Айрис Мердок - Честный проигрыш

• Название: Честный проигрыш
• Автор: Айрис Мердок
• Издательство: Лимбус-Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-8370-0379-7

Впервые выпускаемый на русском языке роман «Честный проигрыш» критики единодушно относят к числу лучших произведений знаменитой английской писательницы Айрис Мердок.

Сюжетной пружиной романа является «эксперимент», поставленный крупным ученым-биологом Джулиусом Кингом над своими друзьями. У каждого человеческого существа хватает недостатков и слабостей, уверен Кинг, играя на них, искусный манипулятор может добиться чего угодно, например, разрушить казавшиеся незыблемо прочными отношения.

Убедившись в правильности своей теории, Джулиус Кинг готов сжалиться над своими марионетками. Но выясняется, что и экспериментатор не всесилен. Жизнь сложнее теории, а люди — когда слабее, а иногда сильнее, чем можно было предполагать.

---

— Пожалуй, кажется, — задумчиво сказала Хильда. — Ее… доброе сердце, безусловно, нашло себе новое применение. — Она коротко рассмеялась. — И, как вы правильно заметили, это действительно абсолютно невинно.

— Святое небо! — воскликнул Джулиус. — Значит, вы знаете? — Поставив стакан на пол, он впился глазами в Хильду.

— Да, конечно, — сказала она. — Но вы-то откуда узнали? Морган вам рассказала?

— Я… просто узнал.

— Надеюсь, это не становится предметом толков и ненужных пересудов?

— Вы так спокойно это говорите, Хильда!

— А почему бы и нет? С чего тут тревожиться! Напротив, это дает добрые плоды. В конце концов, они оба достаточно здравомыслящи, а разница в возрасте…

— Хильда, вы изумляете меня, — сказал Джулиус. — Признаюсь, я всегда восхищался вами. Но теперь я перед вами преклоняюсь.

— Джулиус, вы меня смущаете. Еще лимонаду? Нет? Может, и следовало бы беспокоиться. Но, по-моему, зла это не принесет никому…

Джулиус восхищенно выдохнул:

— Хильда, вы потрясающи! Такая раскованность! Вы проявляете не только героизм, но, скорее всего, и глубокую правоту. В конце концов, как вы сказали, они и вправду здравомыслящи, и, если только иметь выдержку, не вмешиваться, все это, разумеется, проходит без следа, тем более что с обеих сторон тут прежде всего проявление доброты сердца.

— Ну, не думаю, чтобы Питером двигала доброта, — рассмеялась Хильда. — Скорее всего, он, бедняга, просто влювился в свою тетю Морган. Но это телячья любовь, и, уверена, Морган сумеет с ней справиться.

Повисло молчание. Пауза неестественно затягивалась. Обернувшись, Хильда взглянула на Джулиуса. Он смотрел на нее чуть не с ужасом.

— Что с вами, Джулиус?

— Питер. Я понял. Простите, я… думал, что мы говорим о… другом. О боже мой…

— Но о чем же еще? — удивленно спросила Хильда.

— Нет-нет, конечно. Конечно, о Питере. Господи, как уже поздно! Хильда, я должен идти. — Джулиус поднялся.

— Но все же о чем, вам казалось, мы говорили? — спросила, вставая вслед за ним, Хильда.

— О, ни о чем. Дурацкая ошибка. То есть я, разумеется, говорил о Питере. Морган мне рассказала о нем. Простите, Хильда, мне пора. Думаю, раз уж я рядом, то зайду и к Морган. Спасибо за лимонад.

— Морган нет в Лондоне, — сказала Хильда. — Уехала на неделю, может быть, на две.

— Неужели? Это она так сказала? То есть я понял: ее нет в Лондоне. Да, ясно. Хильда, я должен бежать.

Они подошли к входной двери.

— Джулиус, вы смутили меня, — сказала Хильда. — Что вы имели в виду, когда только что говорили?..

— Ничего, ничего. Я говорил о Питере. Хильда, я… Простите меня, простите.

Джулиус поцеловал ей руку. И, быстро помахав на прощание, пустился бежать по теневой стороне залитой солнцем улицы.

Хильда дотронулась до руки, к которой прикоснулись губы Джулиуса. Ей не так часто целовали руки. Медленным шагом она вернулась в гостиную. Все это было так странно. Откуда-то просочился страх, и вдруг показалось, что над всей ее жизнью нависла неведомая угроза.

7

— Я поставлю эти ирисы в белый кувшин в стиле ар нуво, — сказал Саймон. — Надеюсь, тебе понравится.

— В этих делах я полностью доверяюсь тебе, мой милый.

— Но признай, что они хороши.

— Мало того: прелестны! Был день рождения Акселя.

От форели Саймон в конце концов решился отказаться. Начать предстояло с сардинок и рецины. За ними последует французское рагу cassoulet с рисом и Nuke de Young. Затем лимонный шербет. Потом чуть сбрызнутый соком зеленый салат с цикорием. Потом белый стилтонский сыр и фирменные бисквиты из кондитерской на Бейкер-стрит, которые подают с полусладким рейнвейном.

