Эммуска Орчи - Неуловимый Сапожок

• Название: Неуловимый Сапожок
• Автор: Эммуска Орчи
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0274-1

Благородный храбрый джентльмен, не прибегающий к силе оружия и всегда побеждающий противника в интеллектуальном поединке, – таков Сапожок Принцессы – главный герой романов Эммуски Орчи «Сапожок Принцессы», «Аз воздам» и «Неуловимый Сапожок».

---

Ужас всего этого был настолько велик, что о причинах даже боялись говорить.

– Во всяком случае, пожалуй, сейчас лучше всего отправиться к Гейолю и присматривать за этой бабой.

На улицах собирались толпы сердитых и мрачных людей. Прокламация была оглашена как раз в то время, когда мужчины обычно покидали всевозможные питейные заведения и неторопливо направлялись к дому.

Свежие новости были тут же подарены накрывающим на стол женам. О сне в эту ночь никто уже и не думал. Кормильцы семей и все, чьи жизни зависели от них, с трепетом ожидали нового дня. Оказывать какое-либо сопротивление варварскому приказу никому из этих покорных, изнуренных повседневной борьбой за существование рыбаков даже и в голову не приходило; впрочем, от этого всем им стало бы только хуже. Да и никакой бодрости духа уже не осталось у измотанного полуголодного населения городка для мысли о восстании. В Шато квартировал полк солдат, прибывший с юга, которому уроженцы Булони могли противопоставить лишь дюжину старых заржавленных мушкетов. Кроме того, у всех на памяти были и рассказы Андрэ Лемуана, и судьба Лиона, разрушенного до основания, и Тулона, превращенного в пепел, – так что где уж там было думать о восстании.

Братья, отцы и сыновья, собравшись в небольшое разношерстное войско, отправились к форту Гейоль, дабы хорошенько присмотреть за этой угрюмой башней, скрывавшей в себе такого драгоценного заложника. Они столпились около темного сумрачного сооружения, в котором светилось единственное выходящее на южный вал окно. Оно было распахнуто и распространяло слабый мерцающий свет. И достаточно скоро до этих молчаливо и злобно оглядывающих стены людей донесся оттуда громкий смех и приятный голос, весело что-то говорящий на незнакомом английском языке.

На тяжелых дубовых воротах, ведущих во внутренний двор тюрьмы, висела все та же написанная на толстом пергаменте прокламация. А рядом покачивался крошечный фонарик, который дымил и, вспыхивая при порывах ветра, выхватывал то и дело черные жуткие слова и тяжелую печать, выступающие на желтоватой бумаге, подобно темным знакам приближающейся смерти.

Впрочем, ворота и прокламация были уже исследованы, и теперь все стояли по распределенным между собой местам. Луна ласкала своим серебристым светом усталые, обеспокоенные томительным ожиданием головы, молодые и старые, с темной вьющейся шевелюрой и полысевшие от времени, эти согбенные от тяжкого труда спины и грубые, шершавые, словно старая древесина, руки.

Они стояли всю ночь, не смыкая глаз.

У ворот находилась также стража из гарнизона, но это выглядело теперь совершенно излишним; их ставка была не столь велика, а дееспособное население Булони всю ночь не спускало глаз с мрачной тюрьмы, чтобы никто не смог убежать оттуда ни через окно, ни через стену.

И при всем этом они хранили гробовое молчание, свято соблюдая мертвую тишину, которая нарушалась лишь монотонным хлопающим звуком пергамента на ветру. Луна же, которая, несмотря ни на что, продолжала распоряжаться собой по собственному усмотрению, блеснув напоследок ярким лучом, скрылась окончательно за наползающими тучами, погрузившими весь городок с его грязными стенами, солдатами и толпой в непроницаемую тьму.

И только фонарик все еще продолжал выхватывать кровавыми отблесками бьющийся на ветру пергамент. Время от времени кто-нибудь из толпы возникал в этом маленьком островке света, по-видимому желая еще и еще раз взглянуть на ужасную прокламацию. Свет фонаря освещал на мгновение темную или седую голову, а ветер уносил сорвавшийся с чьих-то губ вздох удивления или разочарования.

А порой и небольшие группки из трех-четырех человек молча разглядывали пергамент, тщетно пытаясь найти хотя бы какой-нибудь проблеск надежды в неожиданном повороте фразы; но и они только угрюмо переглядывались и вздыхали. После чего охранники с руганью расталкивали их прикладами байонетов, вновь прогоняя сумрачных и молчаливых людей в темную массу толпы.

Так стояли они час за часом, методично и размеренно отбиваемыми звоном со старой сторожевой башни. Стал накрапывать дождь, и липкая сырость пробирала придавленных усталостью людей до мозга костей.

Но они не обращали внимания на это.

– Мы не должны спать… Мы не должны проглядеть женщину.

Некоторые присели на корточки прямо на грязной дороге, кому-то посчастливилось опереться на скользкие мокрые стены.

