Артем Абрамов - Убей страх: Марафонец

• Название: Убей страх: Марафонец
• Автор: Артем Абрамов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-009989-4

Перед вами — новая книга А. и С. Абрамовых. Странная и увлекательная история Бегуна — человека из нашего мира, заброшенного в таинственное переплетение миров параллельных. История Бегуна, что держит путь из реальности в реальность, от поворота дороги — до поворота судьбы Так, как предсказано в Книге Пути…

---

«То есть я один тащу все Пути? Неслабо, Раванг! Дух прямо захватывает… А сколько их было у Сущего до нынешнего моего Пути?»

«Одна смертная жизнь Бегуна — один Путь Бегуна, наверно, так. А сколько всего?.. Мне не дано этого знать, Бегун, а самому тебе вспомнить не дано. Может, другой Зрячий получит право сказать тебе истину. Если она существует…»

«А долго ли мне идти в этот раз?»

Показалось или нет — но Чернов явно услышал смех.

«Я всего лишь Зрячий, Бегун. Мне не позволено увидеть дальше моего взгляда. А мои человеческие знания малы и очень локальны. Как и твои… Кстати, я назвал себя, а как тебя зовут в нынешней жизни?»

Чернов помедлил с ответом, изо всех сил стараясь не позволить мысли оформиться и не дать Зрячему услышать её. Похоже, что удалось, потому что Раванг молчал и не опережал собеседника.

«Будешь смеяться, но — Бегун», — подумал или сказал Чернов.

«Странное совпадение…»

«Сам удивляюсь, — тоже изобразил смех Чернов, — но уж так вышло».

«Пора прощаться. Супервихрь уходит».

«Они у вас часты, такие вихри?»

«У нас таких вообще не бывает. Поэтому я и думаю, что мы с тобой оба попали в чужой и пустой мир. Только я вернусь к себе, а ты пойдёшь дальше по Пути».

«Но зачем Сущему было приводить нас в пустой мир? Для чего? Чтобы продемонстрировать силу смоделированного им Супервихря? Жестокость ради жестокости?.. Разве Сущий не добр по определению?»

«Сущий добр, и сделанное им не противоречит этому постулату. Жестокость всегда очистительно, Бегун. Слишком многое налипает на человека за короткое время его земного существования. Он, человек, даже не ведает, насколько нечист. А Сущий знает. И Путь — не просто чья-то дорога Оттуда Туда или Туда Оттуда, но — Выбор. Бегун ведёт в Путь лишь тот народ, который избран. Чья роль в мире настолько важна, насколько Сущий определил её важной. Значит, Путь — это род очищения. И конец Пути надо встречать чистым, налегке — с лёгкой ясностью итога… Удачи тебе, Бегун, терпения и силы. Сказано в Книге: „Боль приходит и проходит, а Путь — навсегда“».

И начался стремительный и жутковатый полёт вниз, этакая хроника пикирующего бомбардировщика: свет, свет, блики, блики, синее, синее, жёлтое, много жёлтого… И вдруг — резкая остановка, миллисекундная потеря сознания и — ясность. Очищение, как предположил Зрячий-Раванг…

Солнце катилось к горизонту. Небо было чистым-пречистым и голубым, как застиранная майка солдатика-первогодка. Чернов стоял по колени в воде — целый и невредимый, руки-ноги — при нём, даже вефильская одежонка не истрепалась в горних высях, вода оказалась неширокой и мелкой речушкой с какими-то кустами на одном берегу и чистым зелёным полем на другом, а за полем, в километре всего, виднелись знакомые стены Вефиля.

Сдвиг принёс их в хорошее место. Самое оно для очередного бунта против Бегуна. Самое оно для воплощения желания остановиться, осесть, не искать от добра добра. Есть вода, есть корм для скота, есть земля для плодов…

Вода в речке была прозрачной до песчаного дна и чертовски холодной: ноги ломило. Чернов побрёл к берегу, выбрался на поле, упал на траву, уставился в небо. Показалось: из-за солнечного краснеющего диска выглянул чей-то глаз.

Я сошёл с ума, сказал себе Чернов и заснул.

А когда проснулся, пришёл вечер — синий и звёздный, как задник в театральном спектакле про Синюю Птицу счастья. И температура, как говорится, «за бортом» вряд ли превышала плюс двадцать по Цельсию, и нежный ветерок ещё и смягчал эту температуру — оптимальнейшую для измученного жарой организма, и трава на поле была густой и сочной на вид, и вдалеке, совсем рядом с Вефилем, открылся лес, даже, скорее, лесок, прозрачный, пронизанный закатным солнцем, в котором — издали да на контражуре не очень ясно! — угадывались то берёзки, то сосёнки, а воздух был чистым и пахнул чем-то цветочным, медовым, пряным. Короче, в рай попал Чернов и не удивился бы, если б из того лесочка навстречу ему вышли голые Адам и Ева. А история про Эдем где-то между Тигром и Ефратом — миф и не более. Среднеевропейские просторы со взвешенным климатом — вот место, которое Сущий определил человеку для жизни.

