Макс Фрай - Жили-были. Русские инородные сказки – 7

• Название: Жили-были. Русские инородные сказки – 7
• Автор: Макс Фрай
• Издательство: Амфора
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-00925-5

Это уже седьмой по счету сборник «Русских инородных сказок», которые на протяжении многих лет составляет Макс Фрай. Многие авторы, когда-то дебютировавшие в «Русских инородных сказках», уже хорошо известны читателям. Но каждый год появляются новые имена – а значит, читателей ждут новые открытия и, самое главное, новые увлекательные истории.

---

– Я не нуждаюсь в деньгах, – пробормотал Роман, чувствуя, что весь этот разговор начинает приобретать идиотский оттенок.

– На самом деле никто не нуждается в деньгах, – подмигнул Роману Палыч. – Представляете? Самое смешное, что никто не нуждается в деньгах, но этого практически никто не знает! А не зная этого, человек думает, что он нуждается в деньгах, и, таким образом, действительно начинает нуждаться. Получается замкнутый круг. Но почему обязательно деньги?! Кто говорил о деньгах? Хорошо, пусть будут деньги. Хотя есть и более важные понятия. Согласитесь, не все на этом свете выражается в деньгах!

– Но все ими измеряется, – удивляясь сам себе, буркнул банальность Роман.

– Вряд ли эти измерения точны, – улыбнулся Палыч, застегивая галстук и поправляя застиранный воротник рубашки. – И уж во всяком случае они не абсолютны.

– И все-таки я не готов об этом говорить, – вновь опустил голову Роман.

– Время терпит, тем более что вы… – Палыч хотел что-то сказать, но словно спохватился, заторопился, надевая пиджак. – Ладно, об этом потом, если позволите. Пойду-ка я разгонять старушек от ваших апартаментов, а то так они, глядишь, высадят дверь.

– Подождите! – Роман поднялся.

– Да, я слушаю! – остановился Палыч, пихая бутылку с пивом во внутренний карман пиджака и становясь от этого еще круглее и нелепее.

– Я не понял, что вы сказали, когда входили в воду? Что-то про хозяина?

– А! – рассмеялся Палыч. – А это я у хозяина разрешения просил умыться, искупаться. С хозяином по-другому нельзя. Не ровен час, невзлюбит, тогда дела плохи.

– У какого хозяина? – не понял Роман.

– Да у водяного! – объяснил Палыч и махнул пальцем на болтающуюся в метрах тридцати от берега утку. – Вон он! Прислушивается. Вы с ним аккуратнее. Рекомендую.

Палыч снова маслено улыбнулся, приложил руку к груди и поспешил через крапиву в сторону пляжа. Роман проводил его взглядом и тоже стал собираться. Неожиданно подумалось, что если он будет изображать привидевшийся образ, то, чтобы передать объем, перспективу, ухватить движение воды, придется травины передавать не в фокусе, то есть чертить расплывающиеся зыбкие линии на переднем плане, а этого ему очень не хотелось. Как-то это не совпадало с затягивающим в себя образом. Он еще раз неприязненно оглядел противоположный берег, представляя, где бы вставить на возможном эскизе витиеватый купол деревенской церкви, а то и собора какого-нибудь, сплюнул, покосился на утку, стал собираться и решил идти домой дальней дорогой через зернохранилище.

В зернохранилище он не попал. Хмурая женщина в синем халате в бетонное здание его не пустила, сказав, что на самом деле Кузьмич не отчество, а фамилия. То есть правильно и с уважением Кузьмича зовут Николай Егорович Кузьмин. Но принять сейчас он Романа не в состоянии, так как уже с обеда мертвецки пьян, говорить не может и ничего не соображает. Она так и сказала: «Принять сейчас Романа не в состоянии». Роман смерил ее удивленным взглядом, поблагодарил и отправился к дому, надеясь, что ему не придется вновь столкнуться с Палычем.

Столкнуться не пришлось. Уже издали он заметил что-то необычное у дома, подошел ближе и, разглядев загнанную за штакетник пыльную бледно-голубую «восьмерку», почувствовал, как тепло поднимается в груди. Танька приехала!

4

– Как здесь тихо!

Она перевернулась на живот, приподнялась на локтях и принялась надкусывать ногти.

– Почему же тихо? – удивился Роман, стряхивая пепел в пустой спичечный коробок. – Всю ночь шум. То гармошка. То пьяные песни. То кошки орут. Лягушки порой в пруду так квакают, хоть уши затыкай. Под утро петухи. Кстати, уже скоро.

– Ничего ты не понимаешь. – Танька раскинула руки и легла. – Здесь удивительно тихо.

– Брось ты свою привычку грызть ногти. – Он потушил сигарету, заложил руки за голову. – Я ждал тебя еще неделю назад.

– Неделю назад я не могла.

– Ты просто не слишком сильно хотела меня видеть.

Она не ответила, закрыла на мгновение глаза, затем вновь перевернулась на спину и потянула на себя простыню.

– Прохладно.

– Ничего, днем поджарит. – Роман сел, наклонился за бутылкой. – Может, все-таки выпьешь? Оставайся! Выходные, сходим на речку, отдохнешь!

– С тобой отдохнешь. – Она засмеялась. – Ты же вампир, Суворов. Я каждый раз от тебя возвращаюсь как выжатая тряпка! С тобой даже разговаривать тяжело, дышать рядом с тобой тяжело, а я к тебе, можно сказать, иду прямо в пасть. Нет. Это я без тебя отдыхаю. С тобой я почти тружусь.