Еще дважды до наступления ночи до них доносился все тот же громкий и веселый смех из распахнутого окна освещенной комнаты. Последний раз он даже затянулся, будто в ответ на хорошую и добрую шутку.

Еще через какое-то время распахнулись тяжелые ворота форта, и во внутренний двор вышло полдюжины гвардейцев. Хотя они и были одеты в форму гвардейцев городского гарнизона, однако явно отличались своим видом от обычных солдат, поскольку были, как на подбор, высокие и крепкие. Они сменили отсалютовавшую им стражу, которая тут же ушла.

Вместе с гвардейцами появилась небольшая гибкая фигурка человека, одетого во все черное, за исключением трехцветного шарфа.

Толпа уставилась на него с любопытством.

– Кто это? – спрашивали некоторые шепотом.

– Наверное, гражданин губернатор, – предполагали другие.

– Нет, это новый палач, – боязливо шептали третьи.

– Нет, нет, – зашипел Пьер-Максим – староста булонских рыбаков, большой авторитет в любом частном или общественном городском деле. – Нет, это приезжий из Парижа, друг Робеспьера. Теперь он устанавливает здесь все законы, и сам гражданин губернатор должен подчиняться ему. Это его указ о том, если баба сбежит…

– Тише, тише, ш-ш-ш-ш, – зашикали в толпе.

– Тише ты, Пьер… Гражданин может тебя услышать, – прошептал человек, стоящий рядом со старостой. – Гражданин может услышать и подумать, что мы тут взбунтовались…

– Что эти люди делают здесь? – спросил Шовелен, оказавшись на улице.

– Наблюдают за тюрьмой, гражданин, – ответил сержант, к которому тот обратился.

Шовелен удовлетворенно улыбнулся и в сопровождении своего эскорта направился к городской ратуше. Толпа посмотрела вслед этой быстро растворившейся в темноте группе и вновь вернулась к тупому, изматывающему ночному бдению.

Старый колокол отзвонил полночь, и угрюмая башня, лишившись своего единственного огонька, возвышалась теперь темной неподвижной громадой.

ГЛАВА XXIX НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПРАЗДНИК

«Граждане Булони, просыпайтесь!»

Но никто и не спал, только некоторые забылись в тяжелом дремотном отупении, гораздо более изматывающем, чем любое бодрствование.

Женщины, остававшиеся дома, тоже целую ночь не смыкали глаз, со страхом прислушиваясь к любому шороху, доносимому ветром через маленькие оконца.

Каждая семья в этом городе могла потерять своего кормильца. Поэтому женщины плакали и припоминали все молитвы, которые деспотическая власть под лозунгом «Свободы, равенства и братства!» приказала забыть им.

Из запыленных углов опять были извлечены старые ломаные четки, и колени вновь преклонились перед незримым образом Господа.

«О Боже! Милосердный Боже! Не дай убежать этой женщине!»

«Пресвятая Дева! Матерь Божия! Сделай так, чтобы она не смогла убежать!»

Некоторые из них с рассветом, прихватив горячего супа или кофе, отправились к своим наблюдающим за тюрьмой мужьям.

– Ну как, ничего не видно?

– Женщину-то эту хоть видели?

– А в какой она камере?

– Почему они не покажут ее нам?

– А вы уверены, что она еще не сбежала?

Все эти вопросы, произносимые сдавленным шепотом, все больше и больше проникали в толпу вместе с паром, идущим от жестяных мисок. Но никто ничего толком не мог ответить, хотя Дезире Мелю и заявил, что среди ночи видел в одном из окон тюрьмы женское лицо. Однако поскольку он не мог ни описать лица этой женщины, ни даже указать точно окна, в котором видел ее, все решили, что ему это просто приснилось.

«Граждане Булони, просыпайтесь!»

Этот крик, доносившийся поначалу от городской ратуши, раздался теперь совсем рядом с собравшейся толпой, все лица которой были безотрывно обращены к тюрьме Гейоль. Никто и не спал, все были настолько измучены, что ни у кого не было даже сил оглянуться на крик.

«Граждане Булони, просыпайтесь!»

Это кричал Огюст Моло, городской глашатай, шедший по улице Домон с колокольчиком в руке в сопровождении двух парней из муниципальной гвардии. Огюст сам принадлежал к этой толпе, однако теперь, грозно прикрикивая: «Эй, прочь! Прочь! Дайте пройти, в конце концов! Дайте место!» – он энергично прокладывал себе дорогу локтями.

Он вовсе не был уставшим, поскольку прекрасно устроился при новом правительстве; он спокойно и громко храпел в эту ночь на своей подстилке в выделенной ему каморке на чердаке городской ратуши.

Толпа расступалась, пропуская его. Огюст от природы был высоким и здоровым, так что скудость выдаваемой ему правительством пищи лишь согнала с него лишний жир, проявив тем самым крепкую мускулатуру. Так что ему очень быстро удалось расчистить себе дорогу своими крепкими локтями и добраться до самых ворот тюрьмы.