Василий Ерошенко - Лидер Ташкент

• Название: Лидер Ташкент
• Автор: Василий Ерошенко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

По словам спасшихся краснофлотцев, на воде держалось сперва не менее ста пятидесяти моряков и солдат. Фашистские изверги долго и методично расстреливали их с воздуха из пулеметов. Помимо бомбардировщиков, снизившихся до бреющего полета, гнусным убийством беззащитных людей занимались специально прилетевшие семь "мессершмиттов".

Наши боевые товарищи до конца сохраняли мужество, ободряли друг друга. Когда к ним стал приближаться "Ташкент", моряки "Безупречного", не думая о себе, тревожились за нас. Они отдавали себе отчет, что лидер тоже погибнет, если застопорит ход и начнет подбирать тонущих.

Сушко и Чередниченко подтвердили: целые группы моряков, державшихся за плавающие обломки, жестами показывали, чтобы мы не задерживались, шли дальше. Это была последняя воля героев, их наказ оставшимся в строю...

Один за двоих

Все на "Ташкенте" настолько потрясены гибелью "Безупречного", что как-то уже не вызывают особого волнения ни атаки одиночных самолетов, преследующих лидер даже при луне, ни ожидание встречи с торпедными катерами.

А "масы" устроили нам засаду опять там же, у Феолента...

Евгений Петрович, не сходивший с мостика, признавался потом, что, оглушенный внезапными залпами носовых башен, он никаких катеров заметить не успел. Это и неудивительно. Я сам буквально секунды видел один катер, тотчас же скрывшийся за всплесками от падения наших снарядов, а немного позже - бурун другого, уже удиравшего от нас.

Зато отчетливо разглядел след двух торпед, прошедший прямо под кораблем. Никогда не забуду, как, стоя на левом крыле мостика, увидел две фосфоресцирующие дорожки, упершиеся в борт лидера в районе второго котельного отделения. Я сжал руками поручни, ожидая взрыва, казалось, неминуемого. И только минуту спустя понял: торпеды уже прошли перед носом корабля, который затем на полном ходу набежал на их след. Разумеется, я прекрасно знал, что след торпед на поверхности всегда отстает от них самих, но в те мгновения совершенно об этом забыл...

Итальянские катерники чуть-чуть поторопились. Должно быть, нервничали, не очень-то уверенно чувствуя себя в засаде. А будь залп более точным, мы не успели бы отвернуть.

Я показал удаляющийся след торпед Евгению Петровичу. Он смотрел на проходящую мимо смерть совершенно спокойно и как будто продолжал думать о чем-то другом, может быть, о судьбе "Безупречного".

Затем его вниманием завладело зарево над Севастополем. Когда переплетающиеся в небе трассы снарядов, пулеметных очередей и ракет стали ближе к нам, Евгений Петрович задумчиво сказал:

- А знаете, почему-то кажется, что все эти трассы нацелены прямо в меня...

- Мне тоже, - признался я. - Вернее, казалось, пока не привык.

Евгений Петров был наблюдательнейшим писателем. К тому же он свежим глазом окидывал картину, для нас уже привычную. И все детали ее воспринимались им необычайно остро и точно. Поэтому мне и хочется обратиться еще раз к его очерку "Прорыв блокады", который я уже цитировал. Вот свидетельство писателя о том, каким предстал перед ним Севастополь в ночь на 27 июня 1942 года с мостика "Ташкента", входившего в Камышевую бухту:

"И вот, наконец, мы увидели в лунном свете кусок скалистой земли, о которой с гордостью и состраданием думала сейчас вся наша советская земля. Я знал, как невелик севастопольский участок фронта, но у меня сжалось сердце, когда я увидел его с моря. Таким он казался маленьким. Он был четко обрисован непрерывными вспышками орудийных залпов. Огненная дуга! Ее можно охватить глазом, не поворачивая головы. По небу непрерывно двигались прожекторы, и вдоль них медленно текли огоньки трассирующих пуль. Когда мы пришвартовались к пристани и прекратился громкий шум машины, сразу стала слышна почти непрерывная канонада..."

Причальная баржа почти совсем ушла в воду - как выяснилось, перед нашим приходом в нее попал еще один снаряд. Евгений Петрович сошел на баржу вместе с первыми бойцами сибирской бригады, начавшими быстро высаживаться, и побывал на берегу, где ждали посадки раненые. Вернувшись вскоре на корабль, он отыскал меня и взволнованно сказал:

- Мне все-таки надо добраться в штаб к Октябрьскому и Кулакову. Как это сделать?

Я ответил, что никаким транспортом не располагаю, а идти отсюда на ФКП пешком при такой обстановке, какая сейчас в городе, считаю безрассудством. Подошел Коновалов, и мы стали вдвоем уговаривать Петрова никуда не уходить с корабля.

