Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда…

• Название: Урук-хай, или Путешествие Туда…
• Автор: Александр Байбородин
• Издательство: ОАО «Дом печати — ВЯТКА»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2002
• ISBN: 5-85271-204-3

«Сколько еще поколений будет очаровано легендой о Кольце Всевластия?» – задает вопрос один из героев этой книги. Ответа нет.

Если Вы надеетесь увидеть под этой обложкой волшебную сказку, – еще одну из многих, написанных по мотивам толкиеновской саги, – то отбросьте эту надежду. Герои этой книги ненавидят магию, зато верят в собственные руки, знания и мужество. Они не делят Мир на Добро и Зло. Они знают, что «Зло приходится выдавливать из себя вместе с кровью».

Они дети тех, кто предал их. Но они сами прокладывают свой Путь. Трудный путь через Тьму к Свету…

Это не манифест тех, кого объявили Вековечным Злом и прокляли. В этой книге сказано меньше, чем скрыто между строк. Это всего лишь короткое «Путешествие Туда…»

Мыслящему – достаточно…

---

То, что я договариваюсь с орком, меня не волновало. Дело не в различии орков и урр-уу-гхай. Это теперь я знаю, что для урр-уу-гхай долг выше собственной жизни, а орки ценят лишь сиюминутные устремления своей своенравной похоти. И то, что при этом они могут быть рождены одной матерью, как Гхажш с Гхажшуром, ничего не меняет. Тогда я этого не знал. И слова Гхажша о том, что он не орк, а урр-а-гхай, были для меня пустым звуком. Но я видел перед собой самого Гхажша. И, хотите верьте, хотите нет, он мне нравился. Он начал мне чем-то нравиться ещё на берегу маленького лесного озерца, в невообразимо далёкий первый день моего пленения.

К тому же мне просто стало трудно с ним расстаться. Мы легко забываем благодеяния сделанные нам, но долго помним благодеяния сделанные нами. Они дают нам самоуважение. И мне трудно было расставаться с тем, кому я, пусть и невольно, даже не рассчитывая на это, спас жизнь.

Но пуститься в дальнейший путь, не выторговав себе ничего, было бы не по-хоббитски. И не по-туковски тоже. Если уж на мою долю выпало Приключение, что выпадает кому-то из Туков один раз в два поколения, то почему бы не получить от него выгоду? В конце концов, все известные мне хоббиты, испытавшие Приключение, немало из него извлекли. Кроме мастера Фродо Бэггинса, пожалуй, но он-то всегда был странный. Так, по крайней мере, говорят. Наверное, слишком много общался с волшебниками и эльфами. Известно ведь, с кем поведёшься, от того и наберёшься. А волшебники, они такие… Что им наши мелкие заботы?

Договор писали целый день. Сначала Гхажш совсем не хотел его писать, но я настоял. Каждую запись обсуждали долго и подробно, и Гхажш, хлопая себя по бедрам, то и дело восклицал: «Зачем это, нет, объясни, зачем это писать? Так что ли не понятно?» И мне приходилось объяснять.

Ума не приложу, как урр-уу-гхай обходятся без письменных соглашений.

Нет, они довольно часто записывают то, о чём договорились. Но это почти ничего не значит. То есть не обязывает. Такая запись у урр-уу-гхай не договор, а скорее запись-напоминание, памятка. Чтобы не забыть, о чём точно договаривались. Потому что сама запись для них – лишь повод для дальнейших переговоров, объяснений и договоров. Никакое соглашение никогда не бывает окончательным. Это одна из странных для меня особенностей жизни урр-уу-гхай. Среди них, если хочешь чего-то добиться, приходится непрерывно учитывать десятки разных мнений. Даже тех, кто тебя, казалось бы, никаким боком не касается. У настоящего урр-а-гхай, родившегося и выросшего в буурзе, я имею ввиду, это умение проявляется само собой. Словно впитывается в кровь с молоком матери. Они даже не задумываются над этим.

У этого правила есть только одно исключение. Начальники воинских отрядов, атагханов то есть, редко тратят время на объяснения. На войне оно не всегда бывает. Воины это знают и доверяют тому, кто отдаёт приказы. Тем более что они сами его выбирают. Но вот когда ат-а-гхан только собирается, тогда уж будущий начальник вдоволь наобъясняется: зачем, почему и для чего ему нужна дружина.

Степень доверчивости урр-уу-гхай к «своим» меня до сих пор потрясает. Равно, как и степень недоверчивости к «чужим». Иногда мне кажется, что они совсем не понимают, как можно иметь дело с тем, кому не доверяешь. Изречение «доверяй, но проверяй» для них всего лишь пустые слова. Тем, кого они считают «своими», урр-уу-гхай доверяют безоглядно. Самое забавное, что стать для них «своим» не так уж и сложно. К любому, кто открыто не причиняет им зла, они довольно скоро начинают относиться как к «своему». Каждый, кто не проявил себя как «чужой», имеет возможность стать для них «своим». Это чрезвычайно притягательно для всех, кому удалось узнать их поближе. Я не только о себе говорю. Эта доверчивость тоже отличает их от орков. Но бойтесь обмануть доверие. Обман доверившегося – нет для урр-уу-гхай преступления страшнее. Потому «волчьи» атагханы и вырезают безжалостно орочьи вольные ватаги. Чистокровный орк, мордорский например, может рассчитывать на пощаду. И любой открытый враг тоже. Но тот, кто стал орком по собственной воле – никогда. Для предателей нет жизни. Для них есть только смерть.

При всём при том урр-уу-гхай довольно часто применяют обман и всяческие уловки. На войне. Но на то она и война. Путь обмана. «Враг должен быть осмотрителен, – сказал как-то Гхажш. – Если ты кому-то враг, то сам и должен смотреть, чтобы тебя не обманули. А если обманули, то и пеняй на себя сам. Врагу положено быть хитрым и подлым».

