Леонард Котрелл - Во времена фараонов

• Название: Во времена фараонов
• Автор: Леонард Котрелл
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• Жанр: История
• Год: 1982

Книги известного английского популяризатора археологии Леонарда Котрелла «Забытые фараоны» и «Жизнь при фараонах», тесно связанные между собой, объединены в русском издании в одном томе. Автор излагает историю Египта с древнейших времен до эпохи Нового царства, до конца времени правления XVIII династии, т. е. примерно с XXVI в. до н. э. до XIV в. до н. э., на основе описания наиболее значительных археологических открытий. Читатель узнает об открытии потайной гробницы царицы Хетепхерес, фиванского некрополя и гробницы Тутанхамона. Широко используя древние тексты, Л. Котрелл рассказывает о быте древних египтян, их верованиях, культуре.

---

Песня кончилась, гости довольны. Рабы вновь наполняют кубки вином. Другая певица начинает свою песню. Она подходит к сикомору и обращается к девушке, лежащей в его тени:

Шелест листвы сикомора
Запаху меда подобен.
Пышные ветви его
Свежестью взор веселят.

Грузно свисают плоды,
Яшмы краснее.
Листья под стать бирюзе,
Лоском поспорят с глазурью.

Ствол будто выбит из камня
Серого с голубизной.
Манит к себе сикомор,
В зной навевая прохладу.

Владелица сада
Любимому пишет письмо
И дает отнести
Быстроногой садовника дочке:
«Приходи погостить в окруженье подруг!»

Деревья в роскошном цвету.
Шатер и беседка
Тебя дожидаются здесь,
И домочадцы, как мальчики, рады тебе.

Нагруженных пожитками слуг
Выслать вперед поспеши.
Предчувствие встречи с тобой
Пьянее вина.

Челядь сосуды несет
С пивом различных сортов,
Хлеба и овощи,
Пряные травы, плоды в изобилье.
О, приходи провести
Три усладительных дня под моими ветвями!

Друга сажают
По правую руку прекрасной.
Она опьяняет его
И покорна ему.
Где стояло хмельное — гости хмельные лежат.
Она остается с любимым.

Обыкновенье у них —
Уединяться под сенью моей.
Что видел — то видел…
Но я не болтлив
И не обмолвлюсь об этом ни словом.
(Пер. В. Потаповой)

В это время Синухет, который, как все образованные египтяне, умел читать, сидел в доме отца и читал свиток папируса. Он учится на жреца, и его отец (он сейчас отдыхает под колоннадой) думает, что его сын изучает священные писания. Он, вероятно, был бы оскорблен, если бы увидел, что в действительности читает Синухет:

Когда наконец уготовишь ты ложе, слуга?
Говорю тебе:
Покров из виссона возьми, чтобы тело ее облегал.
Только не вздумай царское класть полотно!
Простого — белёного — остерегайся подавно!
Тканью, что миррой пропитана, ложе укрась для нее.

Быть бы мне черной рабыней,
Мойщицей ног!
Мог бы я вволю
Кожей твоей любоваться.

Рад бы стиральщнком стать я
На один-единственный месяц:
Платья твои отмывать
От бальзама и мирры душистой.

Быть бы мне перстнем с печатью на пальце твоем!
Ты бы меня берегла,
Как безделушку,
Из тех, что жизнь услаждают.
(Пер. В. Потаповой)

Солнце клонится к закату. Тени деревьев в саду становятся длиннее, и поднявшийся легкий ветерок гонит мелкую рябь по поверхности бассейна. Звуки лютен и арф тихо разносятся над водой, смешиваясь с щебетанием и смехом молодых девушек. Теперь девушка поет дуэтом с юношей. Начинает песню девушка:

Пусть приходит Брат, когда захочет,
Он найдет дом открытым,
Он найдет постель, покрытую лучшим полотном,
И прекрасную девушку в этой постели.

Юноша отвечает:

Хорошо умеет бросать петлю Сестра,
Не заботясь об уплате налога на скот.
Она накидывает на меня петлю из своих волос,
Она притягивает меня своими глазами,
Она опутывает меня своими ожерельями,
Она ставит на мне клеймо своим перстнем.
(Пер А. Ахматовой)

Его партнерша опять обращается к нему:

Твоей любви отвергнуть я не в силах.
Будь верен упоенью своему!
Не отступлюсь от милого, хоть бейте!
Хоть продержите целый день в болоте!
Хоть в Сирию меня плетьми гоните,
Хоть в Нубию дубьем,
Хоть пальмовыми розгами — в пустыню
Иль тумаками — к устью Нила.
На увещеванья ваши не поддамся.
Я не хочу противиться любви.
Любовь к тебе вошла мне в плоть и кровь
И с ними, как вино с водой, смешалась,
Как с пряною приправой — померанец
Иль с молоком душистым мед.
О, поспеши к Сестре своей,
Как на ристалище — летящий конь,
Как бык,
Стремглав бегущий к яслям.
Твоя любовь — небесный дар,
Огонь, воспламеняющий солому,
Добычу бьющий с лету ловчий сокол.
(Пер. В. Потаповой)