Конечно, для cassoulet было чересчур жарко, но Саймон очень любил готовить это блюдо. Кроме того, его изготовление требовало полного внимания, а в последнее время он инстинктивно искал занятий, дающих возможность предельно сосредоточиться. Приступив вчера вечером, он уже приготовил фасоль с тщательно отмеренными добавками лука, чеснока, тимиана, петрушки, ломтиков копченого окорока и наструганных палочек шпика. Сегодня, отпросившись в середине дня из музея, поджарил баранину и пол-утки — фасоль в это время снова разогревалась и кипела на медленном огне. Когда все было готово, началось заполнение специальной глубокой коричневой глиняной миски для cassoulet, купленной ими в Безансоне. Слои фасоли, потом слои утятины, баранины, чесночной колбасы, снова слои утятины, баранины, чесночной колбасы, и так до самого верха. Все это снова было поставлено на медленный огонь и должно было пребывать там, пока верхний слой фасоли не станет хрустящим. Хрустящую фасоль перемешивали, и она уходила вниз, а идущий за ней слой тоже в свою очередь становился хрустящим. Тогда перемешивали его. Теперь процесс близок был к завершению.

— По-моему, этот запах должен сладко кружить тебе голову, — сказал Саймон Акселю. — Я, признаюсь, чертовски голоден. Мы должны проявить осторожность и не налегать на сардины.

— Думаю, мало кто получал бы удовольствие от рыбы, если б мог видеть ее глаза. К счастью, глаза сардинок такие маленькие, что не могут вместить в себя осуждения.

— Аксель, сейчас не время для такой сентиментальности. Надеюсь, ты выполнил мою просьбу и обошелся сегодня без ланча?

Они разговаривали на кухне. В руках бокалы с хересом. На Саймоне длинный полиэтиленовый передник с рисунком в виде белых и розовых маргариток.

— Идея оставить меня без завтрака в собственный день рождения была, мягко говоря, странноватой.

— Но ради этого!

— У меня был легкий ланч.

— У тебя никакого уважения к еде!

— Не слишком ли тяжеловато cassoulet для такой жаркой погоды?

— Оно, конечно, вгонит в пот, но потом станет даже прохладнее.

— Какую порцию ты приготовил! Мы будем ее доедать много дней.

— В холодном виде cassoulet восхитительно.

— Боюсь, я и вправду лишен уважения к еде, — сказал Аксель. — Все-таки я пуританин до мозга костей.

— Мы уже обсуждали это в разнообразных контекстах, милый.

— Во время еды обнаруживается как свойственная человеку жадность, так и заданная невозможность получить удовлетворение. Мы с восторгом набрасываемся на пищу, с жадностью набиваем себе желудки, а потом встаем угнетенными и разочарованными, а порой даже с легкой тошнотой от переедания. И все это — символический образ основы человеческого существования. Жадность на старте и отупелость на финише. Официантам, беспрерывно наблюдающим этот процесс, трудно не стать величайшими пессимистами.

— Ну что за речи в присутствии cassoulet! По-моему, деликатность должна побудить нас вернуться в гостиную.

Они поднялись в гостиную. Изгнанная на время фотография куроса снова висела на привычном месте. Саймон начал возиться с ирисами. Это были высокие «бородатые» цветы необычной раскраски: пурпурные казались почти черными, оранжевые — коричневатыми, а ярко-синие имели необычный люминисцентно-металлический отлив. Саймон купил их в «Харродсе», и они стоили ему целого состояния.

— Тебе правда понравился новый галстук, Аксель?

— Да, он великолепен.

Галстук, подаренный Саймоном Акселю, был темный со скромным цветочным узором и несколько напоминал фон на картинах прерафаэлитов. До сих пор было не совсем ясно, какие же именно галстуки нравятся Акселю. Когда Саймон с ним познакомился, Аксель, и сам того не замечая, всегда ходил в одном и том же: тусклом темно-синем в белый горошек. В попытках расшевелить его вкус Саймон применил шоковую терапию, и это (как он теперь сам понимал) был большой тактический промах. По отношению к подаренным галстукам Аксель вел себя вежливо, но таинственно. С восторженной благодарностью принимая обновки à la Matisse, с помощью которых Саймон рассчитывал пробудить в нем чувство цвета, Аксель носил их очень редко и в самом коротком времени опять возвращался к своему монстру в белый горошек, пока Саймон однажды не выкрал его тихонько и не выбросил в мусорный бак рядом со станцией метро «Бэронскорт». Позже, проявив больше такта и понимания сути проблемы, Саймон наконец осознал, каким должен стать фирменный стиль Акселя: темный, хотя и насыщенного цвета фон, прихотливый, хотя и не броский рисунок. Саймон изучал отношение Акселя к новым галстукам, как изучают реакции пересаженного на новую диету подопытного животного. Как только позволили широта и разнообразие ассортимента, он подключил к делу статистику и сумел, таким образом, найти точку, в которой его вкусы пересекались со вкусами Акселя. Галстук, подаренный сегодня ко дню рождения, попал, по мнению Саймона, в самое яблочко.