Юрий Корольков - Человек, для которого не было тайн

• Название: Человек, для которого не было тайн
• Автор: Юрий Корольков
• Жанр: Историческая проза

Имя бесстрашного антифашиста и борца «невидимого фронта» Рихарда Зорге известно всему миру.

В продолжение многих лет, не скрывая своего имени, Зорге — официально в качестве немецкого журналиста — жил и работал в Японии, выполняя важнейшие, ответственейшие задания советского разведывательного Центра. В ноябре 1964 года товарищу Рихарду Зорге за выдающиеся заслуги перед Родиной и проявленные при этом мужество и героизм посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Автор предлагаемой вниманию читателей книги писатель Юрий Корольков в течение нескольких лет работал над темой, посвященной Рихарду Зорге. Он совершил поездку в Японию, где побывал на местах минувших событий, встречался с людьми, знавшими славного советского разведчика.

---

Что означала эта фраза в устах Коноэ? За ней тоже что-то скрывалось.

Перед тем как поехать в канцелярию премьер-министра Одзаки взял у Рихарда Зорге маленький плоский аппарат, недавно полученный из Москвы. Рихард давно ждал его, несколько раз запрашивал Центр. Там сомневались — аппарат слишком большая улика, стоит ли рисковать, но Зорге настоял: конечно, это риск, но иным путем копии документов не получить.

Сначала Одзаки сунул аппарат в портфель, но по пути в канцелярию переложил в карман пиджака, и это его спасло. Чиновник, ведающий секретными документами, низко поклонился и сказал, что от принца Коноэ уже получены необходимые указания, но он просит господина советника подождать несколько минут. Чиновник исчез и возвратился с коричневой папкой.

— Прошу вас пройти в кабинет, вам будет там удобнее, — сказал чиновник. А портфель оставите у меня, таков порядок-Чиновник этот, хранитель секретных документов, наверняка был связан с кемпейтай. Аппарат для микросъемок в портфеле… Если бы его обнаружили, то дальнейшим путем для Одзаки мог бы быть только путь в тюрьму Сугамо — на виселицу.

Одзаки провели в отдельную комнату, за дверью щелкнул замок — его заперли, и он остался наедине с секретнейшим документом, в котором излагались перспективы японской политики на два года вперед. Зорге с нетерпением ждал исхода операции. Вукелич доставил проявленную пленку только вечером, и они вдвоем принялись за работу. Напрягая зрение, с помощью увеличителя прочитали меморандум правительства императору Хирохито. Главным в японской политике было решение китайской проблемы. Премьер-министр принц Коноэ видел цель своего кабинета в том, чтобы с благословения неба осуществить «императорский путь» в Китае. Здесь повторялась та же фраза, которую Коноэ бросил за завтраком:

— Кто хочет поймать тигренка, должен войти в пещеру к тиграм.

Подготовка японской агрессии против гоминдановского Китая совсем не означала, что для Советского Союза ослабевает угроза нападения со стороны Японии. Новый командующий Квантунской армией, бывший начальник полевой жандармерии, генерал Тодзио докладывал в генеральный штаб:

«Если рассматривать теперешнюю обстановку в Китае с точки зрения подготовки войны против Советского Союза, то наиболее целесообразной политикой для нас должно быть нанесение удара по нанкинскому правительству, что устранило бы угрозу нашему тылу».

Нападение на Китай японская военщина рассматривала с точки зрения подготовки к большой войне против Советской страны. Это подтверждалось данными о численности Квантунской армии, которыми располагал Зорге.

Во время «мукденского инцидента» Квантунская армия насчитывала 50 тысяч солдат — 20 процентов японской армии. Через пять лет вблизи дальневосточных границ Советского Союза было уже 270 тысяч солдат Квантунской армии. Возрастала численность всех японских войск, но Квантунская армия росла неизмеримо быстрее — в 1937 году в Маньчжурии находилась уже треть японской армии.

Зорге подсчитал: количество танков в Квантунской армии за эти годы увеличилось в одиннадцать раз, самолетов стало почти втрое больше, орудий — в четыре раза. К границам Советского Союза прокладывали стратегические дороги, в Северной Маньчжурии строили казармы, военные склады, аэродромы…

Нет, по всему было видно, что японская военщина совсем не собиралась изменять свою враждебную политику по отношению к Советской стране.

