А. Дугинец - Боевой топорик Яношика

• Название: Боевой топорик Яношика
• Автор: А. Дугинец
• Жанр: О войне
• Год: 1958

---

— Я вынужден был это сказать. Иначе мне там перестали бы доверять.

— Еще один вопрос: за вами сегодня следят?

— По опушке леса прогуливается толстый пан в клетчатом костюме. Он от коменданта, — ответил Маречек, вытирая платком лицо.

— В таком случае мы должны увезти вас отсюда тайно.

— Куда вы меня повезете? — вскочил Цотак-Маречек.

— Вы же сами понимаете, что ваше дело требует тщательного расследования.

— Товарищ Кошик! Я многое знаю. Я очень много могу помочь. Отправьте меня в центр! — взмолился Маречек.

— Слишком далеко захотели!..

Через час шпик, прогуливавшийся у опушки леса и следивший в это утро за лесопилкой, собственными глазами видел, как Маречек вышел из столярной мастерской и по тропинке отправился домой. Полицейский в клетчатом костюме пошел за ним следом, по теневой стороне улицы. Маречек двигался не спеша.

Дальше тропинка, изгибаясь, спускалась к дороге. Здесь полицейский вынужден был столкнуться с Маречеком лицом к лицу… Только теперь шпик понял, что обознался. Он хотел было тут же вернуться назад, но выстрел в упор уложил его на месте.

На лесопилке в это время неуклюжий тесовый ящик был погружен на автомашину и заложен сверху короткими досками для Гандловских шахт.

Автомашина ушла. Лесопилка продолжала пожирать бревно за бревном.

Кабель, хитро пропущенный в подземелье, как и прежде, подавал электрический свет наборщику и энергию печатному станку, который не только не был разобран, но работал с еще большей нагрузкой.

Все шло, как прежде. Изменилось лишь содержимое тесового ящика: в нем увезли предателя Маречека-Цотака.

КУДА ДЕЛСЯ МАРЕЧЕК?

— Пиши: «Двадцать первого августа 1944 года в деревне Туречка были убиты три гардиста…» Перечисли имена, фамилии, год рождения и должность. Всё полностью. Вообще всю докладную пиши подробнее. Пан полковник любит обстоятельные, толковые докладные… — говорил комендант Младек секретарю, расхаживая по кабинету и потирая от удовольствия руки. — Написал?

Сутулый, тощий секретарь в форме гардистского офицера утвердительно кивнул.

— «На полицейских, находившихся при исполнении служебных обязанностей, среди бела дня напал отряд вооруженных коммунистов». Здесь перечисли имена, фамилии, год рождения всех, кто сидит сейчас в камере с русским.

— И Лонгавера? — удивленно посмотрел секретарь.

— Всех!.. Дальше: «Мной была организована облава, в результате которой банда из шести перечисленных коммунистов поймана. Потерь с нашей стороны нет. Легко ранен полицейский Любомир Заграда»…

— Разве он ранен?

— А ты не видел, какой у него под глазом фонарь и весь ободран?

— Так это ж он пьяный свалился с кручи… еще в понедельник.

— Пиши, а не рассуждай!.. — Комендант нервно топнул ногой и несколько раз молча прошелся по кабинету. — Готово?

Секретарь покорно кивнул.

— «Все бандиты признали свою вину и сегодня же будут расстреляны». — Комендант прихлопнул рукой по столу, что означало окончание дела. — Докладную повезешь сейчас же.

— А может, часок подождать да сразу?..

— Намекаешь на типографию? — ухмыльнулся Младек. — Ты исполнительный и аккуратный служака, Иржи, но ты не дипломат. Два таких громких дела смазать в одно! Надо уметь не только работать, но и преподнести свою работу начальству. Дай ему сразу две докладные, так он второй так обрадуется, что первую и не заметит. А лучше не спеша, по порядку: сегодня в Старых Горах арестована банда, завтра в Старых Горах раскрыта подпольная типография, послезавтра еще что-нибудь. Думаешь, это не оценят?

Секретарь подобострастно улыбнулся:

— Быть вам, пан комендант, министром!

— На мотоцикл!

Комендант Младек только минуту оставался один. Дверь кабинета распахнулась, точно ее ветром сорвало, и в комнату влетел запыхавшийся помощник.

— Что такое?

— Убит Матейка!

— Матейка?! — выходя из-за стола, угрожающе переспросил комендант. — Как вы это могли допустить, пан Быстрицкий?

— Сегодня он был занят слежкой за Маречеком, — пояснил Быстрицкий.

— Знаю. А где Маречек?

— Пропал!

— Как — пропал? Что значит пропал?

— Нигде нет. Как в воду канул!

— Горячку порешь! Задерживается он. Дело у него сложное…

— Разрешите доложить?

— Что еще?

