Майкл Грубер - Тропик ночи

• Название: Тропик ночи
• Автор: Майкл Грубер
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-33687-6

На самом деле Джейн Доу антрополог и эксперт по шаманизму. Но сейчас она никто, просто тень. Разыграв собственное самоубийство, она живет под вымышленным именем в Майами вместе с больной маленькой девочкой, которую подобрала на улице.

В Майами происходит серия ритуальных убийств, из-за которых город находится на грани паники. Расследованием занимается детектив Джимми Паз, которому удается разыскать свидетелей, находившихся на месте преступления. Но они все как один ничего не могут вспомнить. Паз приходит к малоутешительному выводу — на них просто наложили заклятие.

К собственному сожалению, он оказывается прав, ведь события в современном цивилизованном городе все больше напоминают адский коктейль из смеси заклинаний африканских колдунов и магии вуду.

---

Дом правительства на острове Лагос, охраняемый испуганными на вид вооруженными юнцами в зеленой униформе. Ола нервничает, что-то быстро говорит насчет того, что бывал здесь и раньше, но я его не слушаю, хоть это, может, и глупо, а просто вхожу в офис полковника Мусы. Кондиционеры, дорогая мебель, пальмовые циновки на стенах. Я говорю, что мне нужно видеть полковника. Полковник толстый и увешанный медалями, очевидно, за исполнение служебного долга — доблестные убийства беспомощных граждан. Откинувшись в большом кожаном кресле, он чистит ногти ножиком из слоновой кости, предназначенным для распечатывания писем. Законченный образ бездельника. У. стоило бы ввести этого типа в свои записки. Полковник заявляет, что наше снаряжение задержано из-за необходимости судебного разбирательства. Несет абсурд по поводу изготовления порнографии, которую правительство строго преследует.

Не давая себе труда возражать по поводу этой чуши, требую разрешения осмотреть снаряжение на складе. Полковник отказывает. Ясно как день, что он хотел получить более крупную взятку. Ублюдок задержал погрузку снаряжения и, возможно, уже его продал. Я обвиняю его в этом, он начинает орать, грозит кулаком, утверждая, что я оскорбила честь нигерийской армии, это серьезное преступление, за него полагается тюрьма. Я говорю, только попробуй, гад. Он начинает орать на языке, который я не понимаю, скорее всего, это хауса. Входят четыре солдата, выталкивают нас за дверь и выпроваживают на улицу. В потасовке получены ушибы, красивый костюм Олы тоже пострадал: на коленке дыра, лацканы оборваны. У., как ни странно, находится в радостном возбуждении, уверяет, что я устроила ту еще сцену! Я пинаю его в лодыжку, сажусь в машину и пребываю в полном молчании до тех пор, пока мы не подъезжаем к зданию главного почтамта. Прошу остановить машину и выхожу, чтобы позвонить отцу.

Он очень подавлен положением дел в фонде, который уходит из рук семьи Доу, но мысль о том, что его разграбят, отцу невыносима. Я рассказала о происшедшем, отец сообщил, что позвонит Хэнку и дяде Биллу и они уладят дело.

Когда я вернулась в машину, У. спросил меня, дозвонилась ли я отцу. Я коротко ответила, что да, дозвонилась. У. отпустил несколько шуточек. К чему это?

Вернувшись в Ябу, я сразу поднялась к себе в комнату в полном упадке сил, а Ола Соронму и У. отправились чего-нибудь выпить. Когда У. вернулся, я была с ним очень холодна. Он опьянел, изображал невероятное обаяние, точь-в-точь как перед мамой в Сайоннете. Маме нравится общение с обаяшками под хмельком, а мы с папой на таких не реагируем. Но мамы в Лагосе нет, а мне его обаяние нравилось чем дальше, тем меньше. У. старался быть легкомысленным и сексуальным. Заявил, что хороший секс очистит воздух. Это была последняя капля в чаше моего терпения, и я заорала на него что было сил. Как смеет он намекать, будто тот, кто хочет добиться возвращения нашего снаряжения от продажного жулика, представителя режима, который убил и замучил больше чернокожих людей, чем ку-клукс-клан за все время своего существования, расист? Как смеет забывать о том, что тот же Муса обкрадывал местных жителей, в то время как мы дарим это оборудование нищему, голодному университету?

У. не остался в долгу и заявил, будто я не могу понять эту страну, потому что у меня белая кожа, якобы я привожу в смятение Олу своими неоколониалистскими принципами. И как смею я проводить по отношению к чернокожим дискредитированную политику европоцентризма?

Тогда в ход пошли весомые аргументы. Я запустила в него кувшином для воды, тазиком, настольной лампой, будильником и экземпляром «Йоруба в Юго-Западной Нигерии» У.Р.Баскома с воплем: «Кто ты такой, черт побери, и что ты сделал с моим мужем?» До сих пор я никогда ничем не швырялась и потому ни разу не попала в цель, только будильник разбился.

После чего я повалилась на кровать и разревелась — ни дать ни взять Скарлетт О'Хара,[42] черти бы ее унесли, персонаж, в которого У. меня превратил.

