Олег Селянкин - Они стояли насмерть

• Название: Они стояли насмерть
• Автор: Олег Селянкин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1960

Автор романа «Школа победителей» Олег Константинович Селянкин родился в 1917 году в гор. Тюмени. Среднее образование получил в гор. Чусовом.

Окончил высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе. В Великой Отечественной войне участвовал с лета 1941 года. Был командиром роты морской пехоты на Ленинградском фронте, дивизионным и флагманским минером в Волжской флотилии и командиром дивизиона в Днепровской флотилии. Награжден двумя орденами Красной Звезды, орденами Красного Знамени, Отечественной войны 2-й степени и медалями.

Писать начал в 1946 году. Первый сборник его рассказов «Друзья-однополчане» был выпущен Пермским книжным издательством в 1951 году. После этого вышли отдельными книгами повесть для юношества «Есть так держать!», сборники рассказов «Мужество» и «Земляки», повесть «На капитанском мостике», рассказы «Маяк победы» и «Злыдень», познавательная книжка для детей «Тайны полноводной Камы».

---

Художники С. С. Дьячков и А. Н. Тумбасов

Олег Константинович Селянкин ШКОЛА ПОБЕДИТЕЛЕЙ Книга первая ОНИ СТОЯЛИ НАСМЕРТЬ

Пускай утопал я в болотах,

Пускай замерзал я на льду,

Но если ты скажешь мне снова,

Я снова всё это пройду.

М. Исаковский

Глава первая ПРИГОТОВИШКИ

1

Нависло над землей небо, обесцвеченное зноем. Пыль легла на деревья, застывшие в немой печали у дороги, и серыми стали листья. Поникли ветви, словно невидимый груз клонил их к земле, потрескавшейся от жары. Даже одинокая ромашка, подкравшаяся к самой дороге еще весной, склонила к примятой ногами траве свой желтый венчик с несколькими уцелевшими белыми лепестками.

По обочине дороги, в тени деревьев, вытянувшись цепочкой, шел батальон морской пехоты. По загорелым лицам матросов струился пот, стекал на фланелевые рубахи, и они покрылись серыми пятнами. У многих бескозырки и фуражки были сдвинуты на затылок. Автоматные диски и гранаты оттягивали ремни.

Моряки шли, немного наклонившись вперед и покачиваясь. Та же пыль, что покрывала деревья, лежала толстым слоем на обочине дороги и глушила шаги. Было слышно только мерное дыхание людей, да изредка звякал приклад автомата, ударившись о диски.

Кажется, что слишком медленно идет батальон, что устали матросы и вот-вот кто-нибудь из них опустится на землю. Но это только кажется. Несколько дней назад, так же вразвалку, вышел батальон из Ленинграда и с тех пор Не меняет темпа, по-прежнему упрямо движется вперед, оставляя позади десятки километров, проходя мимо встревоженных деревень.

— Слава богу! Пошли морячки — конец фашисту! — не раз слышали моряки за своей спиной старческий шёпот, и вроде бы меньше болели потертые ноги, меньше резал плечо ремень автомата.

Впереди батальона идет высокий, немного сутуловатый командир первого взвода лейтенант Норкин. Китель его распахнут, и видна влажная от пота грудь. Лейтенант изредка оборачивается назад и смотрит на матросов В углах их ртов собралась пыль. Она темными полосками обозначила морщины на лбу и складки на шее. С каждым часом все больше пыли на лицах, все глубже становятся морщины, но по-прежнему спокойно, уверенно смотрят на лейтенанта и голубые, и серые, и карие глаза, по-прежнему нет в них ни усталости, ни упрека за то, что он ведет их жарким полднем по пыльной дороге, и снова лейтенант идет вперед, положив руку на пыльный ствол автомата.

А дорога все вьется по отлогим холмам, изредка ныряет в лесочки и снова выползает на солнцепек. Кажется, не будет ей ни конца, ни краю. Еще сегодня утром встречались беженцы, санитарные машины, а сейчас нет никого. Будто вымерло все вокруг. От этого ещё тоскливее становится на душе.

Вот лейтенант шагнул на дорогу, нагнулся и поднял что-то. В его руках обыкновенная тряпичная кукла. Не мигая смотрят ее вечно открытые глаза дикого цвета. Нос, словно от загара, облупился. Тело куклы грязное, на нем отчетливо виден след колеса. Лейтенант подержал ее в руках и бережно положил на траву. Молча проходят матросы мимо куклы, бросают на нее взгляд и отворачиваются. Тяжело видеть ее здесь, на дороге, в пыли. Ведь у каждого она вызывает теплые воспоминания о доме, родных. И невольно думают моряки: где хозяйка куклы? Может быть, сидит на тарахтящей телеге, трет кулачками глаза и всхлипывает. А может быть, мимо ее могильного холмика, выросшего около воронки от бомбы, недавно прошли моряки?

Много различных предположений, но ни одного радостного.

Наконец, батальон свернул с дороги в лес и остановился. Матросы попадали в тень, а командиры собрались вокруг капитан-лейтенанта Кулакова. Он сидел, поджав под себя ноги, и гладил ладонью карту, разложенную на пне. На его худощавом лице с большим прямым носом не было заметно усталости, словно не шел он с батальоном в жару по пыльной дороге. Только орден Красной Звезды, полученный за финскую кампанию, подернулся дымкой пыли и немного повернулся, сдвинутый с обычного места ремнем автомата.

