Александр Бушков - Волчье солнышко (Сборник)

• Название: Волчье солнышко (Сборник)
• Автор: Александр Бушков
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-224-00379-2, 5-7654-0366-2

В предложенную вашему вниманию книгу знаменитого красноярского писателя вошли фантастические повести и рассказы разных лет.

Повести

• Континент

• Волчье солнышко

• Кошка в светлой комнате

• Дождь над океаном

• Дети тумана

Байки начала перестройки

• Казенный дом

• Рыцари ордена лопаты

• Как хорошо быть генералом

• Брежнин луг

• Из жизни пугал

• Курьез на фоне феномена

Рассказы

• Баллада о счастливой невесте

• И ловили там зверей

• Стоять в огне

• Умирал дракон

• Вечер для троих

• А она бежала

• Все могут короли

• Тринкомали

---

Вскрикнув от ярости и боли. Гай рванулся к всадникам, но наткнулся на невидимую стену.

– Но почему? – крикнул он туману, ветру, тоске.

– Ты же помнишь сказки, – сказал старик. – Тех, кто покидал зеленые острова вечной молодости, всегда заставляли на берегу отряхнуть даже пыль с ног… Это ложь, будто Орфей потерял Эвридику оттого, что он оглянулся назад у выхода из ада. Просто-напросто прошлое всегда остается за спиной, и то, что принадлежит прошлому, как бы ни было тебе дорого, невозможно унести… или увести с собой. Как невозможно и вернуться назад… Мир уходящему…

Они повернули коней, хлестнули их и галопом скрылись в тумане, вернее растворились в нем, потому что стук копыт тут же утих.

Гай побрел вперед. Он и не пробовал вернуться назад, знал, что нечего и пытаться, что та же невидимая стена была за его спиной и двигалась следом за ним, примерившись к его шагу.

Времени не существовало. Казалось, он бредет сквозь туман тысячу лет, миллион лет, и еще миллион лет пути впереди. Казалось, теперь он не сможет никого любить – ни женщину, ни землю, ни небо. Он был слишком измучен, чтобы ощущать боль.

Чайки кружились над головой, и в уши лез назойливый скрипучий крик:

– Три кварка для сэра Марка, три кварка, три кварка… Три кварка по сэру Марку, три кварка, три кварка…

Туман стал бледнее, и Гай побежал, стремясь уйти от чаек. В небе раздался гул, и, как умирающий еще находит силы приподняться, Гай уловил в себе последний затухающий всплеск шестого чувства, и оно на несколько секунд послужило ему, помогло увидеть над Кругом реактивный бомбардировщик, от которого отделился и, кувыркаясь, падал вниз черный предмет.

«Может быть, так даже лучше», – подумал он и остановился, ожидая взрыва. От Реального Мира его отделяло пространство в два кирпича – на один шаг. Может, так даже лучше…

На мгновение его ослепило немыслимой яркости светом, и весь мир одну короткую секунду состоял из страшного грома, для которого нет и не будет сравнений и аналогий.

Когда вернулись зрение и слух, Гай оказался невредим и не увидел следов взрыва. Он стоял на заросшей зеленой травой равнине, в двух шагах от намеченной полосатыми гербовыми столбами линии границы, за которой протянулись вспаханная контрольно-следовая полоса, а за ней – шеренга столбов иной полосатой расцветки с другими государственными гербами. В голубом летнем небе безмятежно сияло солнце.

Он услышал рев мощных моторов и повернул голову на шум. Страшная, непонятная боль пронзила мозг, и последнее, что увидел Гай перед тем, как рухнуть лицом вниз, – показавшиеся из-за холма бронетранспортеры и бегущие к нему люди в мешковатых костюмах противорадиационной защиты и в голубых касках.

12. Арлекин под дождем

– Если мне и случалось когда-нибудь о чем-нибудь сожалеть, так это о том, что на вашем месте не смог оказаться я, – признался полковник Ромене.

Гай вежливо, вяло улыбнулся в ответ, не поднимая головы от подушки – не от недостатка сил, просто не хотелось говорить и двигаться.

– Вас ведь наградили посмертно, – продолжал полковник, расхаживая по комнате. – Вы помните, мы договаривались – будем ждать вас десять дней?

– Помню, – сказал Гай.

– А больше вы ничего не помните? – спросил полковник Ромене с любопытством, которого он не мог и не хотел скрыть.

– Нет, – сказал Гай. – Под нами – удобное такое зеленое поле, идеальное место для посадки, вертолет снизился… и все. Когда я открыл глаза, надо мной стояли дозиметристы. Так что вам совершенно незачем завидовать мне, полковник, я все забыл…

– Неужели все, что мы засняли в Круге, не помогло вам вспомнить?

– Нет, – сказал Гай и покосился на подвешенный к потолку над изголовьем кровати экран. – Я часами смотрел эти фильмы, но хоть бы крохотный обрывочек шевельнулся в памяти… – Он скомкал незажженную сигарету, и полковник торопливо подал ему другую. – Хочется биться головой об стену – ведь что-то я делал там эти пятнадцать дней, как-то жил, что-то ел, с кем-то встречался…

– Вот именно, – сказал полковник Ромене. – Мы ведь, знаете ли, исследовали вас скрупулезнее, чем лунный грунт, каждый квадратный миллиметр кожи, и все такое прочее. Вы там ели. И пили. И целовались – в складках кожи губ остались следы вещества, идентифицированного с губной помадой. Да, вы там жили, я уверен, вполне сознательно… – Он замолчал, глядя с надеждой. – Не вспомните?

