Александр Авдеенко - Черные колокола

• Название: Черные колокола
• Автор: Александр Авдеенко
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1964

В романе «Черные колокола» с исторической достоверностью раскрывается сущность венгерских событий 1956 года, изобличаются главные организаторы контрреволюционного заговора — американские империалисты и их вольные и невольные пособники. В острых драматических коллизиях предстает перед читателем вся сложность и поучительность событий. Своим произведением автор утверждает неизбежность торжества народного дела.

---

— Ну, тогда последнее средство — пиявки: поставь на лоб, на затылок, на макушку. В один сеанс дурную кровь отсосут, очистят мозг.

— Пиявки? Уже отсосали… хорошую отсосали, а дурную оставили, оттого и заворот мозгов приключился.

— Не знаю, чем тебя лечить.

— А я вот знаю… — Трясет головой, потом смотрит на беспечно улыбающегося Киша. — Бум! Бам! Рамба-бам!

— Веселый ты человек, Шандор бачи. Родился шутником, шутником и помрешь.

Охотники за скальпами во главе с начальником штаба «национал-гвардейцев» втолкнули в «Колизей» человека, который первым стоял в карательном списке.

Золтан Горани, в окровавленной пижаме, босой, седые волосы всклокочены — перекати-поле, а не волосы. Ночной ветер и ноябрьская сырость заставляют его дрожать, стучать зубами. Он дико озирается вокруг, не понимает, что с ним случилось, куда он попал.

— Еще тепленький. Прямо в постели накрыли, — смеется Стефан. — Лохматый, надо причесать.

Ласло Киш подошел к обреченному, двумя руками надавил на его голову и подбородок, стиснул челюсть.

— Не люблю зубной чечетки, действует на нервы. Будь паинькой, не дрожи. Ну!..

Золтан Горани ничего не может поделать с собой. Дрожат его руки, ноги, голова, челюсть. Он не контролирует себя, почти невменяем. И по дороге сюда и здесь твердит одно:

— Что вы делаете?.. Что вы делаете?..

— Замолчи, попугай. Мы знаем, что делаем! — Ямпец набрасывается на приговоренного, тащит к двери.

Шандор преграждает ему дорогу.

— Убивая даже муху, не забывай, что и ты не бессмертен. Я знаю этого человека. Мы — соседи. Он никогда не служил в АВХ. Он скульптор. За что же?..

— Вот за это самое, — кричит Стефан. — Чья скульптура пограничника стоит в центральном клубе АВХ? Кто водрузил на всех венгерских перекрестках статуи солдат и офицеров с красными звездами на лбу?

Золтан Горани все еще невменяем.

— Что вы делаете?.. Что вы делаете?..

— Ласло, не бесчинствуй! — настаивает Шандор. — Отпусти человека.

Киш хладнокровно заявляет:

— Всякая революция смазывала свою машину не водичкой, а горячей кровью врагов. И чем больше мы прольем этой крови, тем прочнее будет наша победа. В общем, не будем дискутировать там, где надо спускать курок. Стефан, действуйте!

Стефан и Ямпец хватают обреченного, выталкивают из «Колизея».

Еще одного своего сына потеряла Венгрия. Иштван и Ференц стояли особняком у крайнего окна «Колизея» и смотрели, как внизу, на Дунайской набережной, начальник штаба и адъютант вешали скульптора. Многое видели на своем веку уголовники, но даже они не могли до конца досмотреть казнь. Когда Горани накинули петлю на ноги, когда натянулись веревки, когда в черных мокрых ветвях каштана показались голые, испачканные кирпичной пылью ступни, Иштван зажмурился.

Не смотрел на «мокрые дела» своих соратников и Ференц — он повернулся к набережной спиной. Оба молча стояли у окна и думали об одном и том же. Не по дороге им, обыкновенным грабителям, с этими… «идейными». Грабь, хапай, но зачем же убивать, да еще так? Нет, они честные воры, а не мокрицы.

— Ну, Фери, надумал? — тихо спросил Иштван.

— Надумал! Предлагается такой маршрут: Австрия — Западная Германия — Южная или Северная Америка.

— Ты прочитал мои мысли, Фери!

— Заблуждаешься! Я неграмотный. Ближе к делу! Имею на примете машину «Красный Крест». Мотор и все покрышки на месте. Полон бак горючего. Шофер — ты, пассажир — я. Отвальная через десять минут.

— Едем! А как улизнем?

— Из тюрьмы, от каторжного приговора улизнули, улизнем и отсюда. Пошли к атаману. Скажем, что и мы хотим отличиться.

— Понял!

Два тюремных жителя, опоясанных золотыми обручами — олицетворение «национал-гвардейской» чести и храбрости, — подходят к Ласло Кишу.

— Байтарш, и мы желаем кое-кого выстричь, — говорит Ференц. Мы имеем на это право.

— Дай и нам адреса важных деятелей, — просит Иштван.

— Пожалуйста! — Ласло Киш достает новый карательный список и вручает его охотникам за скальпами. Неисчерпаемы его запасы!

Ференц прячет бумагу в карман, кивает своему напарнику.

— Двинули! Пожелай нам удачи, комендант.

— Счастливо!

