Сергей Абрамов - Карта командира Миенга

• Название: Карта командира Миенга
• Автор: Сергей Абрамов
• Издательство: Мысль
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1978

Советский журналист Костров работает в Лаосе и очень переживает, что приехал сюда, когда война уже кончилась. Ведь так интересно было бы попасть в горячую точку! А его приятель, бывший командир партизанского отряда Миенг отчего-то ничуть не огорчается по этому поводу.

---

Сергей Абрамов Карта командира Миенга

Костров открыл глаза и увидел ящерицу. Серо-лиловая, с темными потеками на спине, с длинным изогнутым хвостом, она казалась игрушкой, приклеенной кем-то к потолку. Костров поцокал языком, и ящерица ожила, дернула плоской змеиной головкой, метнулась в сторону и снова замерла, уверенная в своей недосягаемости. Поначалу Костров пытался поймать хотя бы одну, подержать на ладони, придумывал всякие хитрости: гасил свет, потом зажигал внезапно лампочку, стремительно выбрасывал руку — черта с два! Не успевал, промахивался, ящерка опережала его, лилась по стене, как струйка, бесшумно и неуловимо. Привык он к ним за два года и не пытался ловить, потеряв интерес, хотя и присочинял в Москве о том, как замечательно их ловит: безумно трудно, почти невозможно, а вот он приноровился. Смешно это было и глупо, конечно, но ведь надо что-то рассказать о таинственном государстве миллиона слонов.

Войдя во вкус, Костров охотно делился выдуманными переживаниями от негаданных встреч со змеями (ядовитыми, какие могут быть сомнения?) на узкой тропе в джунглях. И желтые глаза «мраморной» пантеры описывал, и неслышный полет пружинного тела болотной рыси (слушайте! слушайте!). И посмеивался сам над собой, над фантазией своей, потому что за те неполных два года, что он пробыл в Лаосе, не встречал ни рыси, ни пантеры, а большую змею видел лишь раз: ползла через тропку в джунглях, тяжко тащила по мокрой траве толстый черно-желтый хвост, переливалась через тропу, и Костров даже не успел испугаться: просто замер на миг, остолбенел, а она уже исчезла.

Но Костров был журналистом, корреспондентом большой газеты, ездил по всей стране — от Долины Кувшинов до плато Воловен, любил Лаос, знал лаосский язык и даже ухитрялся усваивать тонкости в наречиях народностей лао-лум и лао-сунг. А какой истинный журналист не поддастся искушению сочинить пару-тройку захватывающих историй и при этом как бы вскользь не представить и себя этаким героем-удальцом, покорителем джунглей, первопроходцем.

Он опять поцокал ящерке, но та не испугалась, осталась на прежнем месте, и Костров встал, пошлепал босиком на кухню варить кофе. День предстоял суматошный, хлопотный, одной езды километров триста, стоило поторопиться. Позавтракал наскоро, вывел машину из гаража, порулил к шоссе. У выезда на шоссе его остановил патруль. Сосредоточенно-важный паренек в выгоревшей зеленой форме Патет-Лао, с автоматом на спине долго и придирчиво рассматривал документы Кострова, сличал фотографию с оригиналом, поверил все-таки, что Костров на ней запечатлен, Костров и — никто иной, вернул паспорт с некоторым сожалением.

— Что случилось? — поинтересовался Костров.

— Враги, — боец был предельно лаконичен.

— Опять?

— Они не унимаются, — и расщедрился на целую фразу. — Будьте осторожны.

— Попробую, — пообещал Костров, тронул «рено», помахал солдату из окна.

Опять десант с той стороны Меконга. Второй за последний месяц. Костров, признаться, не видел сам ни одного десантника, но слухи о них ползли по Вьентьяну, пугали горожан: что-то будет? Не подпасть бы в переделку!.. Тихий и сонный Вьентьян и во время войны-то не знал, что такое бомбардировки, горящий напалм или пулеметная очередь с самолета — шесть тысяч пуль в минуту. Все это было, было когда-то (слышали — как же!), но очень далеко от столицы, где-то на севере. Грохот войны в те годы почти не доходил до Вьентьяна: до его магазинчиков с ласковыми и льстивыми продавцами, до полутемных я тихих ресторанов, не знавших недостатка в изысканных восточных кушаньях в то время, как Освобожденным районам страны не хватало даже риса; до двухэтажного нарядного публичного дома «Белая роза», где проводили дешевый и легкий досуг крепкоголовые стриженые «джи-ай», швырявшие бомбы со своих самолетов на далекие от столицы джунгли.

Нет теперь никаких «джи-ай», летают они далеко отсюда, если вообще летают, если живы остались, и «Белую розу» прикрыли — хлопают под ветром створки окон в пустых комнатках-каютах, и продавцы магазинчиков что-то менее ласковыми стали, торопятся распродать пожитки и сбежать подальше от страшного слова «революция». А никто их и не держит, скатертью дорожка.

