Артем Абрамов - Чаша ярости

• Название: Чаша ярости
• Автор: Артем Абрамов
• Жанр: Научная Фантастика

Он жил — и тогда его называли по-разному. Иногда — Сын Человеческий, иногда — Царь Иудейский, а иногда — и просто Учитель!

Он умер — и две тысячи лет Его именовали уже только — Спаситель.

Он вернулся — и что теперь?

Он вернулся. Вернулся в мир, где все, чему учил Он когда-то, обратилось в прямую противоположность самого себя. Вернулся в мир, где Слово Его переврано, а имя Его — оболгано.

Он вернулся. Вернулся, чтобы хотя бы попытаться исправить то, что — Именем Его — сотворили с миром люди. Вернулся — не на новое ли распятие?..

Об этом — роман «Чаша ярости», продолжение романа «Место покоя Моего».

---

И пошел вперед, прикрываемый Нгамбой и бугаями из секьюрити ООН.

Крису и Мари, не попавшим в сферу спасительную их прикрытия, приходилось куда труднее. Но, ледоколом раздвигая толпу, стараясь не отстать от Учителя и Мари не потерять, Крис все же склочно подумал: и в самом деле интересно, не рухнет ли через полчаса этот гребаный потолок?..

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПРОЛОГ — 1 ИУДЕЯ. ИЕРУСАЛИМ, 37 год от Р.Х., месяц Элул

— Илам, зови следующего!

Петр слышал, как парнишка вскочил со своей лавки и метнулся открывать дверь. Привычный скрип петель, — когда же смажут-то наконец, уж чего-чего, а оливкового масла в избытке, урожай олив случился нынче богатый! — и сквозь мгновенное привычное раздражение: привычные же расшаркивания, привычные вопросы:

— А он там? А он не очень занят? А он не прогонит? А войти можно?

Илам привычно отвечает:

— Да, там. Нет, не очень. Да, проходите, он ждет. И как финал — привычная нерешительность посетителя на пороге.

Пока он мялся, Петр скучно разглядывал его. Пришедший был толст, потен, и от негопахло пылью. Видать, долгой дорога оказалась.

— Доброго дня, равви!

— Доброго и тебе. Проходи, садись. — Петр легко изобразил улыбку, указал толстяку на высокий по местным меркам стул.

Не стул даже, а кресло, шикарное, каких в Иудее не сыскать, хотя бы потому, что Петр сам его сочинил и, пользуясь добрыми плотницкими навыками (спасибо Иешуа-древоделу), воплотил свою мысль в дереве. На массивных резных ножках покоилось широкое, обшитое кожей мягкое сиденье. Спинка и ручки тоже были кожаными. Не шевро, конечно, шкура-то козлиная, выделка не ахти, но сидеть удобно.

Только на седьмой год существования общины Петр обзавелся своим кабинетом. Именно в том смысле, в котором он себе это Представлял. Внаглую. Пусть враги лопнут от зависти к воплощенной мечте бюрократа!.. Просторная комната с большими для Иершалаима окнами, в ней — Т-образный стол. Верхняя перекладиц ка буквы «Т» — место для начальника, нижняя, перпендикулярна ей — для подчиненных. Очень удобно проводить совещания. Ста лья опять же. Не аскетические лавочки и не топчаны для томноп возлежания, а полноценные стулья с ручками и спинками. Пери кабинетом — приемная, комната поменьше, но тоже со столом стульями. За столом — секретарь. Именно так: в мужском роде. Что бы там ни говорить о лопнувших врагах, женщину на тако месте и друзья не примут. Не поймут. Иудея и первый век — эта вам, к примеру, не Европа и двадцать второй. Женщина — толыа у очага, только около детишек, и — никаких коней на скаку, никя ких горящих изб. Так что нынче секретарские функции исполняв шустрый паренек Илам. И похоже, справляется неплохо.

Толстяк, с удивлением осмотрев мебельный шедевр, осторожно опустил свое более чем массивное седалище на козлиную обшивку. Стул даже не скрипнул. Петр мысленно себя похвалил — крепко сработано, руки откуда надо растут!

— С чем прибыл, почтенный человек, рассказывай. Да и как звать-то тебя?

— Гашем мое имя. Я из Наина. У нас там… — Толстяк заг ворщицки оглянулся и продолжил шепотом: — У нас там, равви, такое творится!..

Петр крайне заинтересованно смотрел на собеседника, всем видом показывая, что ему, равви Петру, страсть как хочется узнат о том, что же такое творится в крохотном галилейском селении.

— Серар, — шептал толстяк, — Серар, наш предводитель… ну глава общины нашей, он берет у людей скот и прочие подати, потом… — Гашем опять оглянулся, а Петр, воспользовавшись па узой, невинно вставил:

— А потом продает. А деньги себе присваивает, да?

Удивлению Гашема не было предела.

— Равви! Ты знал! Но как? Кроме меня, никто сюда не ходил, Равви, я всегда был уверен, ты все видишь и все знаешь!

