Дана Посадская - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Дана Посадская
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-98408-048-6

Это — мир по ту сторону зеркала, по ту сторону добра и зла. Мир, где лев раздирает ягнёнка, у ангелов чёрные крылья, а люди — всего лишь игрушки в чьих-то холодных руках со стеклянными ногтями. На призрачных лицах горят окровавленные губы. Шуты и убийцы в белых перчатках, прячущие рты за веерами из траурного кружева. Всполохи черных свечей, над которыми пляшут летучие мыши, аромат могильных цветов и болотные огни. Мир ночи, хищников, теней…

---

— Значит, я сумасшедший. Я не в себе.

— Не в себе, — повторила она, как певучее эхо. Я смотрел на тугие бутоны её округлых локтей, на затейливое кружево пышных золотисто-каштановых локонов. На дне её неподвижных глаз что-то мелькало. Белое. Словно кости скелета. Рейчел. — Ты не в себе, это правда. Тогда ты ведь тоже был не в себе.

— Когда?

Она широко распахнула ресницы. Удивлённо, почти растеряно. Казалось, сейчас эта девочка жалобно спросит: «Где моя мама?»

— Как когда? Когда ты меня убил.

Я уцепился за стол, как за плот. Занозы вонзились мне в пальцы. Она равнодушно смотрела. Ей нравилось видеть мои мучения. Ей всегда это нравилось. Рейчел. Моя любимая Рейчел.

— Я не убил тебя. Это неправда.

Уголок её губ задёргался. Чёрт. Она надо мной насмехалась. Омерзительно. Больно. Чудесно. Рейчел. Моя любимая Рейчел. Нет, безумие, так не бывает. Моя Рейчел, моя жестокая Рейчел. Её ледяные глаза и серебристые волосы. И эта наивная кукла — вся в кружевах, завитках и воланах. Ножки в кристально-белых чулках свисали безжизненно с края высокого стула, не доставая до пола.

— Я не хотел убивать тебя, Рейчел. Это был просто несчастный случай. Мы поссорились. Мы ведь всё время ссорились. Я толкнул тебя. Это было нечаянно. Ты упала и сломала шею.

— И никто не узнал, что ты приложил к этому руку, — уточнила она.

— Никто. Но это не важно. Рейчел, я не могу с этим жить. Не могу это вынести. Рейчел.

— О, так ты, наконец, поверил, — усмехнулась она.

— Нет. Да. Не знаю. Должно быть, я, правда, сошёл с ума. Потому что я жить без тебя не могу. Ты вся моя жизнь. Рейчел. Любимая.

Я встал, потянулся к ней через стол, оступился и чуть не рухнул к её башмачкам, нависавшим над полом. Неужели я всё-таки пьян?

Она соскользнула со стула и аккуратно расправила платье.

— Пойдём, — равнодушно сказала она и протянула мне руку. Руку ребёнка в лайковой чёрной перчатке.

Я бережно принял её и покорно пошёл — точно слепой за поводырём.

На улице было темно до боли а глазах. Иногда фонари разрезали густой маслянистый мрак, точно тупые мутные скальпели.

Я плёлся за ней и слушал шаги её башмачков. Мягкий, округлый, лаковый звук.

Когда свет фонарей высекал её образ из темноты, я смотрел на её лицо. Его покрывали редкие капли веснушек — словно пятна золотого солнечного света на нетронутом белом снегу. В адском малиновом чаде бара я их не заметил.

Рейчел?

Люди мелькали где-то вдали — силуэты из чёрной бумаги. Мы были одни, очерчены ведьминским кругом.

Я нагнал её, резко схватил за плечи. Тугие и мягкие, точно подбитые ватой. Впервые с тех пор, как она подала мне руку, я ощутил её тело. Чужое детское тело.

— Как?

Она отстранилась, тихо смеясь. Этот заливистый смех был похож на реквием. Траурный марш, отбиваемый на треугольнике.

— Я просто очень хотела жить, — сказала она, раздвигая в улыбке мармеладные губы.

— Вселиться в ребёнка проще всего, — продолжала она деловито. Так маленькая девочка, играя, растолковывает что-то безмозглой кукле или плюшевому мишке. — Знаешь, она была очень слабой, эта девчонка. Даже смешно.

— Она умерла?

Чёрная ручка, облитая лайкой, заскользила рассеяно по очертанью щеки. Туда и сюда. Миниатюрные пальцы — как коготки. Туда и сюда. Жест Рейчел.

— Нет. Она ещё здесь, хотя и глубоко. Я её чувствую. Я как будто оккупировала дом, а она притаилась в подвале и только скулит от ужаса.

Я покачал головой:

— Ты — маленький демон, сбежавший из ада.

В ответ она очень серьёзно кивнула — будто послушный ребёнок, который прилежно внимает тому, что изрекают мудрые взрослые. Глаза были чистые, как у грудного младенца. Но где-то на дне я по-прежнему видел её, мою Рейчел. Она утопала в зрачках и тянула ко мне истощённые белые руки из чёрной болотистой заводи…

Рейчел. Я вспомнил её неподвижное тело — сплошные углы и острые грани, — на полировке паркета, среди неуместных солнечных зайчиков. Окаменевшая, твёрдая, мёртвая, как тот грязно-серый стакан на столе, застывший в вонючей луже вина. Её голова была плотно прижата к плечу, а облако светлых волос расплескалось по полу, словно дрожащее ртутное озеро.