- Вы ничего не увидите там такого, чего нельзя увидеть отсюда, - убеждал его Григорий Андреевич.- И только затрудните людей, которым нельзя отвлекаться от управления боем...

Последний довод, кажется, подействовал на писателя. Он заявил, что остается на корабле, и как-то сразу успокоился. Отказавшись от ужина, которым я хотел его угостить, Евгений Петрович снова сошел на берег бухты, а потом стал вместе с краснофлотцами переносить на корабль раненых.

До начала посадки у меня побывал работник штаба, занимавшийся вопросами эвакуации, капитан 3 ранга Анатолий Дмитриевич Ильичев, давнишний мой знакомый по службе. Он еще не знал о гибели "Безупречного". Услышав об этом, Ильичев ахнул:

- Что же будем делать, Василий Николаевич? Ведь вывозить-то людей надо... Кроме раненых мы доставили сегодня в Камышевую много женщин с детьми. Не хочу пугать, но всего наберется близко к трем тысячам. Рассчитывали на два корабля...

Я сказал, что раненых и женщин с детьми возьмем всех, хотя еще не представлял, как мы их разместим.

Никогда мы не принимали столько пассажиров, как в этот раз. Забиты все кубрики, коридоры и внутренние трапы. Группу женщин с детьми пустили даже в румпельное отделение. На палубе и рострах люди сидят и лежат вплотную один к другому. В темноте белеют бинты перевязок, у многих - с запекшейся кровью. Орловскому, Фрозе и боцману Тараненко приходится приложить огромные усилия, чтобы людской поток не закупорил проходы, необходимые для передвижения команды.

Обходя корабль вместе с Сергеем Фрозе, я вдруг споткнулся о какие-то громоздкие рулоны, непонятно как очутившиеся у нас на борту.

- Это панорама, - поспешил объяснить помощник. - Простите, забыл вам про нее доложить...

- Какая панорама?-я еще ничего не понимал.

- Севастопольская панорама. Ее сегодня разбомбили и подожгли, а здесь то, что осталось. Сопровождающие из музея тоже тут...

Так на "Ташкенте" оказался груз поистине уникальный и бесценный - остатки знаменитой панорамы Севастопольской обороны 1854-1855 гг. Созданная в начале века академиком Рубо, она была гордостью города и по праву считалась жемчужиной мировой батальной живописи.

Панорама помещалась в специально построенном круглом здании на Историческом бульваре. Гитлеровское командование, разумеется, прекрасно знало, что это за здание: величественную широкую башню, поднимавшуюся над зеленью бульвара, нельзя было спутать ни с чем. 26 июня этот памятник искусства стал объектом атаки группы фашистских бомбардировщиков.

Находившиеся поблизости моряки бросились спасать севастопольскую реликвию. Из горящего здания были вынесены куски разрезанного полотна и часть переднего плана - различные предметы старинного воинского обихода, располагавшиеся перед холстом. Несколько часов спустя все это - в общей сложности около семидесяти рулонов и тюков - было доставлено в Камышевую бухту...

Я приказал помощнику изыскать для остатков панорамы наиболее безопасное место. Необычный груз был перенесен в кормовые кубрики.

Эту стоянку в Камышовой удалось свести к двум часам пятнадцати минутам. Поторапливали и вражеские снаряды, залетавшие в бухту, и тревожное усиление ветра. В море он не страшен. А тут, в узкости, запросто может нанести на камни. И любая заминка сейчас гибельна: не уйдем до рассвета - не уйдем вообще...

Еще во время посадки раненых я вызвал на мостик Сурина и попросил особо предупредить вахту у маневровых клапанов, что сигналы машинного телеграфа должны выполняться предельно быстро, какими бы неожиданными ни оказались перемены ходов. На маневровых клапанах стоит цвет машинной команды. В одной машине - Семен Якимов и Константин Иванов, в другой - Георгий Семин и Александр Башмаков. Все четверо комсомольцы, отличные старшины. А рядом бывалый сверхсрочник Алексей Никитич Сазонов, ставший уже во время войны коммунистом.

Ровно в два часа ночи лидер отдал швартовы. На берегу, еще недавно полном раненых, было пусто.

- Счастливого плавания! Приходите скорее еще! - крикнул с баржи Ильичев.

Все я допускал тогда: что "Ташкент" может не дойти до Кавказа, что может погибнуть при следующем прорыве. Но далек был от мысли, что из Севастополя уходит вообще последний крупный надводный корабль.

Главное же, о чем я думал, - как бы не посадить перегруженный и идущий задним ходом корабль на камни. Словно назло, ветер задул еще сильнее. "Сносит влево", - предупредил Еремеев. Это еще почти незаметно, однако штурман прав. А тут если начнет заносить корму, то дело плохо. Останавливаю одну машину, а другой задаю на полминуты "самый полный". Затем перевожу обе на "средний", а как только почувствовал, что корабль выровнялся, - обе на "полный".