Высоцкий Михаил - Башня Драконьей Кости

• Название: Башня Драконьей Кости
• Автор: Высоцкий Михаил
• Жанр: Юмористическая фантастика

"Бедный, бедный еврейский мальчик Моше… Сколько раз ему говорили: любопытство тебя до добра не доведет! Сунул свой длинный любопытный нос куда не надо, и оказался в Латакии. Стране Тысячи Замков, где вершат справедливый суд шираи и колдуют аршаины; где по улицам бродят кентавры и фавны, циклопы и хоббиты; где несут свой дозор Воины Пограничья, а на берегу моря прекраснейший из городов, Хонери, хранит величайшую загадку и неповторимое творение неизвестных богов - Башню Драконьей Кости"

---

Но я все равно не мог просто стоять и смотреть, как казнят надежду Латакии, великого воина и полководца, а кроме того - моего друга. Я должен был что-то делать, и, пока Яул зачитывал приговор, мы с Гобом начали пробиваться сквозь толпу к помосту.

Я не смотрел по сторонам. Я грубо расталкивал людей, потому что они были для меня не людьми, а стервятниками, собравшимися посмотреть на казнь великого человека. И, когда меня ухватила чья-то старческая рука, я грубо произнес:

- Отвали, старик! - и попытался скинуть ее со своего локтя, но у меня ничего не получилось.

- Эх, молодежь-молодежь… Совсем страх и совесть потеряли, никакого уважения к пожилым, - произнес хорошо знакомый мне голос. - А ведь это и твоя вина, сталбыть, тоже! Не смог своему ученику привить даже элементарные истины, вот из-за таких, как он, и обесценилось в последнее время гордое звание аршаина.

- Моя вина, - ответил другой голос, который я и через сто лет помнить буду. - Я думал, что Моше хоть что-то для себя уяснил, а он как был соплей зеленой, так и остался…

- Араршаин Жан-Але, - повернувшись, я постарался изобразить вежливый поклон, что не очень легко сделать в густой толпе, - я прошу прощения за свою грубость. Я был ослеплен гневом и желанием спасти ширая Иссу, и… Жан-Але, Ахим - почему? Я не знаю, как вы здесь оказались, но если мы все собрались вместе, мы можем попробовать спасти Иссу, и…

- Все не так просто, Моше, - грустно вздохнул старик. - Ахим, я был не прав - ты воспитал достойного ученика, который не стал спрашивать, как мы здесь оказались, а первым делом извинился, как и должен был поступить истинный шаин. Потому властью, данною мне, я провозглашаю тебя аршаином.

- Да это может и подождать, - отмахнулся я, только тогда заметив, что не только Жан-Але и Ахим. Все мои школьные учителя - аршаины Ли, Хармид Хомтрий, Фимар, Мало Поел, даже Лима, со своими неповторимыми зелеными волосами и похожими на щупальца руками - были тут. Им не нужно было маскироваться - они не были знамениты и ничем не выделялись из пестрой толпы жителей Хонери, собравшихся просто посмотреть на казнь.

- Жан-Але, Ахим - если мы все собрались тут, то можем напасть на магистров, вырвать у них из рук Иссу и скрыться. Я не думаю, что охрана сможет совладать с таким количеством опытных аршаинов, и…

- Не все так просто, Моше, - грустно покачал головой Жан-Але. - Не все так просто. Ты что, до сих пор не понял?

- Не понял что? - удивился я.

- Не в мятежных магистрах все наши беды. И не в "истинных стражах Латакии". Неужели ты думаешь, что Исса не смог бы сам сбежать из темницы? Или мы с радостью ждем его смерти? - спросил Жан-Але.

- Не отвечай, Моше, - остановил меня Ахим, - а лучше посмотри на Иссу внимательно. На него, на Беара, на Яула - скажи, что ты видишь? Нет, не так - не на поверхность смотри, а вглубь. Ты был одним из моих лучших учеников, у тебя это должно получиться.

Я тогда не понял, что значит "смотреть вглубь". Ахим этому никогда не учил, он имел ввиду явно не просто магическое зрение, а что-то другое. Я глубоко вздохнул. Что имел ввиду Жан-Але? Что на самом деле происходит? Я постарался увидеть все происходящее в другом свете, абстрагироваться от того, что два безумных мятежника собираются отрубить голову моему другу, что возбужденная толпа ждет этого мига. Мои глаза встретились с глазами Иссы - и ширай улыбнулся мне. Мне показалось, что я все понял.

- Обреченность. Это обреченность? - тихо спросил я.

- Не обреченность, - столь же тихо ответил Жан-Але, - а неизбежность. Исса прекрасно понимал, на что он идет, когда ехал в Хонери. Я говорил с ним. Он знал о ловушке, о том, что ему тут грозит верная смерть. Но это должно было произойти. Ты помнишь Предсказание, Моше?

- При чем тут… - начал было я, и тут же вспомнил, - "Найдет император на плахе покой…"

- Да. Магистр Воинов Пограничья и Багряной стражи Храма, ширай Исса найдет вечный покой на плахе. Это должно было произойти, и это произойдет - не сейчас, так потом. Не мятежные магистры станут его палачами, так ты, или я, или Ахим. Предсказание дает определенную свободу трактовки, но события, в нем описанные, произойдут, как бы мы все не старались обмануть судьбу. Исса знал, на что шел. Это был его сознательный выбор, а Беар с Яулом… Да, они сильны. Но не в них наша беда, Латакия умирает, а они - лишь слепые орудия судьбы.

- Тогда зачем вы здесь, если ничего нельзя изменить?