Точно волосы были ещё живыми. А Рейчел была уже мёртвой. И я вместе с ней.

Я вырвался, как из ночного кошмара, из этого страшного дня, с его солнцем и полированным полом, и вновь посмотрел на свою провожатую. Она улыбалась, — как будто это она только что наслала пчелиный жалящий рой нестерпимых, незабываемых образов. Быть может, так всё и было. Не знаю. Но она улыбалась уже не по-детски, а цинично и холодно. Рейчел. Улыбка Рейчел. На детском лице с пуховыми щёчками эта улыбка была неуместной и страшной, как узловатый рубец или клеймо.

Одержимая. Маленький демон, сбежавший из адского пекла. Моя Рейчел. Моя любимая Рейчел.

— И что будет дальше?

Она повела небрежно плечами. Заплясали в мертвенном фонарном дурмане идеальные локоны, алый атласный бант.

— Я не знаю. Откуда я могу знать? Возможно, это всё ненадолго, и я скоро отправлюсь туда, где и должна находиться. Или я удержусь в этом теле и стану в нём жить и расти. Послушай, а вот это забавно. Лет через десять я стану красивой девушкой. А ты для меня окажешься старым.

— А сейчас?

— Что — сейчас?

Я осторожно встал перед ней на колени и стиснул её безвольные ручки в чёрных перчатках.

— Сейчас я для тебя не старый?

Я вдохнул аромат её неизменных духов и слащавый молочный запах ребёнка. Я зарылся лицом в облако кружев и кукольных локонов. На белом лице, заслонившем весь мир, глаза расползались винными пятнами.

Она разомкнула сжатые губы, и на меня резко пахнуло свежестью мяты. Мятная паста. Это было до блеска отмытое тело послушной маленькой девочки, чистившей зубы утром и вечером.

Я ощутил возле лица её мятный щекочущий голос.

— А я? Я для тебя не слишком молода?

Мои пальцы жадно впились в дебри её жгучих волос. Я неуклюже вцепился ртом в её губы — розового тёплого моллюска.

Я стиснул её, как будто желал раздавить. Я не знал, что творят мои одержимые руки, пока не услышал пронзительный треск разрываемой ткани, а её ноги не сжали до боли моё колено.

И в этот же миг Рейчел не стало. Она испарилась. Исчезла. Ушла в никуда. Ускользнула в свой ад, или ещё один Дьявол знает куда. Она снова, снова меня покинула. В моих деревянных объятиях бился и вырывался ребёнок — чужой, незнакомый. Девочка в белом разорванном платье, визжавшая, словно свинья во время заклания. В лицо мне летели жирные капли слюны и истеричных кипящих слёз.

Я зарычал и начал её трясти. Так же, как тряс в тот проклятый непоправимый день её бездыханное тело. Тело моей обожаемой Рейчел. Это неправда. Она не могла умереть. Не могла меня бросить. Я не хочу. Не могу. Верните её. Мне нужна она, мне нужна моя Рейчел!

Пронзительный вопль этой девчонки вспарывал уши, как ржавая бритва. Я ударил её по лицу — у меня под рукой точно лопнула кожа спелого персика.

Уходи! Умри! Ты мне не нужна! Мне нужна моя Рейчел! Будь ты проклята, дрянь!

Я вцепился в её тощую шею; из-под ногтей побежали багровые нити. Её голова нелепо болталась, как на шарнире. Вправо и влево, влево и вправо…

За спиной у меня послышался окрик. Какие-то руки схватили меня, оторвали от девочки, бросили оземь. Тяжёлый, как наковальня, сапог огрел меня по спине. Я взвыл, рванулся и побежал, петляя и спотыкаясь. Я разбивался о темноту, как о скользкие чёрные камни. Где-то вдали грохотала погоня. Я бежал от себя, от погони, от изувеченной маленькой девочки. Я бежал и бежал, а Рейчел смеялась; она хохотала, восторженно, дико, а свет фонарей был её волосами, паутиной волос, в которой я увязал, как муха… та муха в стакане… в загнивающей луже вина не дощатом столе… в баре…

… Меня, разумеется, ищут. Ещё бы. Я педофил, маньяк, извращенец. Возможно, даже детоубийца.

Не знаю, жива ли та сопливая маленькая дрянь. Мне всё равно. Какое мне дело. Я помню только лохмотья белого кружева, тонкую шею в тисках моих рук и тупые глаза, слепые от ужаса. Чужие глаза. Глаза, в которых не было Рейчел.

Я знаю, что должен быть осторожным. Я провожу каждый день в новом отеле. Но каждую ночь я забредаю в какой-нибудь бар на окраине. Я сижу и смотрю на нетронутый липкий стакан, засиженный мухами, будто мечтаю найти в вине ответы на все вопросы. Но я не пью. Я не могу больше пить.

Я выхожу и брожу без цели и смысла. Ползаю, как таракан, кругами, по высохшим венам пустых переулков, по площадям, на которых горят в лунном свете качели, хранящие сладкий молочный запах маленьких девочек.

Я ищу её. Я ищу маленькую девочку. Я ищу мою Рейчел.

Грязные стены — точно заплёваны. Бармен за стойкой смотрит мимо меня оловянными плошками глаз. Муха гниёт и разлагается где-то на дне моего стакана. Жирная чёрная муха.