Артем Абрамов - Убей страх: Марафонец

• Название: Убей страх: Марафонец
• Автор: Артем Абрамов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-009989-4

Перед вами — новая книга А. и С. Абрамовых. Странная и увлекательная история Бегуна — человека из нашего мира, заброшенного в таинственное переплетение миров параллельных. История Бегуна, что держит путь из реальности в реальность, от поворота дороги — до поворота судьбы Так, как предсказано в Книге Пути…

---

— Для Вечного, — повторил Зрячий. — И не говори мне, что ты впервые слышишь это понятие. Вечный значит вечный, толкований быть не может. И ты, и я существуем в мирах Сущего всегда и будем существовать до тех пор, пока Сущий не скажет: «Хватит!» и не погасит Свет.

— Кому скажет?

— Ну, уж не ведаю — кому. Сказано в Книге Пути: «Верь написанному: „И стал Свет!“, но помни о Том, кто зажёг его в бездне Времени и Пространства. Это Его прихоть — зажечь Свет, это Его прихоть — сохранить кого-то ненадолго, а избранных Им — навеки. Но ведь и избранные Им должны помнить, что Вечность умрёт, когда Он решит погасить Свет, и они исчезнут вместе со Светом. И не станет ничего. Но останется Нечто, и в этом Нечто Сущий, быть может, вновь захочет зажечь новый Свет».

— То есть… — Чернов сам не понимал, что хотел сказать.

И Зрячий увидел это и помог ему.

— То есть мы с тобой были в начале Света и нам суждено Сущим увидеть Тьму.

— Это вздор, Зрячий! Это хуже, чем солипсизм, это — идеализм в чистом виде. Я родился тридцать три года тому назад в конкретном городе, в конкретном доме, он у нас называется родильным, я знаю своих маму и отца, я помню обеих бабушек, я учился в школе и в институте, бегал по стадионам, зарабатывал деньги, влюблялся, был женат… Я жил не очень разнообразно, но прочно и осязаемо. Я не собирался попадать в эту сумасшедшую круговерть, условия для возникновения которой тоже не могли возникнуть сами по себе! Если ты настаиваешь на втором варианте определения виртуальности, то тогда — по моей неуклюжей логике, уж прости! — возникает необходимость бесконечной цепочки: условия для возникновения условий для возникновения следующих условий и ещё условий и так далее — для возникновения реальности. Детский стишок про попа и собаку. Бесконечность. Вечность. Я не хочу быть Вечным!

— Ты говоришь до слёз банальные вещи, — мягко, как больному, сказал Зрячий. — Я вон тоже отлично помню своих родителей. Более того, у меня и дети есть, и жена. Далеко отсюда, правда… И ты знаешь, Бегун, у меня тоже не вызывала особых восторгов мысль о том, что я — вечен не по жизни, а по жизням. Улавливаешь разницу?.. Но прошло время, и я стал понимать: это тяжкая ноша — быть Вечным, да. И это величайшее счастье — быть Вечным. Возникать в Вечности, жить в ней и вне её, вне времени и пространства, и — никогда после не помнить о том, что ты коснулся её кончиками пальцев, лишь тронул слегка. Напрочь забывать — в миг, когда завершается твоя очередная Миссия. И завершать её, эту тоже вечную Миссию, и уходить в конкретный мир, в конкретное, как ты выражаешься, время, всякий раз зная: я увижу конец Света. И забывать обо всём, кроме конкретного. Виртуального или физически реального — это уж вопрос формулировки… И жить очередной простой жизнью, не ведая, что ты избран Сущим, что ты был в Начале, и не зная, когда Сущий вновь призовёт тебя… А что до бесконечной цепочки условий для условий, которую ты обозначил, так я же сказал, что есть в Начале её.

— Что? — задал праздный вопрос Чернов, преотлично зная ответ.

И получил его:

— Сущий. Помнишь: «И стал Свет».

— Откуда ты всё это знаешь? — беспомощно спросил Чернов. — Откуда, от кого ты знаешь так много? Откуда ты знаешь Библию и Книгу Пути? Эти книги — из разных пространств, из разных миров и времён… Я встречался со Зрячим: он не ведал ни о чём, кроме слов, которые автоматически возникали в его мозгу. Их было мало — слов. Я едва понял, что мне следует делать…

— Разве я знаю суть? — удивился Зрячий. — Тоже только слова… Просто чуть больше слов, чуть больше — и тебе уже стало страшно: ты заглянул в Вечность. Краешком глаза, в крохотную щёлку, но — увидел и отшатнулся. Страшно стало, Бегун?

— Страшно, — кивнул Чернов. — А ты что предполагал? Что я буду прыгать от счастья: я — Вечный, я — Вечный… Не буду! Не хочу…

— Но это — данность, Бегун. И Путь — длинен. И надо идти. А чтобы дойти, надо знать. Твои познания будут увеличиваться от Сдвига к Сдвигу, пока, наконец, ты не узнаешь всё, что положено знать Бегуну. Но положено лишь для того, чтобы открыть для себя вход в иное Знание. Сказано в Книге Пути: «И один мудрый человек признал истину, что умножающий знания умножает и скорбь свою, ибо во многом знании скрыто много горя. Но не для Вечности, а лишь для того, кто знает. Тяжко нести ношу горя, но несущий её спасает Вечность — пока горит Свет».