Все это Рихард Зорге узнал за полтора месяца до начала военных действий в Китае и информировал об этом Центр. Японские войска продолжали сосредоточиваться в районе Великой китайской стены и были готовы начать наступление, но для этого требовался очередной «инцидент». Он произошел 7 июля 1937 года у старинного моста Лугоуцяо, или Марко Поло, как называли его иностранцы. Мост находился в двадцати ли от Пекина. Как оказалось, генерал Доихара Кендзи заранее прибыл на место событий…

В ту ночь вблизи моста проходили маневры японской дивизии. Китайские войска стояли рядом, в Ванпине, маленьком городке, обнесенном высокой каменной стеной. С китайской стороны раздались якобы выстрелы, и начальник японской специальной службы заявил протест китайскому генералу. Он сказал, что в дивизии исчез рядовой Исияма, он, вероятно, убит или похищен китайцами. К городским воротам подступили японские войска и потребовали, чтобы их пустили в город для поисков пропавшего солдата. Китайцы отказались это сделать, тогда японский батальон, при поддержке артиллерии, начал штурмовать городские ворота. А к этому времени рядовой Исияма уже нашелся. Оказалось, что в тот день Исияма съел слишком много жирного — целую утку, которую он раздобыл с товарищем. Ночью, как раз во время учений, у него разболелся живот, и солдат Исияма перед самой перекличкой ушел заниматься делом, в котором его никто не мог заменить…

Сначала к месту военных действий Зорге отправил Вукелича, затем и сам решил выехать туда, чтобы выяснить обстановку, проверить те выводы, которые сделали разведчики в связи с начавшимися событиями в Китае. Одзаки утверждал, и Зорге был с ним абсолютно согласен, что Япония надолго завязнет в Китае, начавшаяся война не принесет ей решающих успехов, только отвлечет значительные национальные ресурсы. Что же касается Китая, то сопротивление его будет постепенно возрастать и вызовет к жизни новые силы для борьбы с интервентами.

Центр в Москве ждал дополнительной информации о Китае. Макс Клаузен каждый раз, когда ему удавалось связаться с «Висбаденом», передавал Зорге лаконичные, настойчивые радиограммы: «Сообщайте, что происходит в Китае».

Оформление документов не вызвало особых затруднений — визы, паспорт, рекомендательное письмо из японского генерального штаба — все было в кармане. Рихарду нужно было только нанести прощальный визит послу Герберту фон Дирксену.

Перед отъездом в Китай доктор Зорге, до глубокой ночи, просидел у посла. Это был деловой визит, но разговор часто переходил на отвлеченные темы. Оба они увлекались коллекционированием древних восточных статуэток, и беседа об этом доставляла им истинное удовольствие. Зорге рассказывал, как в Киото ему удалось за бесценок купить чудесную статуэтку будды Майтреи. Несомненно это работа северных мастеров — сочетание наивного примитива и такой искуснейшей резьбы, передающей тончайшие нюансы характера божества, а скорее характера самого резчика.

— Как вам удается добывать такие уникумы! — не скрывая зависти, воскликнул фон Дирксен.

— Мне просто везет! — усмехнулся Зорге. — Вероятно, это компенсация за бродяжий характер. Я люблю скитаться по свету.

Зорге вытянул из пачки сигарету, затянулся дымом и снова зашагал по кабинету, чуть-чуть припадая на правую ногу.

Под потолком горела яркая люстра, на письменном столе на тяжелой подставке тоже стояла зажженная лампа. Был включен и торшер между кожаным диваном и креслами. В одном из них сидел уже пожилой, беловолосый посол фон Дирксен. Он любил яркий свет, и ни один уголок кабинета не оставался в тени. В этом ярком, раздражающем свете морщины, бороздившие лицо Зорге, казались еще более глубокими, и выглядел он сейчас значительно старше своих сорока двух лет. Зато глаза его сейчас поголубели и молодо глядели из-под широких бровей. Выражение его лица постоянно менялось — то это было суровое лицо скифа, то оно становилось вдруг детски добродушным, и тогда из глаз, только что метавших колючие искры, лучилась мягкая, добрая теплота.

Его собеседник Герберт фон Дирксен, педантичный, подтянутый дипломат старой немецкой школы, отрывисто посасывал сигару, выпуская клубы дыма, казавшиеся прозрачными в ярком свете.

— К сожалению, я прикован к креслу, к столу, кабинету, — сказал Дирксен. У корреспондента больше возможностей, нежели у дипломата.

— Я помогу вам, — засмеялся Зорге. — Знаете, если меня убьют в Китае, я завещаю вам свою коллекцию. Согласны?..

Фон Дирксен предостерегающе поднял руку:

— Послушайте, господин Зорге, я не суеверен, но все же на вашем месте я бы не стал так шутить перед отъездом… Зачем искушать судьбу?

— Вы отказываетесь? — продолжал шутить Зорге, и в глазах его прыгали веселые чертики. — В таком случае вы не проиграете, даже если я останусь в живых! Я подарю вам статуэтку Майтреи. Завтра же привезу ее вам.

— Я бессилен против такого соблазна, — рассмеялся фон Дирксен. — Послу нравился этот веселый, непоседливый корреспондент, умевший прекрасно ориентироваться в сложнейшей политической обстановке. Фон Дирксен не первый год был в Японии, считал себя сведущим человеком, но всегда охотно выслушивал мнение франкфуртского корреспондента, энциклопедически образованного человека.

— Ну, а что вы скажете о своей поездке? — спросил фон Дирксен. Беседа, ради которой Зорге приехал к послу, подходила к своей кульминации. — Как вы оцениваете обстановку в Китае?