Иштван и Ференц, уходят, чтобы никогда не вернуться ни сюда, в «Колизей», ни в Будапешт, ни в Венгрию. Через несколько дней они пересекут австрийскую границу и попадут в Вену, в один из лагерей, опекаемый американцами, и станут политическими беженцами, «жертвами коммунизма». Они долго, несколько лет, будут рассказывать об ужасах, пережитых ими в дунайской тюрьме, давать интервью, вспоминать, выступать, взывать и сбывать венгерское золото голландским, английским, бельгийским скупщикам.

Ласло Киш не встретится с ними и там, на Западе. Ему осталось жить два дня и две ночи.

А пока он блаженствует в кресле, у камина, пьет черный кофе, дымит американской сигаретой, разговаривает с одним из своих единомышленников по телефону и чувствует себя хозяином и «Колизея», и Будапешта.

В отличном настроении и его подручные — Стефан и Ямпец. Моют руки водкой, поливая друг другу из бутылки. Моются тщательно, долго, время от времени прикладываются к горлышку бутылки и беспричинно хохочут.

Шандор Хорват исподлобья смотрит на них. Ямпец перехватывает его взгляд.

— Господин член революционного совета, почему у вас такие следовательские глаза?

— Знакомое лицо… — раздумчиво говорит Шандор. — Где я тебя видел?

— Нализался и своих не узнаешь? Нехорошо! Мы наводим революционный порядок, а ты…

— Захочешь плюнуть на человека, харкнешь кровью… Где я видел твою морду? Когда?.. Вспомнил! Ты околачивался в ресторане «Аризона», по таксе обслуживал старых американок. И звали тебя Таксобой.

— Что вы, Шандор бачи! — засмеялся Стефан. — Ему в марте пошел двадцать второй год, а ресторана «Аризона» давно нет.

— Значит, то был твой отец. Вот какое дело: отец — Таксобой, а сын — революционер. Н-да! Вот и уважай после этого революцию.

Ямпец поставил водочную бутылку на стол так, что только донышко ее уцелело.

— Мы заставим уважать нашу революцию!

— Не заставите!

Шандор Хорват подошел к Ласло Кишу, который уже закончил телефонные переговоры.

— Ты слышал, Ласло?

— Слышал.

— Ну?

— Вы неправы, Шандор бачи. Оскорбляете людей, завоевавших вам свободу.

— Вот как! Ладно. Я снимаю с себя дурацкий колпак члена вашего совета. Вместо меня назначьте сына Таксобоя: он самая подходящая персона для такой должности.

— Спасибо за откровенность, Шандор бачи. Что ж, я тоже буду откровенным. Дезертируешь?.. Не отпустим! Ты не имеешь права распоряжаться своим именем, оно принадлежит революции. Понятно? Будь умницей, пойми!

— Из мозгов дурака паштет не сделаешь, гусиная печенка требуется.

Появилась Каталин с чашкой дымящегося кофе в руках и бутербродом. Ссора угасает. Через мгновение она вспыхнет.

— Погрейся, Шандор, подкрепись!

Он шумно, сердито прихлебывает кофе. Каталин стоит рядом с ним, с угрюмым любопытством разглядывает, будто впервые видит новых хозяев «Колизея». Особенно враждебно она наблюдает за Ямпецем. Тот перехватывает ее взгляды и посмеивается. Плевать ему на таких, как эта старушенция. И вообще плюет он на всех, кто не понимает, не чувствует, что победитель, желающий закрепить свою победу, должен быть беспощадным, крушить налево и направо не только своих врагов, но и тех, кто проявляет в такое время мягкотелость, жалость, нерешительность, дурацкую осмотрительность.

Крик человека, прощающегося с жизнью, заставляет всех умолкнуть.

Еще одного венгра распяли на бульваре.

Каталин испуганно крестится.

— Боже мой!.. Что это такое?

Ямпец подошел к окну, посмотрел на улицу, зевнул, ухмыльнулся.

— Зоопарк просыпается. Обезьяны приветствуют новый день.

— Обезьяна обезьяну издалека чует.

— Ну, ты!.. — Ямпец замахнулся бутылкой, но грозный взгляд Ласло Киша заставил его остановиться. — Байтарш, я больше не могу. Не ручаюсь за себя. Я или она!

— Надоели оба, — Киш подошел к Каталин. — У вас, кажется, есть сестра в Будапеште.

— Ну, есть. Так что?

— Отправляйтесь к сестре. Здесь опасно, рискуете жизнью. Идите немедленно. Мы дадим провожатого. Идите! Это приказ нашего штаба.

— Ты слышишь, Шандор? — Каталин посмотрела на мужа. — Почему молчишь?

— Когда совсем утихнут бои, вернетесь в свою квартиру, продолжал мягко уговаривать Киш.

Стефан толкнул Ямпеца и вполголоса сказал ему:

— И на порог не пущу. В три шеи жильцов вытолкаю. Мой это дом, мой!

— Шандор, почему молчишь? — допытывалась Каталин.

— Придется идти, Каталин. Приказ есть приказ.

— Шандор!

— Я сказал. Собирайся! Не продавай, не покупай совесть, всегда в барыше будешь. — Подталкивая жену, он ушел к себе.