И сейчас, когда война кончилась, стал пугаться вьентьянский обыватель неведомых десантников «с той стороны». Говорят, у них — автоматы, яды, гранаты, черт знает что еще! Страшно, страшно…

Костров вспомнил недавний разговор с Миенгом, командиром боевого отряда Патет-Лао. Миенг праздно стоял на длинной и пестрой от тротуарных базарчиков улице Самсентаи перед стеклянной витриной магазина, где над японскими магнитофонами и долгоиграющими дисками из Бангкока висела двухметровая карта Лаоса, еще французская желто-зеленая карта с рельефными горами и долинами, с голубой ленточкой Меконга, с непременной розой ветров в углу. Миенг разглядывал карту (приценивался?), засунув руки в карманы, постукивал по горячему асфальту рваной зеленой кедой.

— Стоишь, — укоризненно сказал Костров.

— А в городе что творится? — удивился Миенг, оторвался от витрины, прищурил и без того узкий глаз. — Ничего не творится. Просто реакционеры десант высадили с той стороны.

— Да… — беспечно протянул Миенг, — это я знаю. Только мы их всех уже выловили.

— Сколько их было?

— Человек десять. Глупые. Ничего не умеют. Откуда только такие берутся?

Миенг не страшился террористов. Миенг шесть лет воевал в джунглях Самнеа, дважды был ранен и, когда Костров писал о нем в свою газету, очень просил:

— Только не сравнивай меня с Сиенг Миенгом.

А ведь хотел Костров — чего таить? — назвать его именем героя старых народных баллад, хитрого веселого человечка, не боящегося ни королей, ни богачей, подобно узбекскому Ходже Насреддину, рассыпающему шутки пригоршнями, добрые шутки, злые шутки — уж кому как.

— Почему, Миенг?

— Я солдат, Ко-ля. Когда я стреляю, то не шучу.

— А когда не стреляешь?

— Тогда тоже не до шуток: очень спать хочется.

Миенг сворачивался калачиком на тощей бамбуковой циновке, подтягивал колени к подбородку, мгновенно засыпал, затихал — даже дыхания слышно не было. Так же бесшумно просыпался, осторожно трогал Кострова:

— Пора в путь, Ко-ля.

Неделю прожил Костров в отряде Миенга; два года назад жил с ними, жевал лаосский рис, пил чай, слушал рассказы о недавней войне, переживал, жалел, что поздно приехал в Лаос.

Кстати, ту единственную змею Костров видел, когда продирался вместе с Миенгом к базе отряда — к пещере у Долины Кувшинов. Потом Миенг долго и сосредоточенно чистил автомат (это он делал каждый день — по привычке), серьезно рассказывал бойцам, какой смелый товарищ корреспондент, как он отважно сражался с огромной коброй и победил ее. Миенг, как водится, не шутил: он хотел скорее закончить работу и заснуть хотя бы на пару часов. Какие уж тут шутки!

— Пришлось пострелять? — спросил его Костров тогда, у витрины на улице Самсентаи.

— Совсем мало, — сказал Миенг. — Скоро забуду, как это делается.

«Глупые» террористы-десантники сдавались почти без выстрелов, храбрец Миенг не считал их серьезными противниками, а на страхи торговцев и болтливых теток на базаре ему было наплевать. Пусть боятся, пусть сплетничают: надо же им чем-то привычным заниматься.

Костров подумал, что солдат, проверивший четверть часа назад его паспорт, мог быть из отряда Миенга. Что ж, значит, снова Миенгу не до шуток, ловит он «глупых» террористов, выспаться некогда. Надо все-таки отыскать его завтра-послезавтра, узнать подробности: вдруг да выудишь суперсюжет для острого репортажа? Все возможно…

В столичном аэропорту Ваттай Костров приткнул свой «рено» рядом с посольской «Волгой» у бетонной стены с облезлой красной надписью: «Королевский воздушный флот Лао». Королевство благополучно скончалось, но надпись осталась, и в ларьке сувениров в зале ожидания еще продавались марки с портретом бывшего короля, красные флажки с трехголовым слоном под треугольным белым зонтиком символ королевства и туристские сумки с тем же слоном и с той же надписью, полихлорвиниловые хрустящие сумки с ремнем через плечо, удобные для рынка. А надпись никого не смущала, не в ней дело в конце концов.

Костров почему-то любил этот маленький стеклянный зал ожидания с длинным рядом жестких кожаных кресел по стенам, где он когда-то давно, впервые прилетев во Вьентьян, никем не встреченный (телеграмма, видимо, не дошла, не поспела…) после тяжелого суточного перелета из Москвы заснул, растянувшись на четырех креслах, не замечая осуждающих взглядов хорошеньких продавщиц сувениров. Часа через три его разбудил секретарь посольства, который наконец получил телеграмму и примчался в аэропорт.

Сейчас секретарь Звягинцев стоял у выхода на перрон, ждал самолет из Москвы, Костров встал рядом в тени бетонного навеса.