Дана Посадская - Кинжал

• Название: Кинжал
• Автор: Дана Посадская
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-98408-048-6

Первая повесть из цикла «Тайны Черного рода».

---

Кошки тем временем, видя, что хозяйка пробудилась, начали одна за другой покидать свои места и, влюблённо мурлыча, собираться вокруг саркофага. Энедина милостиво опустила руку вниз, и усатые прихвостни в восторге принялись тереться головами о длань сиятельной владычицы, ревниво толкаясь и шипя друг на друга, точно угли, упавшие в воду.

— Матушка! — вскричала Белинда, — Вы опять всё путаете! При чём тут древний Шумер и императоры! Я здесь из-за духа инквизитора! Неужели вы забыли, что он сбежал?!

— Дитя моё, — строго сказала Энедина, — я никогда ничего не забываю, хотя в моём положении это не так-то просто. Конечно, когда тебя так грубо выводят из транса, сначала перепутаешь и воплощения, и измерения. Естественно, я помню инквизитора. Разве не я, после того, что он сделал с тобой, превратила его жизнь в кошмар? Каждую ночь он видел тебя во сне, и каждую секунду, и днём и ночью, в его лысой голове звучали вопли моих кисок. А потом, когда он не выдержал и повесился, разве не я сделала всё, чтобы он попал в наш замок?

— Прекрасно, матушка, — воскликнула Белинда, — только сейчас он сбежал, вселился в кого-то из обитателей замка и жаждет за всё отомстить!

— Я знаю. Но, дорогая, к чему же так волноваться. — Энедина по-кошачьи грациозно потянулась — игра антрацитово — чёрных волос в скупом трескучем мерцанье свечей, и белые узкие пальцы, точно когти, скребущие воздух…

— Ты же не думаешь, милая девочка, что он вселился в меня?

— Нет, матушка…надеюсь, что нет. Ну, вставайте, прошу вас! Пойдёмте вниз. Там все уже собрались… должны были собраться, — докончила Белинда с ноткой сомнения в голосе.

— Ну, хорошо. — Энедина вздохнула. — Дай руку, дитя моё, и помоги мне встать.

Белинда с готовностью протянула матери руку, та неожиданно легко поднялась, расправила плечи, крепко сжала запястье Белинды, — и в тот же миг они оказались в гостиной. Белинда успела лишь подивиться: как тело Энедины, почти не покидающее саркофаг, не утратило навыков перемещения?

8 Инквизитор

Как ни странно, в гостиной действительно были все. Даже Вивиана сидела, забившись в угол, и на её лице отчётливо читалась борьба между страхом и любопытством.

Мартин сидел, весь напружинившись и сверкая жёлтыми глазами. Театрально скучавшая Ульрика при виде Белинды стиснула губы и отвернулась. Люций бродил по комнате взад и вперёд с видом мученика, претерпевающего незаслуженно жестокие страдания. Тётушка Лавиния, по-прежнему уютно примостившись возле камина, ваяла очередную восковую фигурку — на коленях у неё скопилось уже пять. И, наконец, сам дядюшка Магус восседал в высоком кресле, как и пристало убелённому сединами главе Чёрного рода.

Увидев Белинду с Энединой, старый маг воскликнул:

— Ну, наконец-то! Все в сборе, можно начинать!

— Что начинать? — кисло осведомилась Ульрика.

— Помолчи, девчонка! — сурово прикрикнул дядюшка. — Сейчас не время! Говорить буду я!

— Подождите! — воскликнула Белинда.

Все посмотрели на неё, кто-то удивлённо, кто-то осуждающе: перебивать главу рода было не принято.

— Прошу прощения, дядюшка, — произнесла Белинда торопливо, — но я должна…

Она вскинула голову и скрестила руки на груди.

— Я должна сказать… Я чувствую тебя, инквизитор! Ты здесь, в этой комнате!

Ульрика презрительно фыркнула.

— Дешёвка, дорогая! Всем известно, что инквизитор в одном из нас! Ты просто блефуешь!

— Нет, Ульрика, — возразила Белинда. — Можешь не верить, меня это не трогает. Но я действительно чувствую… И, вообще, помолчи, я обращаюсь не к тебе… если, конечно, он не в тебя вселился.

— Я чувствую тебя, — продолжала она. — Мне самой странно, — я ведь разговаривала с каждым отдельно, и абсолютно ничего не ощутила. Впрочем, это вполне понятно. Тогда ты боялся себя выдать, инквизитор, поэтому и затаился. А сейчас, когда все собрались, и ясно, что ты среди нас, я ощущаю твою ненависть. Она дурно пахнет, она гниёт — так же, как гниют в могиле твои кости, инквизитор.

Белинда яростно тряхнула головой и рухнула в кресло.

— Интересно! — снова вступила Ульрика, нервно ломая пальцы. — Мы все под подозрением… и только Белинда в особом положении. Невинна, как дитя! И она этим явно рисуется!