- Моше, ты так ничего и не понял, - горько вздохнул араршаин. - Мы собрались здесь как раз для того, чтоб этого не произошло. Чтоб Латакия устояла в грядущем катаклизме. Предсказание дает шанс на спасение, но те беды, что оно пророчит, свершаться в любом случае, как бы мы не пытались их предотвратить.

- Ущербная логика, - тихо, что только я его расслышал, буркнул за моей спиной Гоб, который все время разговора делал вид, что его тут не существует.

Я сейчас пишу дневник, и даже не знаю, прочитают ли его когда-нибудь. Но если это случиться, я хочу спросить, вы когда-нибудь стояли на казне друга? Нет, не лучшего друга. Я мало общался с Иссой, в школе Растерзала мы молча сидели рядом на занятиях и кивали друг другу головой в знак приветствия, а следующая наша встреча вообще происходила в обстановке, не способствующей дружественному общению. Исса стал моим другом заочно, я был наслышан о его боевых подвигах и заслуге в том, что этой зимой Латакия устояла и враги были задержаны. Я восхищался этим человеком, который действительно заслужил звания героя. А теперь ждал, пока его казнят. И ничего не делал. И другие мои знакомые тоже стояли рядом, и ничего не делали. И сам Исса молча слушал приговор, и тоже ничего не делал. Очень непонятное чувство. Правильно мне потом сказал Гоб: "Иссу не убили на площади, он уже был мертв". Для всех своих друзей и знакомых, даже для себя самого. Только я один тогда этого и не мог понять, все еще порываясь спасти человека, которым сам, добровольно, принес себя в жертву. Причем лишь потому, что "так велит Предсказание". Совершенно верно заметил Гоб, ущербная логика, "если судьбу нельзя изменить, то ее не стоит даже пробовать менять, потому что судьба неизменна". Но в чужой монастырь со своим уставом не ходит. Я бы мог, конечно, попробовать сам спасти Иссу, но тяжело спасать человека, решившего умереть. Вот и приходилось стоять и ждать, пока моему другу отрубят голову. "Отдавать последнюю честь герою", как назвал это Жан-Але, или "наблюдать за экстравагантным самоубийством", как обозвал то же самое Гоб.

Я не вслушивался в те слова, что читал Яул. Мельком долетали всякие обвинения в "угнетении трудового народе", "предательстве Латакии", "целенаправленном геноциде против собственного народа". И так было понятно, что Иссу обвинят во всех смертных грехах, а если сейчас случиться затмение, то и тут найдут его вину. Приговор был частью представления для толпы. Ни у кого не должно было быть сомнений, что казнят не народного героя, а главного предателя, по вине которого обрушились все беды последнего времени. Каждое слово обвинения было настолько лживым, что только бархатный, заволакивающий тихий голос Яула и мог заставить в его правдивость. На меня вся эта риторика не действовала, потому что я знал правду.

Потому я смотрел в глаза Иссе. То есть, конечно, нас отделяло добрых пятьдесят метров, но я глядел на гиганта и пытался понять, зачем он это делает? Генерал, главнокомандующий, знающий, что он сейчас нужен в войсках, идущий добровольно на позорную смерть… Для меня это до сих пор загадка. Может потому, что я - шмон, я гость Латакии, а Исса тут родился и вырос, и для него "очевидно", что оспаривать решение высших сил человек не имеет права. Я не знаю.

Когда Яул закончил читать приговор, над городом повисла тишина. Казалось, что никто вокруг даже не дышит. Я думал, что на этом все уже закончилось, и теперь произойдет сама казнь, но мятежные магистры решили, видимо, соблюсти некоторые формальности и хотя бы видимость законности происходящего.

- Осужденный Исса, - обратился к гиганту Яул, - ты имеешь право на последнее слово. Хочешь ли ты признать свою вину или и дальше будешь упорствовать в своей ереси?

Хороший ход. Что бы Исса не сделал - в любом случае это обернется против него самого. Промолчи он, начни оправдываться или обвинять Беара с Яулом - в любом случае в памяти свидетелей останется злодеем, который даже на пороге смерти не захотел покаяться.

- Да, я скажу свое последнее слово, - ответил гигант, и усмехнулся.

Исса бросил взгляд на толпу. Я не знаю, может мне показалось, теперь этого уже не узнать никогда, но было такое чувство, что он смотрит точно на меня. Не на Жана-Але, не на Ахима, не на Гоба, не на учителей магической школы или граждан Хонери, а на меня. И слова его были обращены как будто лично мне.

- Я не виню Беара и Яула в своей смерти, - сказал он. - Они лишь слепые орудия, мы же не можем обвинять меч, попавший в руку врага. Я не испытываю к ним злости и не жажду отмщения, как не жаждут отмстить иссушающему солнцу или холодной зиме. Я прощаю их искренние заблуждения, как прощают родители детей, несмышленых, но все равно родных. Да будут свидетелями моих слов все тридцать шесть богов, я никогда не предавал Латакии, так не предам же я ее и в этот раз, призывая к братоубийственной войне. Я ухожу в тяжелый час для моей родины, когда сами небеса ополчились на землю, и я не стану брать на свою душу грех, призывая проливать чужую кровь. Я ухожу, но я верю в тех, кто остается - я верю, что Латакия будет спасена, и вновь над нашими головами будет безоблачное небо. Над вашими головами. Я ухожу с чистой совестью, как человек, который достойно прожил свою жизнь, как ширай, который верой и правдой нес свою службу. Мое время прошло, мой долг в этой жизни исполнен. Я не боюсь смерти, потому что умираю во имя родины. Слава Латакии, слава тем, кто готов взять на себя тяжкую ношу спасения нашей родины!