— Я думаю, что Маречек водил нас за нос, что он и туда и сюда. А теперь, когда Красная Армия близко, он сбежал, чтобы потом выплыть чистеньким, коммунистом…

— Чистеньким? — Комендант захохотал. — Не бывать ему чистеньким! Не бывать!

Большими шагами Младек мерил комнату из угла в угол. Теперь он уже не потирал удовлетворенно рук.

— Да-а-а… Не зря меня фарар предупреждал… Ну, вот что: арест Кошика и его компании произведем ночью, после расстрела русского и шестерки.

— Правильно, пан комендант: ночью, как кур на нашесте! А то у них такая связь, что не успеешь схватить одного, как все узнают.

— Рядовых сейчас распусти. Только чтобы не напивались до бесчувствия. А в двадцать два ноль-ноль всем быть здесь.

* * *

Дождь перестал. Ветер утих. Сквозь решетку смотрела белая, напуганная громами и молниями луна. На улице было тихо. Тихо, как бывает перед ожиданием чего-то самого страшного.

Когда окровавленного, избитого до неузнаваемости Гришу полицейские втолкнулл в камеру, кто-то кинулся на помощь.

Придя в себя, Гриша подполз к окну, медленно поднялся и, ухватившись за холодные толстые прутья решетки, приник к стеклу и молчал.

Заключенные ходили на цыпочках. Объяснялись только жестами. Кто-то без слов дал воды. И Гриша залпом выпил целую кружку. Кто-то промыл на голове раны и перевязал. А юноша стоял, с жадностью глядя в окно, за которым навсегда осталась свобода.

Свобода!

Как дорого это слово для тех, кто попал за решетку, и как не ценят ее те, за кем никогда не закрывалась тюремная дверь!

Свобода!

Сколько раз приходилось Грише попадать в такие переплеты, когда самым дорогим на свете оставалась только свобода! Но раньше все как-то обходилось, появлялась щелка, через которую пробивался сначала маленький дерзкий луч надежды, а потом приходило спасение…

А теперь?

Теперь конец. Допрашивать его больше не станут. И, наверное, в эту же ночь расстреляют.

Почему-то вспомнились слова из тюремной песни. Именно те слова, где привратник отвечает старушке, принесшей передачу.

К удивлению заключенных, Гриша тихо запел старинную песню:

Твой сынок вчера расстрелян
У тюремной у стены.
Когда приговор читали,
Знали звездочки одни.

Никто на Родине не узнает, когда, за что и где он погиб. «А дубок-то на могиле у мамы я так и не посадил. Ничего, посажу…»

Гриша поймал себя на том, что мысли его прыгают с одного предмета на другой. Но сосредоточиться он уже не мог… «Где сейчас мой одноклассник Толя Чинцов? Наверное, совсем заросли следы нашей клятвы на дубе? А Галина хозяйка до сих пор думает, что я уехал в Германию добровольцем…»

— Галя!.. Галка!.. — прошептал он.

В коридоре раздались крики и топот. Потом команда строиться и снова тишина.

Гриша, продолжая держаться за рамы решетки, повернул лицо к нарам.

Говорить было больно: в легких что-то обрывалось, и начинался кашель с кровью. Но Гриша все же решил заговорить. Заговорить как можно спокойнее, увереннее, чтобы никто не подумал, что он, русский, смирился перед врагами, боится смерти.

— Товарищи! Это за нами… на расстрел…

Гробовое молчание.

— Уговор: не хныкать перед смертью… А то эти гады будут торжествовать.

— Мы… будем петь, — ответил Лонгавер. — Будем петь «Интернационал».

— Петь… петь… — шептал Гриша, чувствуя, что сейчас раскашляется.

* * *

Божена проснулась от громкого, настойчивого стука в окно. Вскочила и прильнула к холодному стеклу. За окном, как тогда, в дождь, стоял Ёжо. Божена на цыпочках выбежала на кухню. Открыла дверь коридорчика.

— Входи! — шепнула в темноту.

— Я не один. Нас трое, — ответил Ёжо.

— Что ж не сказал — я не одета.

— Одевайся скорее и забирай все свое, — войдя в коридорчик, прошептал Ёжо.

— Почему? — испугалась Божена. — Ты с партизанами? Они хотят убить коменданта? Его нет дома.

— Знаем. Сейчас мы дадим ему сигнал — и он прибежит. Да одевайся ты быстрее!

— Торопись, Ёжо! — послышалось из-за двери. — Пора!

— Начинайте! — ответил Ёжо и спросил сестру, где жена коменданта и дети.

— Спят, — ответила Божена.

— Покажи, где они, я их выведу из дома… Ребята, действуйте!

* * *

Заключенные тихо, но дружно пели «Интернационал». Словаки на своем языке. Гриша по-русски. Кто-то в углу по-мадьярски.