Василий Ерошенко - Лидер Ташкент

• Название: Лидер Ташкент
• Автор: Василий Ерошенко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

А вскоре на "Ташкент" прибежал радостно возбужденный артиллерист Владимир Педай - один из наших краснофлотцев, ушедших прошлой осенью в морскую пехоту. Оказавшись на корабельной палубе, он стал обнимать всех встречных, начиная с вахтенного у трапа. А "ташкентцы" бережно и уважительно касались новенького ордена Красной Звезды, сиявшего у него на груди.

После Одессы Владимир Педай попал в формировавшийся в Севастополе экипаж бронепоезда. Пушки на "Железнякове" ставили корабельные - с поврежденного эсминца, людей тоже набирали флотских, и нашего комендора использовали по прямой его специальности.

- Эх, видели бы вы, как мы фашистов бьем! - рассказывает Владимир обступившим его старым друзьям.- Выскочим из туннеля к Бельбекской долине и лупим прямо по их переднему краю. Пока авиацию вызовут, мы уже опять в туннеле! И на Балаклавской ветке были не раз. А когда обратно брали Мекензиевы горы, видел танки немецкие чуть дальше, чем отсюда наш полубак... Прямой наводкой по ним били!

Слушают Педая жадно, увлеченно. Только сигнал тревоги прерывает его рассказ. Краснофлотцы бегут на боевые посты. И комендор с "Железнякова" вместе со всеми. Ноги сами несут его на площадку зенитной батареи, к знакомому автомату.

Весной наша корабельная семья пополнилась новыми боевыми товарищами. В электромеханическую часть пришел призванный из запаса воентехник 1 ранга Иван Иосифович Высота, человек спокойного и твердого характера, годами старше всех наших механиков, не исключая и Сурина. Прислан он на стажировку, с тем чтобы занять потом штатную должность на каком-нибудь другом корабле, и числится дублером командира машинной группы Кутолина. Но Высота оказался из людей той породы, что нигде не чувствуют себя временными, и мы все уже считаем его "ташкентцем". Быстро стал на корабле своим человеком новый начальник медико-санитарной службы Алексей Петрович Довгий, который сменил нашего Кудряшова, назначенного флаг-врачом бригады. Довгий - кадровый флотский медик, коммунист.

А один новый член экипажа, самый юный, появился на лидере не совсем обычным порядком и без чьего-либо предписания. Произошло это в Поти - после планово-предупредительного ремонта "Ташкент" заходил туда за снарядами для Севастополя.

День был промозглый, дождливый. Дежуривший по кораблю командир БЧ-IV Николай Яковлевич Балмасов поглядывал из своей рубки на унылый мокрый причал, куда должны были вскоре подать вагоны с боеприпасами. И вот внимание дежурного привлек робко приближавшийся к нашему трапу мальчуган лет двенадцати-тринадцати в не по росту длинном ватнике и съехавшей на лоб, тоже слишком большой, шапке-ушанке. Все это одеяние набухло под дождем, и мальчуган показался Балмасову похожим на промокшего, нахохлившегося воробышка. Заинтересовавшись, откуда взялся на территории военного порта этот, по-видимому, не здешний паренек и чего он хочет, дежурный подошел к вахтенному у трапа, с которым уже разговаривал "воробышек".

Выяснилось, что зовут мальчонку Боря Кулешин и родом он из Донбасса, где теперь немцы. Борин отец погиб на фронте, мать куда-то угнали гитлеровцы. Сам он сумел выбраться с оккупированной территории и, передвигаясь все дальше на юг - туда, где зимой потеплее, - очутился в конце концов в Поти. А к кораблю подошел, чтобы узнать - не возьмут ли его юнгой...

Мне все это стало известно часом позже, когда Боря Кулешин, уже пообедавший с краснофлотцами, но еще не просохший, был приведен дежурным в мою каюту. Балмасов тут же доложил, что за Борю ходатайствуют все комсомольцы БЧ-IV и он готов взять парнишку воспитанником в свое подразделение.

Что было делать? На некоторых черноморских кораблях подростки-воспитанники уже плавали, однако мне всегда казалось: на действующем флоте, в боевой обстановке им не место. А Боря мне понравился. Ростом невелик и исхудал донельзя, но видно, что не слабенький. Внимательно смотрят умные серые глаза... Не приходилось сомневаться - такого полюбит весь экипаж. И я уступил просьбам командира и комсомольцев четвертой боевой части.

Тут же был вызван наш интендант Иван Тихонович Голуб, которому я поручил организовать пошив для Бори флотской формы. Комсомольский секретарь Михаил Смородин взялся обучать воспитанника сигнальному делу в своем отделении.