Однако не все молодые люди в Фивах проводили время за чтением любовных поэм или слушая любовные песни в садах. Так, например, Кенамон получил разрешение от своего отца Рехмира принять участие в охоте вместе со своим другом Сенмутом и другими юными аристократами. На охоту компания молодых людей отправилась в пустыню за Фиванские холмы. Ночью они разбивали палатки, а днем шли. Наконец они добрались до места, где надеялись хорошо поохотиться. Им было известно, что в этом районе водятся львы и леопарды. Но Сенмут сомневался, смогут ли они их найти. «Если мы повстречаем несколько газелей или каменного козла, — говорил он, — то нам уже сильно повезет».

Кенамон был настроен более оптимистично. Однако его не столько интересовала успешная охота, сколько возможность побеседовать с Сенмутом, молодым военачальником отряда колесниц, перед которым он преклонялся. Ранним утром, когда под лучами восходящего солнца зарделся песок пустыни, они затаились вблизи низкой гряды. Пока загонщики понесли легкую сеть, в которую собирались загонять дичь, оба молодых человека уселись на песок друг против друга. Кенамон с благоговением дотронулся до большого лука Сенмута; воин брал его с собой в сирийский поход. Рядом стояли слуги с колчанами, полными стрел.

— Мой отец думает, — сказал Кенамон, — что Они,[38] возможно, возвратятся в страну горных жителей весной.

— Я слышал разговоры об этом.

— Может быть, Амон даст силу его оружию. Сенмут кивает головой, улыбается, но не отвечает.

— Почему ты улыбаешься? — спрашивает Кенамон.

— Потому что у горных жителей тоже могущественные боги.

— Но победил Амон.

— Победил Менхеперра.[39] Если бы он не был великим воином, Амон вряд ли помог бы нам.

Кенамон смеется.

— Не скажи этого при моем отце, — говорит он.

— Или Нофрет?

— Даже Нофрет не поймет тебя.

— Ведь она жрица.

— Да, но только потому, что ее заставил отец. Ее никто и ничто не интересует, кроме ее самой.

— Ты несправедлив к своей сестре, Кенамон.

— А ты попросту тратишь время, — ответил юноша, — Я не хотел тебе говорить, но ты бы сам узнал об этом. Она сожгла твою прекрасную поэму.

Сенмут встает, берет лук из рук Кеиамона и перебрасывает колчан через плечо.

— Они идут, — говорит он и быстро поднимается на песчаный холмик. За ним спешит Кенамон. Со стороны пустыни доносятся отдаленный лай собак и громкие крики загонщиков. Оба охотника со своей свитой замерли в ожидании на вершине холма, прикрыв глаза от ярких лучей солнца. Рядом с каждым стоит слуга, чтобы вручить своему хозяину новый колчан, когда у того кончатся стрелы.

Из легкой дымки вдруг вынырнули две газели и помчались в сторону ограждения, не заметив его. Сенмут схватил лук, припал на одно колено и натянул тетиву. Но, прежде чем он успел отпустить тетиву, Кенамон выпустил стрелу и промазал. Сын везира громко выругался, за что отец не похвалил бы его. Но пока он доставал вторую стрелу, загудела тетива лука Сенмута, и одна из газелей рухнула, подняв тучи песка.

— Бей вторую! — закричал Сенмут. Но Кенамон снова промахнулся.

— Ты должен научиться стрелять лучше сирийцев! — засмеялся его друг.

Вместе с другими охотниками они сбегают по склону холма, так как с севера к ним приближается песчаное облако, в нем постепенно выделились три или четыре группы испуганных животных: каменные козлы, газели и зайцы, спасавшиеся от настигавших их собак.

Гудят тетивы, длинные стрелы со свистом разрезают воздух. Далеко разносятся возбужденные голоса загонщиков, охотников и их слуг, перемежающиеся громким лаем собак.

Уже семь бездыханных газелей лежат на песке. Раненый каменный козел бредет к холму со стрелой в боку, но надает от стрелы Кенамона. Это его первое попадание в цель.

Внезапно Сенмут с отвращением отдает свой лук слуге.

— Надоело мне, — говорит он Кенамону. — Вернемся в лагерь.

Не сказав ни слова, а только удивленно взглянув на друга, Кенамон садится в колесницу и следует за Сенмутом.

Постепенно голоса охотников и лай собак стихают, и вот уже больше ничего не слышно, кроме мягкого стука копыт по песку и тяжелого дыхания лошадей. Они подъезжают к палаткам, стоящим в вади, и выходят из колесниц. Сенмут говорит: