Элейн Гудж - Нет худа без добра

• Название: Нет худа без добра
• Автор: Элейн Гудж
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7027-0424-Х

Три женщины искренне оплакивают смерть одного человека, но при этом относятся друг к другу весьма неприязненно. Вдова сенатора Траскотта Корделия считает себя единственной хранительницей памяти об усопшем муже и всячески препятствует своей дочери Грейс писать книгу о нем. Той, в свою очередь, не по душе финансовые махинации Корделии в фонде имени Траскотта. И обе терпеть не могут Нолу Эмери, внебрачную дочь сенатора. Но тут выясняется, что репутация покойного сенатора под угрозой – не исключено, что он был замешан в убийстве. И три женщины соединяют свои усилия в поисках истины. Им предстает пройти нелегкий путь, прежде чем из их сердец будет изгнана нелюбовь друг к другу…

---

– Послушай, мама, а Уин? Мне пришла в голову идея. Ты могла бы поговорить с Уином. Привлеки его на свою сторону, так сказать. Он же все-таки отец твоего внука, не так ли? У тебя есть все права вовлечь его в эти дела. К тому же он ведь юрист.

– Ты хочешь сказать?..

– Я ничего не говорю. Это просто предложение, и все. – Голубые глаза Сисси округлились и приняли невинное выражение, словно у ребенка. – Уин от твоего имени объяснил бы ей все. Как твой поверенный в делах.

Корделия на мгновение оцепенела, словно ее окатили ледяной водой. Судебное разбирательство против собственной дочери? Ну и мысль!

– Что касается твоего платья, – сказала она, не в состоянии сразу обсуждать такую возможность. – Если ты хочешь вовремя забрать мальчиков из школы, то надо поторопиться в магазин.

– О, не беспокойся о мальчиках, Бич заедет за ними, – бросила Сисси, легкомысленно махнув рукой так, что брелоки на браслете, охватывающем ее пухлое запястье, зазвенели.

– А разве он не работе? – спросила Корделия сдержанно.

– У него деловая встреча недалеко от школы, в том месте, где строится гостиница, что-то вроде большой сделки по прокату автомобилей, которую он помогает организовать. Из-за чего эти дни он особенно занят, должна тебе сказать… "Готова поспорить".

У Корделии опять возникло желание рассказать Сисси, чем занят Бич, но она сдержалась. Из слов Сисси ей стало ясно: та думает, что ее мать потеряла здравый смысл или вообще малость помешалась, особенно на том, что касается мужчин. К тому же Сисси с таким нетерпением ожидала этого вечера. Как она может все испортить?

– Почему нам не заехать потом в "Джон и Дэвид"? – весело обратилась она к Сисси, когда они пересекли площадку для стоянки машин. – Бьюсь об заклад, ты смогла бы подобрать там новую пару туфель на высоких каблуках к этому платью. Я плачу.

На самом деле она бы предпочла заехать в книжный магазинчик и забрать книгу по разведению роз, которую она заказала для Гейба, но, возможно, Сисси права. Может быть, подсознательно она дала ему повод предположить, что заинтересована в чем-то большем, чем дружба?

Не рассмешит ли его сознание того, что он вскружил голову женщине, старше его лет на десять и занимающей положение в обществе, которое представляется для него совсем другим миром?

Тем не менее Корделия почувствовала, как жар бросился ей в лицо, стыдясь мысли, которая проросла в ней, словно первый зеленый клиновидный лист тюльпана, пробивающий себе дорогу сквозь замерзшую землю, – мысль, что Гейб Росс как раз относится к тому типу мужчин, у которых женщина хочет вызвать серьезное чувство…

– Это как раз подходящее место для лобелий. Как ты думаешь, Гейб?

Корделия щурилась от света полуденного солнца, осматривая участок под столетним ореховым деревом-пекан, где совсем недавно выкорчевали колонию цветов желтофиоли.

Гейб Росс, стоящий на коленях на мягкой земле клумбы, отложил в сторону секатор и встал, медленно распрямляя спину и потирая затекшие руки. Вспоминая язвительные замечания Сисси, Корделия внимательно разглядывала парусиновую шляпу Гейба, покрытую пятнами от пота, и его брюки цвета хаки с налипшими на выпачканных землей коленях кусочками торфяного мха, и задавала себе вопрос: "А может быть, и в самом деле есть что-то ненормальное в человеке, который может оставить уважаемую профессию учителя и стать садовником?"

Но под шляпой с загнутыми полями карие глаза Гейба, цвета крепко заваренного чая, светились живым умом, – более того, в них отражалась не та мудрость, которая приходит из книг и преподавания Беовульфа, а нечто значительно большее. Корделия почувствовала себя виноватой.

В конце концов она любила сад – временами ей казалось, что это единственное, благодаря чему она остается в здравом уме.

– Света маловато, – сказал он, покачивая головой. – Лобелиям нужен свет, иначе они вытягиваются и цветут не так, как должны бы. – Ей нравилось, как взвешено он говорил, как загорелыми ладонями изобразил в воздухе перед собой чашу, будто пытаясь хоть как-то заставить их цвести. – И в почве тоже что-то есть – что-то, что убивает желтофиоль. Мне кажется, дело в повышенной кислотности.