Мимо проходил Грир, и я позволила ему зайти. Я рассказала ему всю эту проклятую историю, и он был склонен дать мне несколько мудрых отеческих советов, спросил только, считаю ли я, что нам вернут наше снаряжение. Я сказала, что папа должен обратиться к моему дяде Биллу, вице-президенту Международного банка, и к Хэнку Шорру, своему старому партнеру в торговле, ныне главному финансовому администратору «Эксон», и те, видимо, сделают несколько нужных звонков. Я сказала, если мы после этого не получим своего снаряжения, то неоколониализм — полная чепуха, в чем мы можем письменно заверить его создателей. Он рассмеялся. Потом сказал, что сталкивался с этим раньше. Чернокожий американец приезжает в Африку со всей помпой: он вернулся домой, в дорогую его сердцу утраченную Гвинею. И тут он обнаруживает, что нет для него света в окошке. Люди смотрят на него и не замечают его черной кожи, которая определяла всю его жизнь. Они видят американца, у которого больше денег, чем снилось им в самых безумных снах, такого же, как все американцы. Но ведь я черный, говорит им парень, а они просто смотрят на него. И тогда до него доходит, что в Африке нет черных народов. У нас есть йоруба, хауса, ибо, фулани, га, фон, мандинка, догон и тофину и еще пара сотен других, но нет черных народов, за исключением, быть может, тех районов, где существуют значительные общности белых, как, например, в Южной Африке. Слушай, парень, ты желаешь отыскать корни? С Богом, но не жди, что тебя признают. Гвинеи нет, она ушла, и негритюд[43] тебе не поможет. Америка — твое государство, небеса — твое предназначение, а все прочее вздор. Так что игры вашего мужа выглядят для других забавой, не более, и боюсь, что его ждет разочарование.

Он сказал, что поговорит с У., я поблагодарила. Он взял в пальцы прядь моих волос, заправил ее мне за ухо и заметил: «Знаете, а ведь женщин с такими волосами, как у вас, продавали на рынке рабов в Алжире таким, как я».

Я сказала: «Да, были денечки», и мы оба рассмеялись.

14 сентября, Лагос

Сегодня во второй половине дня к нашему отелю подъехал большой военный грузовик, и солдаты выгрузили все наше снаряжение. Некоторые коробки были открыты, и оборудованием явно пользовались. У одного из компьютеров треснул монитор, а на его диск записано сто мегабайтов омерзительной порнографии.

Заметив У., взирающего на происходящее из окна вместе с Олой, я спросила, не хочет ли он помочь перенести снаряжение с улицы в дом. Он бросил на меня странный взгляд и отошел от окна. Возможно, он разочарован тем, что нам все-таки вернули снаряжение?

Глава девятая

— Дорис, это все, что я могу тебе рассказать, потому что больше ничего мы не знаем, — соврал Джимми Паз. — Вполне достаточно для грандиозной истории, и ты выиграешь еще один приз. Нет, мне не известно, что это дело рук психопата и серийного убийцы. Хорошо, согласен, он психопат, но насчет серии убийств никаких сведений нет. Ладно, берись за дело и печатай так: полиция ожидает, что он еще проявит себя. Ожидает беспомощно, так будет лучше.

Паз держал трубку в нескольких дюймах от уха, а Сезар, ученик повара, склабился, глядя на него. Джимми находился на кухне ресторана своей матери и звонил, как и обещал, Дорис Тейлор, криминальному репортеру. Была половина седьмого, время относительно спокойное на кухне, потому что только туристы едят так рано. Сам Сатана мог быть спущен с цепи в округе Дэйд, но люди все равно должны есть, а другие люди — на них готовить. Паз, который в Сатану не верил, удрал от Барлоу, как только смог, и явился сюда.

— Я понимаю, — сказал он спокойно. — Поверь мне, но… Где ты это слышала? Если ты узнала что-то важное, полагается сообщить об этом полиции. Нет, у нас нет никаких доказательств того, что совершено ритуальное убийство. Нет, разумеется, никто из членов семьи. Почему бы тебе не написать, что это сумасшедший, явный безумец? Нет, на меня ссылаться ни в коем случае нельзя. Я вообще не должен был с тобой говорить. Мне нужно идти, Дорис. Мое имя нельзя упоминать в газете. Я тоже люблю тебя, Дорис. Привет.

Паз повесил трубку и, повернувшись, увидел лицо матери. Ее взгляд он чувствовал спиной в последнюю минуту разговора. У Маргариты Паз был тяжелый взгляд, Джимми ощущал его на себе иной раз, когда находился за много миль от нее, и особенно часто в тех случаях, когда занимался тем, чего она явно не одобрила бы.

— С кем это ты болтал, повиснув на моем телефоне?

— Ни с кем особенным, мами, это был деловой разговор.

— Этот аппарат предназначен для моих деловых разговоров, а не для твоих. Ты собираешься идти на службу в этой нелепой одежде?

Она окинула его взглядом с головы до ног. Поваренок Сезар благоразумно ретировался к холодильнику, едва на пороге появилась миссис Паз.

Глаза сына и матери встретились. На одном уровне, так как у миссис Паз были на ногах туфли на платформе в четыре дюйма. Желтое платье, желтый бриллиант на пальце и красивый гребень в черных волосах. Воротник платья обшит кружевом ручной работы, на черной коже шеи блестел простой золотой крестик. Ее обычное вечернее одеяние.