевает наличие независимых фактов, версиями которых является то и другое, чем сходство значений двух терминов подразумевает существование некоторых объектов, называемых значениями. «Факт», как и «значение» — синкатегорематичный термин, поскольку факты, в конце концов, очевидно фиктивны.[81]

Классический пример здесь снова дают различные версии физического движения. Зашло ли солнце на закате или поднялась земля? Солнце вращается вокруг земли или земля вокруг солнца? В настоящее время мы беспечно обращаемся с тем, что когда-то было жизненно важной проблемой, говоря, что ответ зависит от системы отсчета. Но здесь опять, если мы говорим, что геоцентрическая и гелиоцентрическая системы — это различные версии "одних и тех же фактов", то наш вопрос скорее не в том, чем являются эти факты, а в том, как должны быть поняты такие фразы как "версии одних и тех же фактов" или "описания одного и того же мира". Это варьируется от случая к случаю; так, геоцентрическая и гелиоцентрическая версии, заключая об одних и тех же специфических предметах — солнце, луна и планеты — приписывают этим предметам очень разные движения. Однако, мы можем говорить, что эти две версии имеют дело с одними и теми же фактами, если мы подразумеваем этим, что они не только говорят об одних и тех же предметах, но также и регулярно взаимно переводимы. Как значения исчезают в пользу определенных отношений между терминами, так и факты исчезают в пользу определенных отношений между версиями. В данном случае отношения сравнительно очевидны; иногда они намного более уклончивы. Например, физические и перцептуальные версии движения, о которых мы говорили, несомненно имеют дело не с одними и теми же предметами, а то отношение (если оно вообще присутствует), которое дает возможность сказать, что эти две версии описывают одни и те же факты или один тот же мир, не является отношением готовой взаимопереводимости.

Упомянутые физические и перцептуальные мировые версии — всего лишь две из обширного множества в науках, искусстве, восприятии и повседневном дискурсе. Миры создаются при создании таких версий словами, цифрами, картинами, звуками или другими символами любого рода в любой среде; сравнительное изучение этих версий и способов видения, а также их создания составляет то, что я называю критическим анализом создания миров. Я начал такое исследование в главе 1, а теперь должен очень кратко суммировать и разъяснить некоторые пункты этой главы прежде, чем перейти к дальнейшим проблемам, которые являются главной темой настоящей главы.

2. Средства и материя

То, что я говорил до сих пор, явно указывает на радикальный релятивизм; но на него накладываются серьезные ограничения. Готовность принимать бесчисленные альтернативные истинные или правильные мировые версии подразумевает не то, что все возможно,[82] что небылицы так же хороши, как быль, что истина больше не отличается от лжи, но только то, что истина должна пониматься иначе, нежели соответствие некоему готовому миру. Хотя мы делаем миры, делая их версии, все же мы вряд ли преуспеем в создании мира, складывая символы наугад, больше, чем плотник, делающий стул и скрепляющий наугад куски дерева. Множественные миры, которые я допускаю, суть действительные миры, созданные их истинными или правильными версиями и отвечающие им. Возможным или невозможным мирам, предположительно отвечающим ложным версиям, нет места в моей философии.

То, какие миры должны быть признаны действительными — совсем другой вопрос. Хотя к нему имеют отношение различные аспекты философской позиции, все же даже те представления, которые кажутся строго ограничительными, могут признавать бесчисленные версии одинаково правильными. Например, меня иногда спрашивают, как мой релятивизм может сочетаться с моим номинализмом. Ответ прост. Хотя номиналистическая система говорит только об индивидах, запрещая всякую речь о классах, за индивид в ней может приниматься что угодно; то есть номиналистический запрет направлен на расточительное распространение сущностей вне любого выбранного основания индивидуации, но он оставляет выбор такого основания совершенно свободным. Номинализм сам по себе таким образом разрешает изобилие альтернативных версий, основанных на физических частицах или феноменальных элементах, или обычных вещах, или на чем бы то ни было еще, что принимается за индивиды.[83] Ничто здесь не мешает любому данному номиналисту предпочесть по другим основаниям некоторые из систем, таким образом признанных допустимыми. Напротив, типичный физикализм, например, проявляя расточительность в платонистских инструментах, которые он предоставляет для бесконечного порождения объектов, допускает только одно правильное (даже если все же неустановленное) основание.

