Виктор Николаев - Живый в помощи. Часть вторая .А помнишь, майор...

• Название: Живый в помощи. Часть вторая .А помнишь, майор...
• Автор: Виктор Николаев
• Жанр: О войне

«Живый в помощи» - это древний монашеский и воинский «оберег», пояс с православными охранительными молитвами. И первые слова 90-го псалма Ветхого завета, защищающие от всяческих бед и напастей. Книга Виктора Николаева повествует о русском воине, который прошел через афганский ад, через многие «горячие точки», сберегаемый молитвами матери, жены и дочери. Автор написал о собственной жизни, о людях, с которыми столкнула его судьба.

---

А Николаев с Бочаровым третий день путались на "Чайке" в спецназе у зам. командира капитана Аркаши Козлова и уезжать, похоже, не собирались. Друзья не виделись сто лет — целые две недели. Они уже час решали стратегическую задачу — к кому бы можно было так грамотно нагрянуть, чтобы хозяева при этом были лишены малейшей возможности спрятать приготовленный ужин. В офицерскую столовую они опоздали по техническим и психологическим причинам — сосед Игорек, анестезиолог батальона, 23-летний старший лейтенант вчера потерял друга в скоротечном бою и, сутки смотря на всех измученными провалившимися глазами, мог непредсказуемо в любую минуту рвануть к "духам" — для расчета. Горестно было всем. Но Игорю особенно. Он с погибшим лейтенантом Димкой, командиром взвода, был в Афгане с первого часа. На вчерашнем разведвыходе, когда они брали очередной караван-наркоман, по Димке с обоих стволов "духи" отработали гранатометом. Он от сотен осколочных попаданий был похож на человека, осыпанного маком. Угасал в крике, как рожающая баба. Димка умер, не успев сомкнуть настежь открытый рот и вытаращенные глаза. Даже в это вечное мгновение было видно, как ему невыразимо больно. Игорь — неробкий парень, не раз видевший смерть, оцепенел возле друга под грохот боя и десятки нецензурных слов со всех сторон, враз разучившись ставить диагноз — смерть. А потом он пошел в ножевую атаку. Видя это, на какую-то секунду замолчали и свои, и враги. В правой руке у него был нож. В другой находился автомат Калашникова, очередями из которого Игорь мельчил "духов" и убитых, и еще живых. Ударом ноги отбивал то одну, то другую головы и, будто испрашивая Димкиного свидетельства, страшно орал: "Этот убил?! Этот?!" Игорь искал убийцу друга и никак не мог его найти. Несколько секунд спустя для его поддержки лошадиной подковой рванула вся спецназовская группа. Бой закончился внезапно со счетом один к девятнадцати. У десантников потерян был Димка, "у духов", без возможности опознания, 19 человек, четыре верблюда и почти двадцать ослов. Оставшееся фото жены и дочери, найденное у Димкиного сердца, было как новое.

 — Ладно, Игорек, пошли. Пошли...

Виктор с Аркашей бережно подняли проспиртованного от горя, но пугающе трезвого друга.

— Тебе нельзя одному оставаться. Пошли с нами к боцману. Давай, вставай!

Боцман был в гарнизоне легендарной личностью. Уроженца Одессы-мамы, отслужившего там после увольнения из ВМФ настоящим боцманом на прогулочном катере "Ракета", будто пророчески звали Женька Карась. Однажды он по телеку увидел короткий репортаж про Афган, спецназ и... "заболел".

— Хочу на войну, — сказал Женька военкому таким тоном, что тот вызвал на всякий случай в кабинет дежурного по военкомату. Через месяц "насмерть" замученный военком, икающий при одном упоминании о Карасе, сам подготовил на него все необходимые документы. Прощаясь с ним в дверях, как ни странно, с уважением похлопав Женьку по плечу, произнес:

— Ну, ты, однако, и карась!

