Михаил Ляшенко - Мир приключений № 4, 1959

• Название: Мир приключений № 4, 1959
• Автор: Михаил Ляшенко
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1959

Сборник приключенческой прозы.

---

Дальше английские слова запрыгали у меня перед глазами, и я перестал их понимать.

— Не утруждайся, я сделал перевод, — Яшка протянул листки с переводом статьи.

Я стал читать, с трудом заставляя себя вникнуть в смысл закругленных академических фраз. Впрочем, это уже было излишне. Итак, ясно, что медленные минус-мезоны, которые были нашей последней надеждой в борьбе за нейтрид, ничего не дадут.

Так вот почему в моих расчетах получалось: медленные мезоны действительно не вызывают радиоактивности в облученном веществе. Они не возбуждают ядро просто потому, что не проникают в него. То, что я принял за нейтрид, оказалось обычным „химическим“ веществом. Потрясающе просто! О идиот! Не понять, не предвидеть…

Собрались все. Якин читал вслух перевод статьи. Иван Гаврилович снял очки и из-за плеча Яшки смотрел в листки; тот постепенно, но густо краснел. Сердюк без нужды вытирал платком замасленные руки. Оксана еще не поняла, в чем дело, и тревожно смотрела на Якина… Понятно, почему краснел Голуб: он, как и я, не предусмотрел этого. Мы забыли об электронных оболочках — ведь при облучении частицами больших энергий ими всегда пренебрегают…

Словом, тотчас же прекратили опыт и стали готовить новые препараты: кусочки калия, серы и меди. Загрузили их в мезонатор все вместе, стали облучать. Расплывчатое облачко мезонов окутало три маленьких кубика в фарфоровой ванночке синеватым туманным светом. Облучали четыре часа-до конца работы, потом вытащили, чтобы измерить радиоактивность. Но измерять было нечего: образцы остались нерадиоактивными, будто бы и не были под мезонным лучом.

Когда возвращались в общежитие, Яшка захихикал:

— „А ларчик просто открывается“, как говаривал в подобных случаях дедушка Крылов. То, что вы с Голубом считали вожделенным нуль—веществом, не дающим радиации после облучения, оказалось не нейтридом, а обыкновенным вульгарным стабильным веществом. Нуль-вещество — это просто медь, вот и все!

— „Вы с Голубом?“ — переспросил я. — А ты разве не считал?

— Я? А что я? — Яшка удивленно и ясно посмотрел на меня своими голубыми глазами. — Я исполнитель. И кто меня спрашивал?

Вот сукин сын!

…Ничего не будет: ни атомных двигателей величиной с мотор, ни ракет из нейтрида, садящихся на Солнце, ни машин из нейтрида, разрезающих горы, — ничего! Зачем же мы с Сердюком лезли в камеру, под радиацию, рисковали здоровьем, если не жизнью? Для того, чтобы хихикал Яшка? Чтобы все скептики теперь злорадно завыли: „Я ж говорил, я предупреждал! Я ж сомневался! Я внутренне не верил в эту научную аферу!“ О, таких теперь найдется немало!

10 марта. В лаборатории скучно.

Иван Гаврилович сидит за своим столом, что-то рассчитывает весь в клубах папиросного дыма.

Мы с Алексеем Осиповичем Сердюком помаленьку проводим облучения по прежней программе. Якин делает анализы. Исследования нужно довести до конца, план положено выполнять… А на кой черт его выполнять, когда уже известно, чем все окончится?

2 апреля. Сегодня Яшка закатил скандал.

Последнее время он вообще работал из рук вон небрежно и вот нарвался на неприятность.

Мы дали ему для анализа слиток калия, который облучали недавно. Он заложил стаканчик, в котором под слоем керосина лежал этот слиток, в свою „горячую“ камеру и, посвистывая, начал орудовать манипуляторами… Я сначала увидел только, как из окна „горячей“ камеры глянули оранжевые блики. Яшка покраснел и нерешительно вертел рукоятками манипуляторов.

Я подскочил к нему: в камере, в большой чашке с водой, метались серебристые, горящие оранжевым пламенем капли расплавившегося калия.

— Ты что?

— Да уронил нечаянно слиток в воду… — пробормотал Яшка. — А красиво горит, правда?

— Дурак! Он же сильно радиоактивный — теперь камера выйдет из строя!..

Я оттолкнул его, попытался выловить горящие капли пальцами манипуляторов, но ничего не получилось. Калий горел. Подбежала Оксана, увидела пламя:

— Ой, пожар!..

Вместе подошли Иван Гаврилович и Сердюк.

Голуб хмуро посмотрел через стекло: капли уже догорали, в камере все застилал дым.

— Так… — Он повернулся к Якину.

Тот потупился, приготовясь выслушать разнос.