Таким образом, хотя физикалистская доктрина "никакого различия без физического различия" и номиналистическая доктрина "никакого различия без различия индивидов" звучат похоже, они заметно отличаются в этом отношении.[84]

Вместе с тем, в этом общем обсуждении создания миров я не накладываю никаких номиналистических ограничений, поскольку я хочу учесть различие во мнениях относительно того, какие миры являются действительными.[85] Далеко недостаточно удовлетвориться просто возможными мирами. Платоник и я можем не согласиться относительно того, что делает мир действительным, в то время как мы согласимся в отклонении всего остального. Мы можем не согласиться в том, что мы принимаем за истину, в то время как мы согласимся, что ничто не соответствует тому, что мы принимаем за ложь.

Утверждение, что миры создаются их версиями, часто вызывает раздражение — и в силу своего неявного плюрализма, и в силу своего игнорирования того, что я называл 'чем-то беспристрастным в основе'. Позвольте мне, насколько это в моих силах, вас успокоить. В то время как я подчеркиваю многообразие правильных мировых версий, я ни в коем случае не настаиваю, что существует много миров — или вообще какой бы то ни было мир; поскольку, как я предположил ранее, на вопрос, являются ли две версии версиями одного и того же мира, есть столько хороших ответов, сколько есть хороших интерпретаций слов "версии одного и того же мира". Монист всегда может заявить, что двум версиям достаточно быть правильными, чтобы считаться версиями одного и того же мира. Плюралист всегда может ответить вопросом о том, чем является мир помимо всех своих версий. Возможно, лучший ответ дает профессор Вуди Аллен, когда пишет:[86]

Можем ли мы действительно 'знать' вселенную? Боже, да в Чайнатауне и то трудно не потеряться. Вопрос, однако, в том, есть ли что-нибудь там, снаружи? И почему? И обязательно ли от этого должно быть столько шума? Наконец, вне всякого сомнения, одна из характеристик 'действительности' состоит в том, что в ней недостаточно сущности. Не то чтобы в ней вообще не было никакой сущности, но недостаточно. (Действительность, о которой я здесь говорю, та же, что описана Гоббсом, но немного меньше.)

Суть этого сообщения, насколько я понимаю, просто такова: не обращайте внимания на сознание, сущность не существенна, а материя неважна.[87] Мы добиваемся большего успеха, сосредотачиваясь на версиях, чем на мирах. Конечно, мы хотим различать имеющие и не имеющие референцию версии, хотим говорить о вещах и мирах, если таковые вообще имеются, как о предметах референции; но эти вещи и миры, и даже материал, из которого они сделаны — материя, антиматерия, сознание, энергия и так далее — сами изготовляются версиями и изготовляются наряду с версиями. Факты, как говорит Норвуд Хэнсон, теоретически нагружены;[88] они настолько же теоретически нагружены, насколько, как мы надеемся, фактически нагружены наши теории. Или, другими словами, факты — маленькие теории, а истинные теории — большие факты. Это не означает, я должен повторить, что к правильным версиям можно прийти случайно или что миры построены на пустом месте. Мы начинаем, в любом случае, с некоторой прежней версии или некоторого прежнего мира, который у нас на руках и с которым мы имеем дело до тех пор, пока у нас не появится достаточно решимости и навыков, чтобы переделать его в новый. Ощущаемое упрямство фактов — отчасти лишь власть привычки: наше устойчивое основание действительно беспристрастно. Создание миров начинается с одной версии и заканчивается другой.