Не меньшие испытания ожидали его в Кабуле уже от "афганских" кадровиков. 3а годы службы они насмотрелись всякого, от сердечно слезного до смешного до слез. Но когда к ним в Афган, не знавший никакой стороной морской границы, прибыл мичман в морской форме, это было что-то! В результате недельных нервных потрясений кабульские кадровики замотались с Карасем до того, что было непонятно, кто к кому прибыл для поиска места службы, так как Женьку устраивал только спецназ. В итоге его отправили на "Чайку", обосновав свое решение главным аргументом: "Там есть арык и большая водонасосная станция". Надо сказать, что Карась не зря мучил кадровые инстанции. В спецназе он оказался настолько к месту, что чувствовал себя с первого дня, как рыба в воде. Он просился на каждый вылет, разведвыход и вообще воевал с большим умом. Карась считал, что у русского мужика нет времени, чтобы воевать "не так". Батя определил его начальником водокачки, которая с Женькиным прибытием лишилась всякой возможности ломаться и какое-то время спустя стала самой настоящей точкой гарнизонной психологической разгрузки. Мужики по любому поводу, а чаще без повода, по несколько часов кряду пропадали у него в гостях. Если кто-то кого-то разыскивал, то начинал это делать от боцмана. Однажды "духовские" снайперы начали обстреливать "Чайку" непонятно откуда и очень болезненно. За неделю — один убитый и шестеро раненых. После тщательного изучения ситуации боцман установил причину. Оказывается, "духи" воспользовались системой подземных водоканалов, построенных в прошлом веке. Их колодцы в виде удивительно прочных труб подходили вплотную к гарнизону. Вот "духи" и начали прицельно бить из них. Бесшумно и незаметно появятся там, отследят цель, произведут выстрел и ныряют бесследно. Карась, неделю пролежав на макушке своего заведения, не шелохнувшись, почти без еды и сна, стал первым военным "левшой" двадцатого века. Он решил так: канализационных люков пять, с башни они четко просматриваются, но если заляжешь там с винтовкой, то, приподняв голову для стрельбы, невольно рассекретишься. Тогда Женька взял и, закрепив намертво на макушке пять снайперских винтовок, очень точно пристрелял их к люкам, откуда торчали "духи"-снайперы. Привязал к куркам шелковые парашютные стропы и свел их к земле. Сам, сидя внизу, в самодельном шезлонге стал терпеливо дожидаться противника, покачиваясь и попивая чай. Первый снайпер появился через день с северной стороны. После первой его пули Карась дернул нужный шнурок. Через четыре дня у водокачки штабелем лежали отстрелявшие свое пять "духов". Неделю спустя на боцмана ушел наградной лист "За боевые заслуги", а комбат, скрупулезно изучив карасевский отчет об "изобретении", приказал оформить его, как рацпредложение с выдачей в виде материальной помощи одного литра спирта. Боцмана мужики застали сидевшим на кровати. Он пил чай при собственноручно сделанных свечах из нескольких пулеметных гильз, напевая между глотками неплохим тоскующим голосом: "Извела меня кручина, подколодная змея... Ты, гори, гори моя лучина, догорю с тобой и я". Догореть Карасю не дали. В комнату втащили внешне спокойного Игорька.

 Мужики, стараясь осторожно провести ужин, тщательно обходили ранимые сердечные углы друга. Увы. Он все-таки сорвался и, налившись внезапно не свойственной ему физической силой, то вдруг начинал махать кулаками после той боевой драки и бить Виктора, Аркашу и Карася, то пытался выяснить, почему разорвало Димку, а не его, во всем обвиняя себя. То, как ребенок, навзрыд плакал на Аркашиных руках. Ему все-таки всадили в зад через штаны два укола "промидола", а еще минут через десять, под начавшийся вечерний звон, то есть обстрел, его осторожно уложили на боцманскую кровать для двухсуточного сна.

Банкет

В 6.30 "Чайка" странно зашевелилась. Начали запускать и проверять ходовую часть БТРов и БМП. Офицеры и солдаты молча и сосредоточенно по несколько раз опробовали на себе все боевое снаряжение. В 9.00 первая колонна из десяти единиц техники и пятидесяти человек личного состава замесила по предвесенней дороге в сторону полка афганского царандоя (вооруж. сил армии Афганистана), куда подполковник Блаженко с начальником штаба были официально приглашены на праздничный обед, как руководство единственной рядом находящейся части Советской Армии. В полку у советских "духов" был гарнизонный юбилей. Батальон Бати для этого был "разбит" на две части. Первая, как Батино прикрытие, если что, пошла бы вместе с командиром; вторая — осталась в первой боевой готовности у КПП. Старшим первой группы был назначен капитан Аркадий Козлов. Ему Батя, заскакивая на головной БТР, сказал:

— Если я с "нш" в 14.00 не появляюсь на КПП "духовского" полка, открываете по ним огонь из всех видов оружия, а через тридцать минут штурмом входите в их укрепрайон с четырех сторон.

Аркаша, прибывший со своей микрогруппировкой, развернувшейся у КПП царандоя, прогуливаясь вокруг своего БТРа, стер левый локоть, смотря через каждые пять минут на часы. А Батя... Бате с начальником штаба после всех неуклюжих официальных церемоний, строевого смотра и марша невпопад и не в ногу по гарнизонной пыли, недолгой восточной молитвы, наконец, подали почетное блюдо: плов с кучей мяса. Без ложки. С минуту понаблюдав, как это едят у них, и сидя ноги крючком, гости быстро перемазались жиром, не решаясь, как афганцы, вытирать руки о ковер, на котором сидели. Еда часто подкладывалась на подносы, подливалось вино, отчего настороженность куда-то исчезла, а в 13.40 к Бате, подошли командир полка с переводчиком и пугающе сбивчивым тоном с округленными глазами стали, перебивая друг друга на плохом русском языке, вперемежку со своим, что-то говорить, выразительно показывая при этом на дверь. У двери стоял вытянувшийся офицер царандоя и, дублируя действия своего командира, еще больше запутывал ситуацию. Ясность внес только его судорожный жест. Афганец, едва не крича, тряс часами. В 13.56 уразумев суть, Батя с НШ выскочили на саманную крышу КПП. У ворот гарнизона стояла одна из четырех штурмовых групп уже в сто человек при пятнадцати единицах техники. Остальные три отряда грамотно окружили подходы к царандою с других направлений и следили за сигналом. На переднем БТРе у КПП сидел улыбающийся Аркаша и, пожимая плечами, показывал на время. Личный состав в терпеливом ожидании, покуривая, молча следил за Аркашиным флажком. Через десять минут (ну, какой же Батя не любит быстрой езды!) откланявшиеся визитеры вихрем неслись домой. В гостях хорошо, а на "Чайке" лучше.