"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 12 (1972 г.)

• Название: На суше и на море. Выпуск 12 (1972 г.)
• Автор: "На суше и на море"
• Жанр: Научная Фантастика

---

Внизу крупным шрифтом было напечатано: «СЛЕДИТЕ ЗА ДАЛЬНЕЙШИМИ СООБЩЕНИЯМИ!»

Мэкензи боролся за свое открытие, хотел привлечь внимание общественности. Кажется, в лице Крафта и его газеты он нашел, наконец, союзника.

Но это только казалось ученому. События развивались своим чередом и шли неведомыми Мэкензи путями. Выступив против тех, кого Дэвис называл сильными мира сего, Мэкензи даже первый ход в игре сделал неправильный.

Не прошло суток, как его надежды развеялись.

Вечером листок Крафта вышел с новыми заголовками: «Фантазия! Просим читателей извинить за небольшую мистификацию. Открытие мистера Мэкензи - фантазия чистейшей воды! Ученый оказался невменяемым!»

Крафт потирал руки. Десять часов назад листок «Утро и вечер» дышал на ладан, издателю грозило полное разорение. В таком капкане стоило пойти на шантаж и встряхнуть сейфы «Кемикл америкен». Корпорации нужно замолчать открытие Мэкензи? Пусть она за молчание платит! Крафт почти не рисковал. Газета и так стояла на краю гибели. Но он выиграл! Два миллиона долларов перетекли из карманов заправил «Кемикл америкен» в его несгораемый шкаф. Два миллиона за три слова: «Фантазия чистейшей воды». За эту сумму можно придумать и не такое.

4

Неделю спустя высокий седой человек остановил открытый кабриолет на обочине заброшенного шоссе милях в шестидесяти от Бойси - на юге штата Айдахо. Это был Роберт Эмиль Мэкензи. Распахнув дверцу и сойдя на шоссе, он вынул из-под сиденья машины небольшой серебристый цилиндр.

В поле стояла тишина. Бесконечный ковер пшеницы добегал до холмов и, перемахнув их, скрывался за ними. Две-три группы деревьев казались островами в светло-зеленом море. Эти деревья - все, что осталось от отцовской фермы. Мэкензи взошел на холм к деревьям. Старые, обглоданные непогодой и временем, они стояли большим четырехугольником. Когда-то это был двор. Сейчас здесь росла молодая трава, пересыпанная цветами, и только крапива, там и тут поднимавшаяся темноватыми зарослями, отмечала места, где были конюшни, коровники. Мэкензи прошел в один из углов прямоугольника, обозначенного деревьями, туда, где раньше был расположен дом. Нагнулся, потрогал камни рукой, попытался выворотить один из них. Открылась узкая щель. Здесь был когда-то небольшой лаз под домом, куда ныряли кошки. Чтобы расширить щель, Мэкензи пришлось отвалить еще один камень. Показалось углубление, надежно скрытое в старом фундаменте. Вынув из кармана серебристый цилиндр, Мэкензи положил его в углубление, засыпал землей и, не торопясь, заложил камнями. Потом он отер рукавом пот со лба - работа утомила его, - сел на фундамент и сказал:

– Если вы рядом, вы знаете, куда я спрятал открытие.

Казалось, он разговаривает сам с собой, как многие пожилые люди. Но Мэкензи верил, что в эту минуту рядом с ним Лед и Эда. Хотел верить. События недели отодвинули встречу. Да и была ли она? Может, все это сон?

– Я проиграл, - сказал опять вслух Мэкензи, - но не жалею о том, что сделал.

Он действительно проиграл. Его уволили из «Кемикл америкен», у него отняли открытие. В печати его объявили сумасшедшим. Но как знать? Может быть, люди когда-нибудь найдут цилиндр с формулами и схемами. И тогда мир будет купаться в изобилии.

Мэкензи спустился с холма, не оглядываясь, пересек поле и сел в машину.

Через час он был на Тихоокеанском шоссе, влился в бесконечный поток автомобилей.

– Мы еще повоюем, - говорил он себе.

Можно выступать в залах, на площадях - нести правду о своем открытии всем.

Спидометр показывал сто двадцать. Чувство легкости охватило Мэкензи, будто он летел на крыльях.

– Мы еще… - повторил он, но на этот раз не окончил фразы: перед ним возникло что-то огромное, блеснувшее никелем и стеклом. Мозг пронзила ослепительная молния.

Но прежде чем погасло сознание, Мэкензи вспомнил, что сегодня 13 июня, пятница - несчастливый день. Где он видел эту дату?

В этот день газета Крафта «Утро и вечер» вышла с портретом Мэкензи в черной рамке. Это была единственная газета, отозвавшаяся на смерть ученого. Не потому, что отдавала дань уважения, просто листок нуждался в сенсациях. Над портретом стояла надпись: «Сумасшедший Мэкензи покончил с собой». Внизу под портретом стояла дата - 13 июня, пятница.