Но, кажется, я опять забежал вперёд.

Времени на составление договора ушло довольно много. Поэтому в путь решили тронуться на следующее утро. А пока разобраться с тем, что у нас есть, и получше распределить между собой груз.

Гхажш расстелил мой буургха и вытряхнул на него всё, что было в бывшей Урагховой сбруе. Было довольно много.

К стыду моему, в одной из сумок, которую Гхажш назвал «сухарной» обнаружилось полдесятка сухарей. А я за все прошедшие дни так и не нашёл времени посмотреть, что же я тащу. Обнаружь я эти сухари раньше, то, может быть, и весь мой рассказ пошёл бы по другому пути. Но я их не нашёл. Впрочем, и не искал. Да оно и к лучшему.

Нашлись так же два десятка различных наконечников для стрел и коробочка с перьями и тремя запасными тетивами. Гхажш довольно хмыкнул и спросил, умею ли я пользоваться луком. И очень обрадовался, когда я ответил, что мне приходилось стрелять из лука и даже охотиться с ним.

Валялся на буургха и початый туесок с отравой, от которой я едва не сгорел. Гхажш понюхал её. Посмотрел на меня и заявил, что впредь я буду употреблять эту штуку только под его личным присмотром. Я ему на это ничего не ответил, но про себя подумал, что под присмотром или без него, но я эту гадость больше в рот не возьму. Без крайней нужды.

Были на буургха и стаканы с разноцветными грязями для боевой раскраски, и знакомая рукавица с железным ободом, – «кротовья лапа», пояснил Гхажш, – и пустая склянка из-под шагху, и ещё много различных мелочей: от катушек разных ниток с набором иголок, до тех самых стальных колец, что Урагх снял с больших пальцев перед смертью. Кольца, как оказалось, служат не только чтобы натягивать тетиву лука и направлять стрелу, но ещё и как огниво. Что Гхажш тут же и показал, чиркнув своим перстнем на правой руке о кольцо на левой. Сноп искр был изрядный. Трут хранился здесь же, в маленьком кожаном мешочке.

Была среди прочего и тонкая верёвка. Скорее даже шнур в мой мизинец толщиной. Такой же, каким привязывал меня Гхажш. Шнур был сплетён в толстую косичку, и когда Гхажш расплёл её, оказалось, что шнура почти двадцать футов. «Паутянка, – сказал Гхажш, сплетая косичку обратно, – трава такая есть. Редкая очень. У неё внутри стебля – волокна, как паутина тонкие и такие же прочные. На этом шнурке муумагха[23] повесить можно. Не порвётся».

Были на буургха вещи и непонятного для меня назначения. Вроде нескольких деревянных трубок и плошек, не просто плотно закрытых, но ещё и обмазанных вокруг крышки смолой, чтобы ни единой щелки не было. Это Гхажш забрал себе без всяких объяснений. А когда я возмутился и потребовал сказать мне, что это такое, он помялся и ответил, что это дым. «Знак если надо подать, – он ещё немного помялся и добавил. – Или выкурить кого-нибудь. Ты же всё равно пользоваться не умеешь, а учить долго». Я про себя подумал, что дымок, наверное, ещё и ядовитый. Как потом выяснилось, не ошибся.

Укладка всего этого добра тоже отняла некоторое время. В основном, потому, что Гхажш ещё объяснял, где и что должно храниться, и почему. Потом он тщательно подогнал под мой рост наплечные ремни, заставил меня попрыгать и поправил какую-то сумку, по его мнению, излишне громко хлопавшую о моё бедро. В довершение всего он показал, как надо правильно укладывать буургха для переноски, и как его цеплять к ремням, сверху и снизу. И отдал мне свой буургха, сказав, что он полегче, а мой забрал к себе.

Мы были готовы к походу. Но солнце уже готовилось закатиться за горные пики, и в путь мы двинулись уже на следующее утро.

Глава 19

Горы. Мне никогда не полюбить их.

Горами хорошо любоваться издали. Особенно во время восхода или заката. Тогда их мрачное величие наводит на мысли о бренности сущего и заставляет размышлять о вечном. Низкое заходящее солнце раскрашивает ледяные, стылые клыки вершин во все оттенки красного. От нежнейше-розового до темно-багрового. Солнце медленно движется, и вековечные ледники неуловимо для глаза изменяются, нежно-розовый незаметно превращается в кроваво-алый, а багровый становится благородно багряным, почти чёрным. Чтобы потом вершина могла также незаметно закутаться в синий муар ночи.

На восходе, на самых кончиках вершин появляется первый несмелый лучик. Ничего ещё не освещающий, потому что само солнце ещё далеко за окоёмом и этот лучик лишь предвестник нового дня, но ещё не сам день. Останови свой взгляд на этом лучике. Замри. И ты увидишь, как завораживающе-медленно, раздвигая тьму ночи, выползают на свет окровавленные клыки гор. Смотри на них. Не отрывай взгляда, и, может быть, тебе повезёт уловить то краткое, как взмах ресниц, мгновение, когда кровь потечёт с ледников бурными потоками, сливаясь в окрестные ущелья, и вершины вспыхнут ослепительно-белым, обжигающим глаза светом. Теперь они уже до самого заката будут сиять над миром своей серебряно-чистой, льдисто отсверкивающей бронёй. И равнодушно смотреть, как копошатся у их подножий крохотные, как пылинки на сапогах, двуногие, решая свои, столь же крохотные, дела. Как густо красит землю настоящая, не нарисованная солнцем кровь. Но что до того неприступным вершинам? От этого орошения они не вырастут выше. И не засохнут.