Виктория Шавина - Дорога в небо

• Название: Дорога в небо
• Автор: Виктория Шавина
• Жанр: Фэнтези

Вторая книга дилогии. (Ранее называлась «Южные весы».) Продолжение романа «Научи меня летать».

---

Нэрэи с улыбкой отозвался:

— По-моему, философию и порождает либо беспокойство, либо праздность.

Бравировать Сил'ан перестал, хотя едва ли заметил это сам. Альвеомир же, коль скоро его мудрствования совершили такое чудо, показался Хину отнюдь не злом.

— Я не верю, что он случайно привёз тебя с собою, да ещё на птице, — наконец, честно признался Нэрэи. — Ты можешь не ответить, и всё-таки я спрошу: что он задумал?

Теперь улыбнулся Хин.

— Бросить игры: политику и войну. Исполнить детскую мечту: отправиться на край мира, в земли жестоких древних Богов, похожих на вас. Они ли насылали кошмары на людей моей страны? Мы могли бы узнать.

— Отправиться — с тобой? — Нэрэи удивился, и сразу попытался заглушить интонацию смешком. — Что я наделал, Хин? — спросил он ровно, но обращался скорее к тёмной глади ручья. — Преаксиан сразу тебя возненавидел. Он говорил: нельзя. Я не послушал провидца.

«Я тоже». Лятхов с их драконом не требовалось вспоминать: Одезри и не забывал о них.

— Я мерил по себе, — продолжил Нэрэи, как на исповеди. — Да ещё Вальзаара убедил. Разве я не знал: жизнь — то, что происходит, пока мы строим планы? Почему же я был так уверен, что сбудется по-моему?

Хин прервал его:

— Так можно договориться и до того, что это я его убил. А что? Если б не я, он вернулся бы раньше, не оказался бы свидителем, не вмешался бы…

— И Прексиан погиб бы, — грустно докончил Нэрэи.

Хин вспомнил изодранный мешок у ног красноглазого убийцы.

— Разве он жив?

— Жив, — признал Нэрэи так медленно, что напомнил старшего сородича. — Но… — он так и не закончил. Вместо этого предложил: — Хочешь его увидеть? Характер не из лёгких, зато развеем его скуку.

Хин рассеянно кивнул, пытаясь разобраться в своих чувствах: что-то его беспокоило. Только в тёмном коридоре, залитом водой и звуками самой разной музыки вперемешку, под хлюпанье свои шагов он понял: Прексиан — совсем не имя для Сил'ан, не слово морита. И казалось оно знакомым, просто потому, что в детстве он его уже слышал.

Он никогда не представлял себе провидца заплаканным, едва живым, потерянным юношей, тощим, едва видным под грудой белых покрывал. В комнате, совершенно сухой, кровать была единственной мебелью. Хин не желал подавлять больного своим ростом, и сел на пол. Теперь их лица находились примерно на одном уровне. Нэрэи — по обыкновению Сил'ан — такой тактичности не проявил: остался стоять.

— Так ты сын Данастоса? — спросил Одезри, надеясь так завязать разговор.

Но Нэрэи ответил вместо бедняги:

— Вероятно, так. Он из Лета и должен бы зваться Преакс-Дан, но не хочет.

— Почему? — Хин бросил на Сил'ан предупреждающий взгляд.

Тот надулся. Искалеченный провидец долго молчал, а когда ответил, то совсем не человеку.

— Кто этот клоун? — потребовал он голосом хриплым и нарочито низким. — У нас день открытых дверей, следует понимать?

— Хин Одезри, один из летних уанов, — ответил Нэрэи, ничуть не удивлённый. Второй вопрос он благополучно пропустил.

Избитый юнец хмыкнул и отозвался, с видом императора, дарующего помилование:

— И как же звали твоего отца, уан Одезри?

Хину показалось, что этот голос он уже когда-то слышал. Совсем недавно. Может быть, во сне?

— Меня назвали в его честь.

Прексиан скривился презрительно, и тотчас охнул, его лицо исказилось вновь — на сей раз от боли. Переждав, он промолвил тихо:

— Глупый обычай. Давать живым имена мёртвых, да ещё погибших дурной смертью. Ну да чему быть, того не миновать.

Хин помрачнел:

— Думаешь, что знаешь, как умер мой отец?

На этот раз юноша даже чуть повернул голову на «подушке» — сложенном полотне — чтобы заглянуть собеседнику в глаза:

— По собственной глупости, — сказал он с вызовом, ухмыляясь, насколько позволяли разбитые губы, сломанный нос и синяки по всему лицу. Сипло засмеялся, наслаждаясь чужим гневом и бессилием: отчаянным любопытством, не позволявшим уйти, заставлявшим смотреть, как статуя кумира падает с пьедестала. — Жена навязалась, ребёнок — ещё одна обуза. Он жаждал свободы. Гордый, заявил своей дражайшей: ты — как хочешь, а я мужчина, духом вольный. Ни кола у меня, ни двора, и обзаводиться не собираюсь. Пойду-ка на войну, что-то тянет меня. А ты — либо со мной, либо на все четыре стороны. А на войне наш умник ни к кому не примкнул. Ходит, словно мессия, сам по себе, тащит выдуманный крест. Всем помогает, сильный, непогрешимый. И, не поверишь, оказался он, в итоге, под стенами Онни. Беспомощным, как и положено мессие. Горожане ворота закрыли, не впустили страждущих дураков, там их войско противника и положило. Но под конец твоему папаше повезло — приглянулись мифическому существу из иного мира то ли душа его, то ли жизнь, то ли умения. И, перед смертью опомнившись, обменял наш герой это качество на обещание позаботиться о его жене и сыне. Ну и позаботились, отменно, я гляжу. То существо умудрилось заручиться обещанием некой семьи Сил'ан. Мать твоя заартачилась — в Весне оставаться не хочет, Лето ей подавай. Что ж, отправили её, куда хотела. А потом, как местные порешили с ней разделаться, пришлось ей просить о помощи. Только существо то уже отправилось в странствия по другим мирам. А вот добрая наша семейка осталась. И мы нашли, кого послать, — Прексиан отвернулся. — Прошлое, Хин-Хин, оно только кажется притягательным, таинственным таким, замысловатым. Но откинь вуаль: такая же дрянь, как настоящее. А уж грядущее…

Хин готов был подняться и уйти, даже хлопнуть дверью в ярости. Но полная ненависти ко всему сущему, улыбка провидца погасла. Он тяжело сглотнул и прошептал, уставившись в потолок, напрасно пытаясь удержать слёзы страха:

— Грядущее я больше не вижу.

— Ты и раньше не помнил своих пророчеств, — попытался успокоить его Нэрэи.

Провидец закрыл глаза и попрекнул сухо, сердито:

— Я знаю, о чём говорю. Я лишился дара, — его голос дрогнул, он заторопился. — Я едва ли смогу ходить. Кто я теперь, Нэрэи? Зачем мне жить? Зачем он… Почему он не убил меня в Лете? Не любил, не жалел. Но всегда поступал, как должно.

Слёзы текли безудержно из под закрытых век. А в голосе звучали интонации подростка, и они подходили Прексиану, как ни одни другие. Хин поднялся и вышел в коридор, плотно притворил за собою дверь. Он был уверен, что Нэрэи теперь расскажет бедняге про Келефа, и что об этом им лучше беседовать наедине.

Большую часть ночи Хин, рискуя заболеть, провёл в беседке, глядя, сквозь просветы в листве, на недостижимые звёзды, слушая тихий размеренный стук диковинного устройства, то наполнявшегося водой, то выливавшего её. Потом, ни о чём уже не думая, он вернулся в Оранжерею. Никто из Сил'ан за ним вроде бы не следил. Доверяли ему или нынешний глава не имел власти над своими подчинёнными?

Дверь открыл какой-то лятх, но Хин даже не захотел его рассмотреть. Повалился в гамак и заснул. То, что кё-а-кьё в эту ночь могло вовсе не быть дома, ему и в голову не пришло. Поутру Альвеомир разбудил его словами:

— Саели вернулся. Ждёт тебя на завтрак.

Хин опрокинул на себя ведро с очищающим зельем, хотя предпочёл бы искупаться в воде. Умылся, пожевал веточек, чтобы толком проснуться, причесал волосы, заплёл их в косу и последовал за провожатым. Одезри не волновался и был настолько убеждён, что увидит совершенно незнакомого Сил'ан, что недоверчиво нахмурился, когда тяжёлые двойные каменные двери сомкнулись за его спиною. Этот был ему знаком — такие волосы не забудешь —, но откуда?

Маску глава семьи не одел, и едва ли по забывчивости. Лицо у него оказалось шире, чем у Келефа, но красоту его и шарм Хин не смог бы описать никакими словами. Рядом с ним даже Нэрэи при всей эксцентричности едва ли кто-то бы заметил, а на Келефа не бросили бы второго взгляда. На несколько секунд у правителя перехватило дыхание, он не мог вспомнить, даже если бы постарался, кто он, где и зачем.

Божество перед ним, быть может, привычное к такой реакции, спокойно выждало, а потом, по-прежнему не произнося ни слова, широким жестом пригласило к столу, накрытому на одного. Власть такой красоты испугала Хина. Никто ему не угрожал, не выдвигал требований, не ставил запретов, однако он понимал, что не оспорит решение этого Бога, и не посмеет оскорбить сомнением даже очевиднейшую выдумку. И умолять не посмеет, но уже по другой причине: из-за того, как мало в этом совершенстве человеческого.

Если Келефа воображение сравнивало с плывущей рыбой или шустрой ящеркой, то Вальзаара — скорее с большой кошкой или муроком. Когда глава семьи заговорил, легче не стало. Хин безотчётно надеялся, что голос разрушит очарование. Но как молодость провидца не перечеркнула достоверности болезненного знания, так и здесь судьба не смиловалась. Голос Вальзаара оказался всеобъемлющим, настолько подавляющим, восхитительным и сильным, что просто не мог принадлежать живому существу. Его невозможно было слушать иначе, чем музыку, даже когда его обладатель давал разнообразным блюдам имена и скромно хвастался, что сам всё приготовил. Это его-де увлечение, но опасаться решительно нечего: всё давно отточено и испытано на сотнях дам.