— Помолчи, наконец! — взревел дядюшка Магус. — Благодаря этому особому положению Белинды мы только и можем спастись! А она из-за этого находится в особой опасности! Я хочу сказать, что Белинда не должна оставаться ни с кем из нас наедине. И ты, малышка, — он пальцем указал на Вивиану, — должна всё время быть рядом со своей госпожой! И вообще! Это касается не только Белинды! Мы не должны оставаться вдвоём с кем бы то ни было! Каждый может оказаться инквизитором! Ты Ульрика, должна переселиться в отдельную спальню!

— Но, дядюшка Магус!

— Не смей мне перечить! Вы и так проводите с Люцием вместе не так много времени. А он, полагаю, даже будет доволен! — Магус хихикнул. — Верно, мой мальчик?

Ульрика яростно вспыхнула.

— Далее. — Дядюшка Магус вцепился в бороду. Он явно не знал, что ещё сказать — Каждый должен помнить о магической защите! Хуже всего то, — он сердито нахмурился, — что нам очень сложно защищаться от силы друг друга…

— О, нет.

Это сказала Белинда — тихо и абсолютно спокойно… но все почему-то вздрогнули, — даже Энедина, восседавшая в позе египетской статуи, с пустым взглядом, устремлённым в никуда.

Глаза Белинды, расширились и потемнели, она неотрывно смотрела на стену. На атласных обоях, изъеденных временем, что-то проступало. Все замерли, читая возникавшие одна за другой кроваво-красные буквы. Латынь…

«Я здесь. Я в одном из вас. И я уничтожу вас всех».

Точка. Конец. Кровавая клякса — точно рана на грязных обоях. Все молчали — все взгляды неумолимо стянулись к этой алой язве, и заскользили вспять, по каждому знаку — снова и снова. В глазах всех, собравшихся возле стены, горели плевками багровые буквы…

И вдруг в комнате послышался смешок… и этот смешок был совсем не похож на добродушное утробное хихиканье дядюшки Магуса.

Никто ничего не сказал. Все лишь смотрели молча — то снова на надпись, то друг на друга.

Ты?

Ты?!

Наконец, Белинда разорвала душную завесу подозрительного злобного молчания.

— Замечательно! — воскликнула она — почти весело, но на щеках у неё танцевали пунцовые пятна, а глаза стеклянно блестели. — Браво! Он уже так лихо управляется силой! Какой талант! И к тому же испортил обои!

Она сделала резкое движение рукой, — и надпись исчезла. А Белинда стала лихорадочно тереть ладонь, будто та была чем-то запачкана.

— Ну что ж, — объявила она азартно, — карты на стол, инквизитор! Моя сила против твоей. Победит один — либо ты, либо я. Третьего не дано. Не так ли?

На только что очищенной стене вновь появились алые буквы. Но на сей раз надпись была лаконичной:

«Так».

9 Сон

Площадь была залита густыми маслянистыми лучами полуденного солнца. Она стояла, там, на этой площади, задыхаясь от дыма и песочного зноя — стояла в сером позорном балахоне, тощая, грязная, измученная пытками, привязанная к сучковатому столбу колючей грубой верёвкой. Рыжий огонь, разгораясь, гудел у её босых ног.

Она расхохоталась.

Сквозь пелену едкого дыма она увидела, как исказились лица зевак на площади. Прежде им не доводилось видеть, чтобы ведьма, сжигаемая на костре, смеялась — и не истерично, не безумно, а звонко и весело. Впрочем, естественно: не подозревая о том, они впервые присутствовали при сожжении настоящей ведьмы, а не какой-то оклеветанной несчастной.

Огонь поднимался — неотвратимо, как приливная волна, несущая боль и разрушение. Но она сама — разве в её искалеченном теле не таится такая же тёмная сила, способная мучить, терзать, забавляться, обращая в пепел и прах? Разве она — не огонь?

Пламя достигло её груди, туго спелёнутой крест-накрест. Ею всё так же владел безудержный смех, вместо стонов и криков боли, которых так жадно ждала толпа. Этот смех был искренним, как у ребёнка, который резвится в прохладном ручье в жаркий июльский полдень.

Огонь взлетал ввысь, целовал её губы, — и она принимала его в себя — как вино, как кровь, как жизнь, как любовь, как свободу.

Страх, владевший людьми на площади, разрастался, точно грозовая туча. Её ни на миг не смолкающий смех повергал их в трусливое липкое оцепенение.

Она поискала глазами инквизитора. Он видел — он слышал — он был охвачен нестерпимым страхом, как она — огнём, — она засмеялась ещё исступлённей.

Нет, не надейся, жалкий фанатик, трясущийся от страха и злобы и исходящий жёлтой вонючей слюной, как бешеный пёс, — это не вопли мучительной боли, не мольбы о пощаде! Это смех — я смеюсь над тобой — ты слышишь?! Я смеюсь, а ты ничего уже сделать не можешь; ты бессилен, ты, жалкая тварь, ищейка, святоша, всё кончено, ты проиграл, я смеюсь над тобой, я смеюсь, я смеюсь…