Но у сигнальщиков Кулешин пробыл недолго. Осмотревшись, он решил, что у зенитчиков - а их площадка видна с сигнального мостика как на ладони - гораздо интереснее. И когда при стоянке в Севастополе сыграли очередную тревогу, прибежал к зенитчикам и начал подавать им обоймы с патронами. Получалось это у него ловко, а треск автоматов над самой головой Борю нисколько не смущал.

Возвращать его в приказном порядке к сигнальщикам не имело смысла, и мне пришлось санкционировать "самочинный" переход корабельного воспитанника из четвертой боевой части во вторую, артиллерийскую. Командир зенитчиков Гиммельман закрепил его за расчетом старшины 2-й статьи Гутника, комсорга батареи. А главным воспитателем Бори сделался - кажется, к обоюдному их удовольствию - младший политрук Гриша Беркаль.

В начале мая завязались тяжелые бои на Керченском полуострове, где гитлеровцы обеспечили себе большой численный перевес. 19 мая наши войска снова оставили Керчь, освобожденную перед новым годом. Стало ясно: в любой момент можно ждать третьего штурма Севастополя, который уже давно готовил фашистский фельдмаршал Манштейн, получивший за минувшие месяцы и свежие части, и массу боевой техники.

О приближении штурма говорило и особенно упорное стремление противника окончательно перекрыть для нас морские пути к Севастополю. Для этого фашисты располагали теперь большими возможностями, чем когда-либо прежде. По сведениям флотской разведки, в Крыму находилось до полутораста неприятельских самолетов-торпедоносцев и бомбардировщиков с экипажами, специально обученными действиям против кораблей. Торпедные катера базировались уже не только в Ялте, но также в Евпатории и Ак-Мечети. А вражеские подводные лодки все чаще появлялись вблизи наших кавказских портов. Усилились воздушные налеты на Новороссийск и Туапсе, откуда большей частью выходили корабли, прорывавшиеся в Севастополь.

Чем настойчивее добиваются гитлеровцы полной морской блокады осажденного города, тем важнее ее срывать. Еще никогда Севастополь не нуждался в поддержке с Большой земли так, как теперь. И "Ташкент", как и новые быстроходные эсминцы, продолжает, несмотря ни на что, ходить в главную базу кратчайшим курсом, совершая 180-мильный пробег от Новороссийска почти по прямой.

наю, знаю, что "Ташкенту" пора снова становиться на ППР, - сказал при очередной нашей встрече в Новороссийске начальник штаба флота контр-адмирал И.Д. Елисеев, хотя я вовсе не напоминал об этом. - Но придется еще немного потерпеть. Согласовал, с командующим, что задерживаю, - очень нужен корабль здесь.

Памятный феолент

Очередной прорыв в Севастополь - 27 мая.

Вышли из Новороссийска под вечер. Ночь, ясная и лунная, с голубой дымкой над морем, застает "Ташкент" уже у берегов Крыма. В первом часу поднялся впереди обрывистый мыс Феолент.

Давно ли мы с Еремеевым с трудом опознали эту громадную скалу, когда корабль стоял в кромешном тумане прямо под ней! А сейчас так светло, что издали заметны углубления-пещерки с будто вымазанным известью нижним краем гнездовья бакланов.

При такой видимости можно поворачивать на фарватеры, не сбавляя хода. Еремеев прильнул к пеленгатору. Я не спускаю со штурмана глаз. Поворот... Изогнувшаяся кильватерная струя отливает серебром. Но любоваться не время: это место стало самым опасным. И не закончился еще поворот, как раздается выкрик сигнальщика:

- Торпедоносец слева, курсовой тридцать!

Торпедоносец, должно быть, сидел на воде, пользуясь полным штилем, и только что взлетел для атаки.

Трещат наши автоматы, бухает главный калибр. Но самолет так близко, что мог сбросить торпеду и до того, как мы его заметили. Повернув корабль прямо на него, я, кажется, забыл про все на свете фарватеры и мины.

А справа, между нами и берегом, вдруг просвистели и разорвались, вздыбив воду, бомбы. Ого, удар-то, оказывается, комбинированный!..

Командую на руль, пытаясь угадать, где лягут следующие бомбы. И в этот момент слышу отчаянный голос Еремеева:

- Выходим на минное поле!

Да, о фарватерах забывать нельзя, даже если тебя атакуют сразу с двух сторон.

Торпеды - их две - проходят вдоль борта. Смотрю на их след, очень отчетливый, и вытираю вспотевший лоб. "Ташкент" уже на фарватере. А отвернули все-таки удачно, хотя чуть было и не выскочили туда, куда выскакивать нельзя.

Немного успокоившись, восстанавливаю в памяти последовательность быстротечных событий. Случайно ли совпали атака торпедоносца и бомбежка? Или это так и замышлялось? Если последнее верно, то, конечно, главная роль отводилась торпедоносцу. А бомбы - чтобы кораблю, маневр которого в этом месте и без того стеснен, было еще труднее уклониться от удара.