И хотя лицо командира батальона, как всегда, было спокойно, глаза налились усталостью и тоской. Трудно Кулакову, ой как трудно… Ведь почти двадцать лет отдал он флоту, все время служил на подводных лодках, и вдруг стал командиром батальона морской пехоты!

И если на подводных лодках ему все было ясно, привычно, то здесь, что ни час, — открытие, новая загадка сухопутной тактики. Взять хотя бы сегодняшний переход. Еще утром нашел Кулакова связной командира бригады и передал приказ выйти к деревне Ломахи. Кажется, чего проще: получил приказ — ну и трогайся к месту назначения. Будь это на подводной лодке, Кулаков бы не волновался, а тут — сразу вопросы, сомнения. Прежде всего — как идти? Ведь пехота соблюдает какой-то режим. Прошли немного — отдых, и опять переход до следующего привала. А когда отдыхать, когда привалы делать? Через час или когда люди устанут?

Правда, с этим еще можно мириться: матросы будут идти до тех пор, пока им не прикажешь остановиться. А как вот найти дорогу, по которой тебе нужно двигаться? На весь батальон только одна карта и есть. Да и на ней не все деревни и дороги обозначены. Дойдешь до перекрестка — и гадай, в какую сторону тебе поворачивать.

Нужна помощь, да где ее получишь? От начальства в этой горячке слова путного не добьешься, а командиры рот и взводов в батальоне — тоже подводники и пришли в батальон вместе со своими матросами. Им, как и Кулакову, все здесь казалось странным, необычным: и эти длинные переходы, и автоматы, и «правое плечо… марш!» — вместо привычного, понятного: «Лево руля!»

Больше же всего Кулакова угнетало то, что батальон шел к фронту, где должен был встретиться с врагом, врагом жестоким и, главное, — умеющим воевать. Как и где произойдет эта встреча? Не угадаешь. Пока ясно одно: батальон не побежит вспять, не опозорит себя. А победит ли… Мало вероятно, хотя он и большая сила. Ведь он весь вооружен автоматами, кроме того имеет специальный пулеметный взвод и даже гаубичную батарею. И это в то время, когда в некоторых частях еще и не видали автомата!

Сила большая, но и ответственность немалая. Надо бы учиться, да некогда: батальон все идет, идет вперед. Времени только для сна хватает.

Все понимал Кулаков, не льстил себя надеждами, а поэтому и хмурился, глядя на единственную в батальоне карту.

А что лицо у него было спокойным — привычка, оставшаяся от службы на подводных лодках. Там очень часто бывает так, что только командир, смотрящий в перископ, знает, что творится на поверхности моря, только по его лицу и могут узнать матросы, угрожает ли лодке опасность. Дрогнет лицо командира — переглянутся матросы, и страх перед неведомой опасностью заползет в их души, менее четкими и уверенными станут движения. Значит остается одно: пусть ты даже видишь, что через несколько секунд острый нос корабля противника может разрезать твою лодку, но не только дрогнуть — даже подумать об этом не имеешь права!

— Нам приказано занять оборону здесь, — наконец сказал Кулаков и провел пальцем с коротко остриженным ногтем по голубой полоске реки, пересекавшей карту.

Командиры сгрудились вокруг него, склонились над картой. Кто-то положил руку на плечо Кулакова, но он не сбросил ее, не сделал замечания: не такое сейчас время, чтобы к мелочам придираться.

Норкин тоже смотрел на карту. Зеленые пятна лесов, луга и несколько прямоугольников с надписью: «д. Ломахи». Не привык он еще, как и его товарищи, к этим картам. Там, где армейский командир видел, понимал всё, моряки замечали только краску, яркую, но мало говорящую краску. А ведь Норкин, который в финскую войну был рядовым в морской пехоте, считался в батальоне специалистом по вопросам сухопутной тактики.

Вот поэтому к нему и обратился Кулаков:

— Сходи-ка, дорогой мой, и взгляни, что там наворочено. Уж больно не люблю я картам верить… Сделай набросок местности и дай соображения о расположении на ней огневых точек. А вы, — Кулаков повернулся к остальным командирам, — объясните краснофлотцам, что мы здесь должны создать рубеж обороны и обжить его. Ночью начнем рыть окопы и до появления противника будем в них нести караул… Ты, дорогой мой, иди, куда приказано!..

Сделав несколько шагов, Норкин оглянулся и заметил, как Кулаков достал из кармана кителя «Боевой устав пехоты» и положил его на карту.

«Сегодня занятия без меня состоятся», — с радостью подумал Норкин, отдал свой автомат связному и быстро зашагал к виднеющимся за пригорком домам деревни.

Лес остался позади, и слабый ветерок перебирал мокрые от пота волосы, играл ими. Высоко в небе заливался жаворонок. Норкин видел его трепещущие, словно прозрачные крылья. И вдруг жаворонок почти отвесно упал на землю и исчез в траве: из-за леса, чуть шевеля крыльями, бесшумно, как корабль под парусами, выплыл ястреб. Он сделал круг над полем, поднялся выше. Стихли птичьи голоса, притаилось все живое. Только выцветшие васильки тихонько покачивались на своих тонких стеблях.