— А что мне положено знать?

— Сущий скажет, когда придёт срок…

И не удержался Чернов, задал вопрос, достойный трёхлетнего детенка, ещё только познающего мир вокруг себя и не страшащегося показаться наивным и даже глупым:

— Кто Он, Сущий?.. Ты знаешь ответ, Зрячий?..

Глава девятая ТУМАН

Зрячий ещё раз разлил коньяк по рюмкам, поднял свою, повертел, разглядывая его на свет. Электрический — дневной в подземелье не заглядывал. Чернов понимал, что собеседник просто тянет время, не спешит отвечать. То ли не знает ответа, то ли не вправе сказать его. Вот, и переспросил впустую, чтоб выиграть лишние полминутки:

— Говоришь, кто Он?

И Чернов подыграл — отчего же не подыграть:

— Говорю, Зрячий…

— Думаю вот… — Зрячий наконец отпил глоток, покатал коньяк во рту, обжигая язык и нёбо, проглотил, подождал послевкусия. — Думаю вот… — И как решился: — А подходит ли Ему слово «кто»?

— Так не «что» же, — улыбнулся Чернов и тоже отпробовал коньяк.

Но сразу проглотил, не стал гурманствовать.

— А подходят ли Ему, — продолжил, словно не слыша Чернова, Зрячий, — любые земные слова: «кто», «что», «какой», «откуда»… И ещё: «почему», «зачем», «с какой целью», «ради чего»?.. Нет, Бегун, я не смогу ответить тебе на очень простой на первый взгляд вопрос. И вряд ли кто на Земле сможет. В любом пространстве-времени. Уже одно местоимение «Он» — условность. Почему именно мужской род? Почему, например, Сущий?.. Сущий значит истинный, подлинный. А что есть истина — в Его понимании?..

— Ты говоришь как земной человек, — сказал Чернов. — А ты — Вечный…

— Ну и что с того? Я — Вечный сегодня. А вчера был земным и завтра опять им стану. Как и ты. Как и все, кого выбрал Он для своей… — помолчал, подыскивая термин, — наверно, надо бы сказать: миссии. Тоже земное понятие, человеческое. Но так хочется употребить другое, тоже земное — игра… Виртуальность, Бегун, — это слово вообще-то из информатики. Ты включаешь свой комп… ты знаешь, что это такое, у вас они есть?.. — Дождавшись кивка, продолжил: — Ты включаешь его и входишь в мир Сети. Ты живёшь в нём, общаешься, переживаешь события, сражаешься, влюбляешься… что ещё?.. а потом выходишь в то, что мы с тобой назвали настоящей действительностью, и забываешь о придуманном виртуальном мире — до нового входа…

— Я думал об этом, — осторожно сказал Чернов.

— Это не ты думал, — не согласился Зрячий. — Это Сущий захотел, чтобы ты так подумал… Сказано в Книге: «Не ищите Меня, потому что я — всюду, и в вас самих — тоже».

— И всё-таки, Зрячий, откуда ты знаешь про Книгу?

— А ты? — вопросом на вопрос.

— Мне сказал о ней человек из города, который я должен привести… или переместить?.. тьфу, чёрт, уж и в словах путаюсь!.. короче, из того города, что явился в твой мир вместе со мной и со мной уйдёт, если так предназначено Сущим, — произнёс это и не удержался: усмехнулся про себя. Он уже вещает, как Зрячий, — легко и естественно. А прежде вещал, как Хранитель — чуть ли не языком Книги. Уж не его ли, Чернова, этот язык, этот стиль разговора?.. — Но этот человек, Хранитель, утверждал, что Книга существует в единственном экземпляре…

— Конечно, — легко согласился Зрячий. — Ничто не противоречит ничему. В единственном, но — всюду, где её знают. Примешь такой постулат?

Парадокс. Но что в этом-то сломанном мире не парадокс? Включая его, Чернова, персонально… Тогда отчего бы и не принять!..

— На раз, — сказал Чернов. — Я уже не первый день стараюсь ничему не удивляться. Знаешь, жил в моём прошлом — земном, естественно, а не вечном! — такой философ, чёрт-те когда жил. Так он всерьёз наказывал: «Nil admirari».

— Ничему не удивляйся, — легко перевёл на английский Зрячий. — Это Пифагор, я его знавал. Или читал, не помню.

— Когда?!

Уж и расстарался подтвердить приверженность пифагорейству, так вот ведь сорвалось восклицание, не сдержал. Но Зрячий не заметил или сделал вид, что не заметил.

— Не помню, — повторил он. — Может, вчера, а может, в прошлой жизни.

— Ты же утверждаешь, что для Вечных нет прошлой жизни…

— Утверждаю, верно. Но разве тебя не посещают воспоминания или — чаще! — сны, в которых ты — не совсем ты, а какой-то иной, чужой тебе, и люди, тебя окружающие, тебе незнакомы? И события в этих снах не имеют к твоей жизни ровно никакого отношения? Было, да?

— Было, да. Но это — так называемая ложная память.