– Смотри не перетрудись, – зло бросил Роман и выпил стакан вина.

– Да я уж и сама думаю.

Роман обернулся и внимательно посмотрел на нее. Она, прищурившись, тоже смотрела на него и не улыбалась.

– Ты чего, Танька?

– Вот смотрю на тебя и думаю… – медленно протянула она.

– И о чем же?

– О тебе.

– Надо же! – Он усмехнулся. – И давно это у тебя?

– Давно, – ответила Танька.

– И что же ты надумала?

– Да вот, надумала…

Она закрыла глаза, взяла уголок простыни в зубы и стала медленно говорить, смотря куда-то в потолок и покусывая эту свежую белоснежную ткань, только что привезенную ею из Москвы.

– Понимаешь, все. Просто все и все.

– Что все?

– Все! Я кончилась. Вся. Без остатка. Родник иссяк. Сил нет. Ты высосал меня, Суворов, до донышка. Я даже сама себе противна. Одна оболочка. Приехала к Глебу за деньгами, продался там один твой пейзажик, а он мне говорит, что от меня осталась только тень. Какая там тень, говорю, я за весну на три килограмма поправилась, а он и отвечает, нет. Ты, говорит, Танька, на килограммы не пеняй. Ты, говорит, с точки зрения художественного вкуса и мужского глаза идеал женщины, только внутри у тебя, Татьяна, пустота. И ведь он прав. Жить не хочется. Иду с работы на автостоянку, знаю, что все вроде хорошо. Димка из школы пришел. Мамка его кормит. Меня ждут. Работа отличная. И мужик у меня вроде есть. Все замечательно. А внутри такая тоска, кажется, первый встречный улыбнется, чтобы теплом повеяло, я ему на руки и упаду.

– Ну и кто же тебе мешает? – спросил Роман.

– Да нет, никто не мешает. – Она улыбнулась. – Теперь.

– Что-то изменилось? Теперь?

– Меняю я свою жизнь, Суворов. Буду теперь делать только то, что хочу. Все у меня с тобой как-то по инерции происходило. Самое трудное, оказалось, выдержать паузу, остановиться. Я, кажется, это смогла. А дальше уж как получится.

– И чего же ты хочешь?

– Многого! Я очень много хочу, я даже и сказать тебе не могу, Суворов, как много я хочу.

– Я, выходит, тебе в твоих желаниях не помощник?

– Ты? – Танька вдруг опять рассмеялась, встала, отбросила простыню и стала одеваться. – Нет, ты молодец, Суворов. Ты очень стараешься! У меня, как понимаешь, ты не первый. Так вот, мужики разные были, но так, как ты, никто не старался. Ты очень стараешься в постели. Молодец. Только ты стараешься для себя. Просто так надо. Соответствовать. Поскольку если ты стараться не будешь, тогда чем ты возьмешь? Ты же любишь только себя. Не так ли?

– А если не так? – напряженным голосом спросил Роман.

– Ладно! – Она махнула рукой, расчесывая волосы и ища глазами косметичку. – Ты же, когда любовью занимаешься, в лицо не смотришь. Пребываешь, так сказать, в своих ощущениях. Тебе же нужна не я. Тебе нужна просто баба. Желательно красивая, покладистая, хорошая, здоровая баба. И желательно одна и та же, чтобы не переиначивать себя. И лучше бы, чтобы ты имени ее не знал. Чтобы она являлась по первому зову твоей плоти, как джин из бутылки. По свистку!

– Можно подумать, что ты являлась по свистку, – усмехнулся Роман.

– Можно сказать и так. – Танька опустила голову, помолчала мгновение. – Ты здесь комедию только не ломай, хорошо? Я и на самом деле сейчас абсолютно спокойна. Это мне раньше хотелось твоего сочувствия, понимания, поговорить с тобой. Теперь нет. Неинтересно. Так же, как раньше неинтересно было тебе, Суворов. Надеюсь, что ты не пропадешь. Хотя ты слишком легко живешь. Точнее, тебе кажется, что ты легко живешь, а на самом деле врос в землю. Мхом покрылся. Запомни. Стараться надо не в постели, а в жизни. В жизни надо стараться. А в постели надо любить.

– Ты хорошо подумала? – Он поймал ее за руку. – Смотри, я гляжу тебе в глаза.

Все это время, пока Танька спокойно, так не похоже на саму себя говорила эти слова, он внимательно смотрел на нее и даже отстраненно фиксировал мысли, которые появлялись в голове. Первая мысль была о том, что жаль терять Таньку. Хорошо с ней. Тело замечательное. Характер покладистый. Без лишних претензий. Опрятная. Машину имеет. Выручает. Точнее, выручала. Запах у нее хороший. Да и вкус тоже. Вторая мысль пришла почти сразу после первой и так резанула, что даже чуть-чуть закололо сердце. Как же он теперь без нее?! Как?! Да никак, успокоился он почти в ту же секунду. Только этих разборок ему еще не хватало. Да и зачем ему нужна эта Танька с ее проблемами, с вынужденным хорошистом Димкой, с больной мамашей? Да и лет ей, наверное, уже тридцать пять. Что с ней будет года через три-четыре? То-то и оно. Хотя теперь другую придется искать, прикармливать. Морока.