В заметке Крафта все было ложью. Мэкензи не сошел с ума и не покончил с собой. В «Кемикл америкен» узнали о смерти ученого через несколько минут после того, как грузовик налетел на хрупкий кабриолет. Несчастный случай? Да еще тринадцатого числа? Вполне естественно.

В тот же день шоферу-гангстеру из кассы «Кемикл» было выдано семьсот долларов. По сравнению с двумя миллионами Крафта - пустяк.

Об авторе

Грешнов Михаил Николаевич. Родился в 1916 году в Ростовской области. Окончил Краснодарский педагогический институт. Долгое время работал сельским учителем, директором средней школы. Начал публиковаться в конце 50-х годов в местных издательствах. Главная тема ею первых рассказов и очерков - жизнь советской деревни. В последние годы автор пишет в жанре научной фантастики, недавно принят в члены Союза писателен СССР. Автором опубликовано помимо многих отдельных рассказов и очерков четыре сборника произведений реалистического и фантастическою жанров. В нашем издании выступал дважды. В настоящее время работает над новым сборником фантастических рассказов.

Олег Николаев МЕДНАЯ ЗРИТЕЛЬНАЯ ТРУБА

Фантастический рассказ

– Меня положили спать наверху, в дядином кабинете, на широкой старинной софе, обтянутой толстым зеленым бархатом. Луна за окном ярко сияла. Я никак не мог сомкнуть глаз - все думал и думал об этом загадочном человеке, пропавшем неизвестно куда. Часы пробили полночь, а я не то лежал, не то плыл куда-то в фантасмагорическом рое мечтаний или следил за дрожащими бликами на гладком дубовом полу и вновь размышлял о дядюшке. Как вдруг…

– Что… что же вы увидели?… - спросила одна из женщин, собравшихся в углу гостиной вокруг старика Крутогорова, известного в свое время авторитета в области редких случаев психической патологии.

– И в самом деле - увидел…

– Э, нет, милый Сергей Ильич, - громко запротестовал кто-то из мужчин, заметив, насколько увлек Крутогоров слушательниц своим рассказом. - Зачем же без нас? Просим вот сюда, в это кресло. Мы тоже хотим узнать вашу таинственную историю.

Крутогоров смутился, оказавшись неожиданно в центре общего внимания, но отказать настойчивым просьбам было невозможно.

– Извольте же слушать терпеливо, - сказал он, перейдя к столу и устраиваясь поудобнее в патриархальном кресле, - воспоминание в духе то ли Конан-Дойла, то ли Эдгара По. Только прошу верхний свет погасить - режет глаза. Оставьте эти два торшера: так, благодарю. Ну-с, придется все сызнова. Приключилось это со мной в 1911 году…

Так начал свою повесть старший Крутогоров. Тем вечером в квартире его сына, способного хирурга, собрался кружок давнишних приятелей на некое семейное торжество. Тут всегда царила атмосфера доброжелательности, все хорошо знали и уважали друг друга; тут тактичность и сдержанность - признаки духовной культуры - ценились не меньше, чем оригинальная идея или удачная шутка. В здешнем кругу принято было без лишних слов и намеков помогать друг другу, поддерживать в невзгодах. Не терпели тут ни пустословия и сплетен, ни состязаний в красноречии и интеллектуализме, которые столь характерны для людей, влюбленных в свое «я».

– Мне в ту пору исполнилось четырнадцать лет, - продолжал Сергей Ильич неспешно. - Жили мы в Москве. Отец давал уроки музыки и пения в каком-то частном пансионе, а сверх того - в нескольких богатых домах. Но всего, что он зарабатывал, едва хватало семье из шести душ. Матушка целиком посвятила себя воспитанию четверых детей. Она часто болела, и отцу моему, типичному неудачнику, приходилось прямо-таки выбиваться из сил, чтобы сводить концы с концами.

Представьте же наше изумление и радость, когда в одно прекрасное утро родители сообщили мне и моей старшей сестре Тане, что мы вчетвером едем в Р. вступать во владение домом, который достался по наследству матушке от ее единственного брата - чудака и нелюдима, пропавшего где-то на востоке!

Необыкновенный человек был мой дядя! Я видел его наяву (потом станет понятно, отчего именно наяву) всего только раз. Он посетил наш московский дом, отправляясь в Тибет. Дядюшка заехал повидать свою сестру перед далеким путешествием. Вовек не забуду его высокую, чересчур прямую, сухощавую фигуру, суровое, неулыбчивое лицо, на котором постоянная работа могучего ума вырубила резкие морщины прирожденного мыслителя, его проницательные темно-серые глаза.