Выходило, что человек этот и есть Чернов. Выходило, что Сущий таки подслушал диалог двуединого Разумного Взгляда и подарил Бегуну желаемое. Но опять всё тот же вопрос: кем желаемое? Если вефильцами, то здесь — конец Пути. А Чернов представлял себе дом вефильцев как раз в Междуречье: чтоб немного пустыни, немного воды, немного гор, не слишком много зелени, ну и сады, конечно, фрукты, вино, рыба в воде. То есть всё минимизировано под среднего потребителя. А окружающий сейчас Чернова мир явно максимализирован (есть такой термин?..) под сверхпотребителя, каковыми с большой радостью могут стать неприхотливые пока вефильцы. И ведь захотят, и ведь станут: к хорошему быстро привыкаешь…

Похоже, Сущий не подарок Чернову отвалил — в виде райской обители, а придумал ещё одно испытание на прочность — в виде райской обители опять же. Чернову бы сейчас выстроить остаток Пути из одних пустынь с самумами — мухой бы Путь одолели! Без писка и воплей.

Так, размышляя о превратностях судьбы, что вполне соответствует образу тридцатитрехлетнего российского интеллигента-спортсмена, Чернов добрёл по травке до знакомого входа в любимый город, предвкушая либо крики радости с городских стен и крыш, либо хулу и поношения плюс требование масс к Бегуну — оставить их и идти дальше в одиночестве. Но странности начались сразу: ни на стенах, ни на крышах никого не было. Никто не встречал Бегуна из Сдвига, что стало уже доброй традицией в Пути, никто не тащил ему еды и питья. Пусто было на входе в город, пусто и тихо. И потихоньку струйкой нежданного пота потёк по спине страх: а живы ли горожане? А не выжег ли их всех Супервихрь и его дочерние создания-смерчики и Вефиль остался Бегуну лишь в память о Пути, потому что бессмысленно тащить за собой по цепочке ПВ пустой мёртвый город?..

— Ay! — глупо крикнул Чернов.

Как и следовало ожидать в этом благословенном идиллическом крае, окрестности отозвались эхом — поначалу громким и ясным, а потом — затухающим, исчезающим. И по-прежнему — ни души.

Чернов включил прямую передачу и понёсся к ближайшему дому, дёрнул покосившуюся под вихрем дверь, вбежал в комнату, облетел остальные помещения, не забыл спуститься в пещеру под домом. И здесь — ни единой души!

Следующий дом… Ещё один… Перебежка и — дом Кармеля… Пусто.

Пулей — в Храм, распахнул тяжёлую дверь…

Мёртвая тишина, лишь икона с Бегуном — нетронутая — висела на стене.

Чернов вышел на площадь и сел на порог Храма. Искать дальше смысла не было, это Чернов нутром чуял, а чутьё у него за последние дни сильно обострилось. И всё же чутьё чутьём, а разум требовал продолжать поиск — до каждого строения. Вот сейчас посижу, думал Чернов потерянно, соберу себя в пучок и начну искать, начну шерстить эти, в принципе, неплохо устоявшие под вихрем дома, которые ещё до-о-олго послужат своим хозяевам… Долго. Если хозяева найдутся.

Мыслей не возникало — никаких. Голова была пустой и гулкой, как колокол без языка. И в этой пустоте из ниоткуда — а может, извне! — всплыла фраза, видимая как бы внутренним взором, словно красная бегущая строка на сером дисплее компьютера: беги — ищи, беги — ищи, беги — ищи…

Бегун — не Зрячий, но и ему, оказывается, можно навязать свыше слова, диктующие поступок. Бежать — искать… Бежать — это привычно, тем более что успел пристойно выспаться. А что искать? Жителей Вефиля или очередного Зрячего, который объяснит — если ему опять же спустят указания, — куда подевались горожане?.. Чернов потихоньку начинал звереть от отсутствия какой-нибудь логики в процессе прохождения Пути. Идиотские ПВ, идиотские Сдвиги, идиотские условия Игры, которую затеял Большой Игрок… Или Большой Шулер?.. При всём уважении к Нему, которое уже продекларировано, Чернов склонялся ко второму определению. Он, Чернов, никогда не любил азартных игр, не играл ни в карты, ни в рулетку, ни даже в орла-решку. Ну, ладно, волею судьбы он попал в Игру. Коли игроком попал, то он не знал, как вести себя с партнёром-шулером. Но вряд ли Большой Игрок выбрал его в партнёры, можно о таком и не мечтать. Он, Чернов, всего лишь — фигура на доске, фишка на столе рулетки, монетка, подброшенная в воздух. Есть выраженье: упал — отжался. Как раз его ситуация, но формулировка иная: подбросили — упади. То есть беги и ищи, не раздумывая. Сочтут нужным — объяснят. По минимуму…

И Чернов припустился прочь из мёртвого города, побежал, приминая траву, и она легко вставала позади, будто не живой была, а сварганена реквизиторами из какого-нибудь хитрого пластика. И позади остался вымерший город, а впереди вырос воздушный лесок, просвеченный в ночи не солнцем, а луной. И он уже не казался Чернову волшебным, не живым, а вовсе представлялся декорацией в спектакле, да и сама луна была нарисована на заднике сцены, и звёзды тоже, среди которых, кстати, совсем не было знакомых. И хотя Чернов прекрасно помнил прозрачный холодок воды в реке, и нежную свежесть травы, щекочущей лицо, когда он спал, и запахи, и пение птиц — он ничему теперь не верил. Но послушно бежал, потому что запрограммирован был на бег, как птицы — на пение, как трава — на упругость, как река — на течение, как луна — на создание атмосферы из сказки про Синюю Птицу.