– Всегда находится что-то, что уничтожает желтофиоль, – вздохнула Корделия, думая о Дэне Киллиане. Затем, увидев недоуменный взгляд Гейба на обветренном и загоревшем на солнце лице со слегка крючковатым носом, сломанным много лет назад, как он рассказывал ей, во время школьной драки, которую он пытался остановить, она быстро добавила: – Что ты посоветуешь?

– Я внес немного извести и перемешал с мульчой, но это не излечит от того, что тебя угнетает. – Глаза Гейба прищурились, и рот растянулся в широкой, обезоруживающей мальчишеской улыбке. Он вынул из заднего кармана аккуратно сложенный носовой платок. Ведь кто-то ухаживает за ним, гладит его одежду. Ее сердце просто схватывало мельчайшие подробности: она наблюдала, как он промокнул бровь, после чего ткнул носовой платок, по-прежнему сложенный, обратно в карман и взглянул на безоблачное небо. – Собирается дождь. Видишь, красный ободок вокруг солнца?

Это так похоже на него, подумала она. Задавать вопросы или делать замечания, которые проникают в существо проблемы… потом быстро переключаться полностью на другую тему, как бы удаляясь от тебя.

– Ну, слава Богу, а то из-за этой жары я так себя чувствую, словно расплавлюсь и стеку в туфли, – ответила она, обмахиваясь соломенной шляпкой, которую держала в руке. – Это самое жаркое "индейское лето", какое я помню.

Корделия огляделась, вспоминая, как все вокруг выглядело в последние годы маминой болезни – клумба с розами, объеденная наполовину японскими жесткокрылыми жуками, шток-розы вдоль гаража казались бродячими чучелами, карликовые персиковые и сливовые деревья во фруктовом саду – переросшие и заглушенные сорняками. Даже тюльпаны и крокусы с подснежниками перестали появляться из-под земли каждую весну, словно им не хватало сил. И пионы склонили головы, наверное, от стыда. Казалось, что они говорили друг другу, какой смысл хорошо выглядеть, если о них никто не заботится.

И у людей так же, подумала она. Если тебя не любят, то и ты никому не даешь своей любви. Печальнее заглушенного сорняками сада может быть только опустошенное сердце. С Джином она наслаждалась солнечным теплом любви. Теперь остались только воспоминания. Но разве этого достаточно?

Она подумала о мозолистой ладони Гейба, держащей ручку садовой лопатки. Вокруг были заметны результаты терпеливого ухода за этим старым местом, в чем была заслуга ее и Гейба – преимущественно Гейба, возвращающего к жизни отдельные уголки сада, пересаживая растения с одного места на другое. Альпийская горка на месте, где когда-то стоял сарай для инструментов со стелющимся папоротником, с полянками турецкой гвоздики и анютиных глазок, начинающих увядать с угасанием золотой осени. Беседка, увитая бегонией, вдоль теневой части гаража со свисающими с нее кашпо. И слегка приподнятая над газоном гряда "сада трав", для которой Гейб привез на тачке камней из ручья.

Мой сад, пожалуй, чувствует себя лучше, чем я сама, подумала Корделия. Она ходит и лелеет его, в то время как звук ее сердца отдается гулким эхом, словно в пустом доме.

Неужели уже слишком поздно? – удивилась она, бросив пристальный взгляд на Гейба. Сможет ли он заинтересоваться мною, как я им? Вчера она даже не осмелилась бы подумать об этом, но с тех пор, как Сисси заронила в ней эту мысль, ей казалось, она становится все более явственной.

Может быть, пригласить его поужинать? – подумала она. Что в этом такого страшного? Она знала, что он развелся примерно в то же время, когда отказался от учительской практики. Он редко говорит о своей бывшей жене. Корделия встречала ее несколько раз, когда та делала покупки в "Пигли Вигли" или примеряла туфли в "Рэмблинг Роуз". Привлекательная, стройная, темноволосая и молодая. Не больше тридцати восьми или тридцати девяти лет. Бездетная. А она подозревала, что Гейбу хотелось иметь детей, судя по тому, сколько времени он проводил с девочками Бургессов – ее ближайших соседей, – обучая их названиям всех сортов роз, показывая, как сажать луковицы и подстригать кустарники.

Но что об этом подумает он? Женщина с седыми волосами, которая принимает таблетки от давления; каждый раз, испытывая головокружение, боится, что ее может разбить удар – не безобидный, как прошлым летом, а такой, после которого она не сможет двигаться или говорить?

Доставая секатор из корзиночки, петлей закрепленной на руке, Корделия поймала на себе его взгляд. Он в этот момент закреплял поникшую ветку хидрангии с помощью кольев и бечевки, намотанной на руку до локтя, конец которой держал в белоснежных зубах. Он выпрямился и улыбнулся. Улыбка эта отозвалась в ее сердце и накрепко привязала ее к нему подобно той бечевке, которая теперь плотно охватывала колышек.