Гашем начал потихоньку сползать со стула. Еще чуть-чуть, он бухнется на пол и примется целовать ноги вещему пророку Петру который все знает о жулике Сераре. И о доброй сотне ему подобных. К сожалению, мало-мальские богатства, имеющиеся теперь у каждой общины, в большей или меньшей степени развращают управляющую верхушку. Чаще, как ни печально, в большей. Хищения и мошенничество, увы, — распространенные явления среди этих людей. Успокаивает лишь то, что простой народ — вроде того же Гашема — гораздо честнее своих начальников и предводителей. И Вера у него, у народа, имеется — настоящая. Не в тельца золотого, а в Господа. На том и стоим. Или сидим. На кресле ручной редкой работы.

Петр не поленился встать, чтобы одобрительно похлопать Гашема по плечу.

— Успокойся, успокойся ты, в самом деле. Все будет в порядке. Я про твоего э-э… Серара знаю. Вот тебе задание: возьмешь троих или четверых проверенных людей и проследишь, только незаметно, за его воровством, понял? Попадется можете смело его гнать, а мы вам нового назначим. Все ясно?

Толстяк меленько кивал, раболепно выпучив глаза. Ему было все ясно: самый большой начальник его понял и дал мудрый совет. Не зря, выходит, четверо суток в Иерусалим топал.

— Ну, все, иди, Гашем, и будь здоров и счастлив. Доброго тебе пути, Гашем…

Закрыв дверь за галилейским доброхотом, Петр жестко потер руками лицо и произнес по-русски, как выругался:

— Ру-ти-на!

И, кстати, выругался, присовокупив к сказанному короткое непечатное слово. Тоже русское.

— Материшься?

Вопрос был задан опять же по-русски. Голова Иоанна, так и не подвергшаяся усекновению, торчала из-за полуоткрытой двери. И широко улыбалась.

Странно, дверь должна была скрипнуть…

— Матерюсь, — как бы виновато ответил Петр. — А как тут не материться? Скоро они будут являться сюда по всем поводам. Глава общины ворует — приходят к нам жаловаться. Колодец пересох — тоже к нам. Не ровен час, обосранных младенцев начнут приносить — чтоб мы подмыли!

— Не начнут, — серьезно сказал Иоанн.

Эта фраза окончательно добила Петра. Он издал нервный смешок, который легко перешел в хохот: хотелось пусть даже смехом разрядиться, день слишком занудным сложился. И причина для смеха — вполне достойная: патриотическая уверенность Иоанна в способности еврейского народа самостоятельно решить эту насущную детскую проблему.

Секунду спустя Иоанн тоже заразился смехом.

Петр любил и ценил такие моменты. Нечасто выдается возможность посмеяться от души с лучшим другом, на минуту забыв о бескрайнем море дел, о неприятных событиях десятилетней давности, о скучно ждущих людях в приемной. Плюс к тому если верить медикам — смех именно без причины очень полезен для нервной системы…

А вот, кстати, приемная… Что-то там сейчас происходит, что-то странное, что-то нежданное, что-то совсем даже непонятное Двадцать пятое или пятьдесят второе чувство Петра заставило его сразу посерьезнеть и прислушаться. И Иоанн смех оборвал, насторожился — видимо, ощутил то же самое.

Из-за двери раздался визгливый крик Илама:

— Куда без очереди?!

И дверь распахнулась, отлетев к стене, и Петр с Иоанном, к действительно странному, к действительно нежданному и уж абсолютно непонятному счастью своему, мгновенно поняли природу означенных невнятных ощущений.

На пороге, улыбаясь, стоял Иешуа.

Вот тебе и раз, сказала Волку Красная Шапочка, а я к бабушке собралась. Сказка. Детство Петра. Ассоциации.

Одет был Иешуа странновато для Иудеи первого века. Нет, конечно, беглый взгляд стороннего человека не выявил бы особых несоответствий, но Петр и Иоанн, стоя, фигурально выражаясь, с отпавшими до полу челюстями, имели возможность внимательно поразглядывать неожиданного визитера — хоть с полминуты, а хватило вполне. Петр автоматически отметил, что потерянный друг вернулся с округлившимся лицом (гамбургеры? пицца? хотдоги?), с привычно длинными волосами, но непривычно короткой бородкой, аккуратной, вполне академической, а вовсе не библейской. На нем красовалось некое подобие туники, наспех, видимо, скроенное из какой-то простыни, упертой, не исключено, в проезжем отеле, ткань тонкая, хлопчатобумажная, в Иудее такой взяться неоткуда. На ногах у Иешуа имели место открытые сандалии всемирно известной фирмы Reebok — на липучках. Логотип всемирно известной замазан чем-то черным — фломастером? чтобы, значит, не бросался в глаза.

— Насмотрелись? — ехидно спросил Иешуа. Голос, который в последний раз Петр слышал много лет назад, совершенно не изменился. А с другой стороны — что за идиотизм, чего бы ему меняться? Это здесь, в Иудее, десять лет минуло, а там, может, и двух дней не прошло. Забыл, старый Петр, эффект тайм-капсулы? Тут — годы, там — минуты. Сам ведь пользовался переходом во времени, чтобы не тратить дни на путешествие, к примеру, из того же Иершалаима в Нацерет… Хотя какая, к дьяволу, капсула?.. Каналы времени заблокированы мертво… Как Иешуа здесь очутился?..

Радость радостью, но логика живее всех живых. Впрочем, вопросы — позже.