– Нет, – сказал Гай. – Какое-то странное ощущение – я не знаю, что лучше, вспомнить или не вспоминать… Понимаете?

– Кажется, да… Вы не сердитесь, что я вас впутал в это дело?

– Ну что вы, – сказал Гай. – С моей головы ведь ни один волос не упал, да наградили вот… Дома все удохнут. Полковник, мне смертельно надоело здесь. Я хочу домой. Только не нужно ваших спецрейсов, хорошо?

– Ну что ж, ничего не поделаешь, – сказал полковник Ромене. – Я свяжусь с вашим посольством. Мне почему-то кажется, что репортеров вы не хотите видеть, верно?

– Увольте, – сказал Гай, – Даже если бы пришла блажь встретиться с репортерами, что я могу им сказать? Они и так, наверное, разделали меня на все лады?

– Ого! Я собрал вам на память килограммов двадцать газет. От эсперанто до суахили…

– Спасибо, полковник.

– Не за что. Мне все время кажется, что я виноват перед вами…

Он смущенно улыбнулся, поклонился и вышел, бесшумно притворив за собой белую дверь палаты. Через несколько минут молоденькая медсестра в голубом халате привезла тележку с одеждой Гая.

– Сестричка госпитальная, любовь моя печальная… – тихо пропел он под нос. Постарался вспомнить, где и когда к нему привязалась эта песенка, но не смог.

Одевался автоматически, медленно. Удивился странному незнакомому значку на лацкане пиджака – черный факел с алым трилистником пламени, – пожал плечами и решил, что это подарок полковника Роменеса, поднял пиджак за рукав. Что-то прошелестело и звонко упало на пол. Гай наклонился, протянул руку. Медленно, очень медленно выпрямился.

На его ладони лежал черный крест, а на кресте был распят искусно вырезанный из камня кофейного цвета Сатана с глазами из зеленого самоцвета. Золотая чеканная цепочка была прикреплена к кресту.

Гай стиснул кулак. Он не чувствовал боли, потому что там, за невесомым радужным занавесом беспамятства, были пляшущие огоньки черных свечей и ажурная золотистая музыка на балу в особняке Серого Графа. И гитарный перебор Мертвого Подпоручика. И мертвенно-белый свет ламп в кафе «У сорванных петлиц». Пышные парики Высокого Трибунала. Усталое морщинистое лицо упыря-философа Саввы Иваныча. Барон Суббота, Злой дух гаитянских поверий. И Алена, Алена – усталое и счастливое лицо на белой подушке, карие, серые, синие, зеленые глаза, зыбкие, как миражи, еженощно изменчивые улочки Ирреального Мира, светлые волосы, растрепанные ворвавшимся в окно «роллс-ройса» ветром… Алена.

Наверное, он кричал, потому что дверь вдруг распахнулась, показалось испуганное личико юной сиделки. Она неплохо знала русский, но сейчас, растерявшись, спросила что-то на своем родном языке.

– Вам стало плохо? – опомнившись, переспросила она по-русски с милым забавным акцентом.

– Нет, ничего, – сказал Гай. – Позовите полковника Роменса, он, должно быть, не успел еще уйти из клиники… Нет, не нужно. Я увижусь с ним потом, – поспешно добавил он, зная, что ничего не скажет полковнику и ничего не скажет никому.

В аэропорт его отвез какой-то хрен из посольства. Никаких вопросов он не задавал, и Гай был ему за это благодарен. Его самолет улетал в два часа дня. Гай сидел, забившись в угол большой черной машины с красным флажком на крыле, и равнодушно смотрел на чужую суету вокруг: блестящие автомобили, чуточку опереточные полицейские, с небрежной лихостью регулировавшие движение, девушки на ярких мотороллерах, мельтешение реклам. Он прежде не бывал в этой стране и в другое время с удовольствием прошелся бы по улицам, но сейчас меж ним и внешним миром невидимой стеной стояли сизый волокнистый туман, скрипучие крики чаек, исчезающий взгляд Алены и жестокие, прекрасные превращения Ирреального Мира.

Моросил дождь. Когда они вышли из машины, Гай увидел у входа в здание аэропорта печального арлекина в красно-синем трико. Что-то оборвалось внутри, он готов был поверить, что Ирреальный Мир послал ему последнюю весточку, но дипломат, мельком глянув на стоявший рядом с арлекином плакат, пояснил, что это реклама какого-то балаганчика. Теперь Гай и сам видел, что штопанное трико выцвело от бесконечных стирок, а сам арлекин, несмотря на румяна и пудру, худ и стар.

В ожидании самолета Гай сидел в баре, равнодушно пил кофе и просматривал газеты. Пентагон провел новые испытания лазерного оружия, советский фильм «Осенний марафон» получил очередной приз на международном фестивале, на ирано-иракском фронте продолжалось временное затишье. В США был Рейган, стрелянный в упор, но живой, в Сальвадоре были партизаны. И так далее в том же духе. Каждая строчка, каждая фраза убеждали, что он вернулся в восьмидесятые годы двадцатого века.