Лэнс Армстронг - Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни

• Название: Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни
• Автор: Лэнс Армстронг
• Издательство: Издательство: Попурри
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: ISBN 985-483-327-5, 0-425-17961-3

Лэнс Армстронг — американский велогонщик, шестикратный победитель «Тур де Франс» — о своих достижениях в спорте и о том, как ему удалось преодолеть смертельное заболевание. Это книга для заядлых болельщиков и для тех, кто ненавидит спорт, для велосипедистов и для тех, кто последний раз садился на велосипед в детстве, для больных раком и для абсолютно здоровых. Она для всех, кому когда-либо приходилось преодолевать трудности… Она не только о велоспорте. Она о душе.

---

Когда горы расступились перед предпоследним подъемом, мне удалось сбросить с колеса Цулле и переместиться на вторую позицию. Но догнать Эскартина, который выигрывал 2 минуты, надежды было мало. На последнем подъеме я выбился из сил и смирился. Я почти ничего не ел с самого завтрака. Я отвалился от лидеров и финишировал четвертым. Эскартин стал победителем этапа и переместился на второе место в генеральной классификации, уступая мне 6:19. Цулле отставал от меня на 7:26.

Вскоре после того, как я пересек финишную линию, ко мне подошел один французский журналист: появились слухи, что одна из моих допинг-проб оказалась положительной. Само собой, это была утка. Я пришел в гостиницу, прорвался через толпу крикливых репортеров и созвал еще одну прессконференцию. Все, что я мог делать, — это объявлять о своей невиновности каждый раз, когда газеты поднимали новую волну спекуляций, — а это происходило каждые три-четыре дня.

«Le Monde» опубликовала статью, где говорилось, что проба на допинг показала в моей моче следы кортикостероидов. Я пользовался кортизоновым кремом для обработки потертостей от седла — и этот крем я, как положено, предъявил организаторам «Тура» еще до начала гонки. Организаторы немедленно выпустили бюллетень, подтверждающий мою невиновность. «Le Monde» хотела устроить новое допинговое разоблачение и поэтому прицепилась к крему для кожи».

Нескончаемые нападки прессы расстроили и деморализовали меня. Я потратил столько сил и заплатил такую высокую цену, чтобы вернуться в спорт, а теперь все эти усилия могли пойти прахом. Я пытался бороться со слухами честно и открыто, но, похоже, ничего из этого не вышло.

Я начал кое-что замечать. Люди, которые шептались и писали о том, что я использую допинг, были теми же самыми людьми, которые во время моей болезни говорили: «Ему конец. Он больше никогда не сядет на велосипед». Это были те же самые люди, которые, когда я хотел вернуться, сказали: «Нет, мы не собираемся давать ему шанс. Он никогда ничего больше не покажет».

А теперь, когда я был лидером «Тур де Франс», ехал в желтой майке и все ближе подбирался к победе, эти же самые люди взялись за старое. «Это невозможно, — говорили они. — Так не бывает. Он не мог этого добиться. Что-то тут не то. Должно быть какое-то другое объяснение. Слишком это все подозрительно». Все эти пессимисты упорно гнули свою линию.

Хорошо, что я не послушал их, когда болел. Особенно больно мне было видеть, с каким подозрением относятся ко мне французские журналисты. Я жил во Франции и любил эту страну. После прошлогодних скандалов на «Туре» некоторые ведущие гонщики предпочли в 1999 году вообще не показываться во Франции, но я этого не сделал. В то время как другие боялись надоедливого внимания полиции и проверок со стороны официальных властей, я тренировался там каждый день. Во Франции, как нигде в мире, можно было «залететь» на использовании стимуляторов, но все свои весенние старты я провел во Франции и к «Туру» готовился тоже там. По французским законам местная полиция могла ворваться в мой дом в любое время. Им не нужно было спрашивать разрешения или стучаться. Они могли рыться в ящиках моего стола, обшаривать мои карманы, обыскивать мою машину и делать все, что им захочется, без какого-либо ордера или разрешения.

Я сказал журналистам: «Я живу во Франции. Весь май и июнь я выступал и тренировался во Франции. Если бы я пытался что-то скрыть, то уехал бы в другую страну».

Но этого они не написали и не напечатали.

На следующий день мы штурмовали, возможно, самую легендарную гору на трассе «Тура» — Турмале (Col du Tourmalet). Дорога к вершине представляла собой подъем длиной более 14 километров. Это был наш последний большой подъем проверка сил. Мы знали, что и на этот раз станем объектом непрестанных атак. К этому моменту наг уже надоело ехать первыми, закрывая от ветра тех, кто преследует нас сзади. Но если мы сумеем удержать под контролем еще один день в горах, нас будет трудно лишить высшей ступеньки пьедестала Париже.

Как только мы доехали до подъема на Турмале, другие гонщики принялись наступать нам на пятки. Мы держали высокий темп, стараясь ослабить атакующих, и за 8 километров до вершины начали ускоряться. Французский горный король, Виранк, поравнялся с Кевином и сердито поинтересовался: «У тебя что, с головой не в порядке?» Кевин ответил, что у него все в порядке. Тогда Виранк спросил у Кевина, может, тот собрался идти «a block», то есть ва-банк. Кевин ответил: «Нет, может, это тебе пора пойти a block?» С этими словами Кевин переключился на более высокую передачу и оставил его позади. Всю остальную часть дня Виранк преследовал нас, кипя от злости.