Но Голуб изобрел нечто другое: неожиданно для всех он заговорил мягким лекторским тоном:

— Калий, молодой человек, имеет удельный вес 0,84 единицы. Если напомнить вам, что удельный вес воды равен единице, то вы легко сможете догадаться, что калий должен плавать в воде, что мы и видим. Существенно также то, что калий, опущенный в воду, бурно реагирует с нею, выделяя из воды тепло и водород. Затем калий и водород загораются — что мы так же видим.

Он широким жестом показал в сторону камеры.

Сердюк засмеялся откровенно и даже нахально. Оксана, тоже понявшая замысел Ивана Гавриловича, прыскала в ладошку. Яшка стоял красный как рак.

— Поэтому, молодой человек, — заканчивал Иван Гаврилович, — калий хранят не в воде, а в керосине, в котором он не окисляется и не горит, а также не плавает… Вот так!

Яшка не ожидал, что его так издевательски просто высекут: ему, инженеру, объяснять, как семикласснику, что такое калий! Теперь он был уже не красный, а бледный.

— Спасибо, Иван Гаврилович… — ответил он; голос его противно дрожал. — Спасибо за первые полезные сведения, которые я получил за год работы в вашей лаборатории…

Это было сказано явно со зла. И все это поняли. Голуб даже оторопел:

— То есть… что вы хотите этим сказать?

— А всего лишь то, что из всех наших опытов только этот, так сказать, „эксперимент“ с калием имеет очевидную ценность для науки, — со злым спокойствием объяснил Яшка.

— Выходит… вы считаете нашу работу… ненужной?

— Уже давно.

На багровом лбу Голуба вздулась толстая синяя жила. Он начал спокойно:

— Я здесь никого не держу… — но не выдержал и заорал так громко и неприятно, что Оксана даже отступила на шаг: — Вы можете уходить! Да! Убирайтесь куда угодно! Возвращайтесь на школьную скамью и пополните свои скудные знания по химии! Да! Никогда я не наблюдал ничего более постыдного, чем эта защита собственного невежества! Вы оскорбили не меня — вы оскорбили нашу работу!.. Уходите! — Голуб постепенно успокаивался: — Словом, я освобождаю вас от работы… За техническую неграмотность и за порчу камеры! Можете искать себе другое, более теплое место. — Он повернулся и пошел к своему столу.

Яшка, несколько ошеломленный таким оборотом дела, вопросительно посмотрел на нас с Сердюком. Я молчал. Сердюк курил и внимательно смотрел на Якина. Тот нерешительно кивнул в сторону Голуба и, ища сочувствия, с ухмылкой проговорил:

— Вида-ал какой? Дай прикурить, — и наклонился к папиросе Сердюка.

Сердюк зло кинул окурок в пепельницу. У него заиграли желваки челюстей. Он повернулся к Яшке:

— Иди отсюда, а то вот „дам прикурить“! Паникер.

Якин снова вспыхнул, как мак, и быстро пошел к двери.

— Краснеет… — сказал Сердюк. — Ну, если человек краснеет, то еще не все потеряно…

И Яшка ушел. Пожалуй, если бы Сердюк дал ему разок—другой, я не стал бы за него заступаться…

16 апреля. Итак, исполнился год с того дня, как я в Днепровске. Снова апрель, снова зеленые брызги зелени на ветках деревьев. Тогда были мечты — радостные и неопределенные: приехать, удивить мир, сделать открытие. Смешно вспоминать… Все вышло не так: я просто работал. Итоги можно не подводить — их еще нет. А будут ли?

Голуб последнее время изводит себя работой и сильно сдал: серое лицо, отечные мешки под глазами, красные веки. Он все пытается точно рассчитать „задачу о нейтриде“.

Яшка уже устроился. Как-то я столкнулся с ним в коридоре.

— Порядок! — сообщил он. — Буду работать у электрофизиков. Там народ понимающий: работают „не прикладая рук“, а между тем в журналах статейки печатают — то о полупроводниках, то о сверхпроводимости… Ребята неплохие. Смотри, Колька: не прогадай вместе со своим Голубом, ведь тебе тоже пора сколачивать научный капиталец. А там, в семнадцатой лаборатории… словом, неужели ты не чувствуешь, что природа повернулась к вам не тем местом? Впрочем, пока!.. Я побежал…

Нет, Яшка! Научного ловчилы из меня не получится, к счастью. Даже если бы я и захотел — характер не тот. „Сколачивать научный капиталец“… Чудак! Пожалуй, он просто сильно обижен Голубом (оба они тогда зря полезли в бутылку) и теперь ищет утешения в цинизме.

В науке, как и в жизни, пожалуй, следует всегда идти до конца. Идти не сворачивая, каким бы этот конец ни оказался. Пусть мы не получим нейтрид — неважно; зато мы докажем, что этим путем получить его невозможно. И это немало: люди, которые будут (пусть даже не скоро) снова искать ядерный материал, сберегут свои силы, будут более точно знать направление поисков. И наша работа — не впустую, нет… Нейтрид все равно будет получен, — не нами, так другими, потому что он необходим, потому что такова логика науки. А научные „кормушки“ пусть себе ищут Якины…