Пока дорога шла в гору, Эскартин и я следовали друг за другом, как нитка за иголкой. Я внимательно следил за каждым его движением. На самом крутом участке он пошел в атаку. Я сразу же сел ему на колесо — то же самое сделал Цулле. На перевал мы въехали втроем, организовав что-то вроде персональной гонки. Оказавшись на верхушке горы, мы взглянули на расстилавшийся внизу плотный ковер облаков. На спуске вокруг нас сомкнулся туман, и дальше 3 метров мы уже ничего не видели. Погоня на высокой скорости по горной дороге в тумане, без ограждений — это, скажу я вам, занятие не для слабонервных.

Теперь моя главная задача заключалась в том, чтобы удержать главных соперников либо рядом, либо позади себя. Впереди замаячил второй подъем- Сулор (Col duSoulor). Эскартин атаковал снова, и я снова сумел усидеть у него на колесе. Мы преодолели еще одну окутанную туманом вершину, и теперь на трассе «Тур де Франс» осталась всего одна гора — Обиск (Col d'Aubisque), 7,5 километра крутого подъема. После Обиска нам останется только спуститься к финишу на скоростях, достигающих 110 километров в час.

Теперь впереди шла группа из трех человек, которые боролись за победу на этапе, а еще девять следовали за ними, проигрывая минуту и все еще надеясь занять место на подиуме. Среди последних были я, Эскартин и Цулле. Мне победа на этапе была не нужна. За 4 километра до финиша я решил обезопасить себя и позволить остальным решить исход этапа в спринте, а самому постараться избежать столкновений. У меня была только одна цель — отстоять желтую майку.

Я пересек линию финиша и спешился, основательно измученный, но довольный тем, что сохранил лидерство. Однако после пяти часов, проведенных на велосипеде, мне предстояло выдержать 2-часовую пресс-конференцию. Мне начало казаться, что пресса пытается сломить меня психологически и совершить то, чего соперники не смогли сделать физически. СМИ стали для меня таким же тяжелым испытанием, как рельеф трассы.

В тот день Международный союз велосипедистов обнародовал результаты всех моих допинг — анализов, которые, разумеется, оказались чистыми. Больше того, я получил бесценную поддержку со стороны организатора гонки, Жана-Мари Леблан-ка. «Победа Армстронга над болезнью вселяет в нас надежду на то, что «Тур» сумеет победить свою собственную болезнь», — сказал он.

Каким- то образом нам удалось отразить все атаки как на трассе, так и в стороне от нее, а также сохранить на моих плечах желтую майку. Мы выполнили задачу, победили в горах, и после трех недель и 3500 километров пути я лидировал в гонке с общим временем 86:46:20. На втором месте, с отставанием в 6 минут 15 секунд, шел Эскартин, а на третьем, уступая мне 7 минут 28 секунд, — Алекс Цулле.

Вожделенная для многих maillot jaune попрежнему оставалась на мне.

Как ни странно, но по мере приближения к Парижу я нервничал все больше и больше. Каждую ночь я просыпался в холодном поту и уже начал бояться, что моя болезнь вернулась снова. Так сильно я не потел, даже когда лежал в больнице. Я пытался убедить себя, что желание жить значит для меня намного больше, чем желание победить в «Тур де Франс», но к тому времени оба этих желания слились для меня в одно.

Я был не единственным человеком в команде, который так сильно нервничал. Наш главный механик боялся настолько сильно, что по ночам держал мой велосипед в своем гостиничном номере. Он не хотел оставлять его в фургоне, где тот мог стать легкой жертвой саботажа. Кто знает, на какие нелепые действия может решиться тот, что захочет лишить меня победы? В конце 17-го этапа, длинной ровной трассы до Бордо, какой-то псих прыснул в пелотон из баллончика со слезоточивым газом, и несколько гонщиков вынуждены были остановиться на обочине из-за сильных приступов рвоты.

Кроме того, существовала еще одна совершенно реальная угроза, способная помешать мне одержать победу в «Туре», — несчастный случай. Впереди меня ожидало последнее испытание — индивидуальная гонка на 57 километров во французском аналоге «Диснейленда», парке «Футюроскоп». В индивидуальной разделке могло произойти что-нибудь очень, очень плохое. Я мог упасть и сломать ключицу или ногу.

Я хотел обязательно выиграть разделку. Я хотел сказать свое последнее слово на дистанции, чтобы показать и журналистам, и распространителям слухов, что мне наплевать на все, что они обо мне говорят. Я покончил с пресс-конференциями (однако не с допинг-пробами; после 17-го этапа меня снова включили в список выборочной проверки). Попытка выиграть разделку была рискованной, потому что гонщики, которые стараются показать лучшее время, склонны принимать авантюрные решения, а это может привести к травмам — порой настолько серьезным, что приходится распрощаться с велосипедом.