Николай Гумилёв - Сборник стихов (электронное собрание сочинений)

• Название: Сборник стихов (электронное собрание сочинений)
• Автор: Николай Гумилёв
• Жанр: Поэзия

...Если мы проследим пройденный Гумилёвым творческий путь, мы не найдем на всем его протяжении почти никаких отклонений от раз поставленной цели. Стремление к ней, сначала инстинктивное, с годами делается все более сознательным и волевым. Цель эта – поднять поэзию до уровня религиозного культа, вернуть ей, братающейся в наши дни с беллетристикой и маленьким фельетоном, ту силу, которою Орфей очаровывал даже зверей и камни.

В этом пафос поэзии Гумилёва, в этом смысл ее для самого поэта. Читателю, ищущему в стихах только державинского сладкого лимонада или гражданской микстуры (а как близко к 100% число таких читателей, мы знаем), – эти замыслы казались просто красивой позой. И какой бы литературный успех ни сопровождал Гумилёва, в самом этом успехе таилась бы глубокая взаимная рознь – между поэтом, ставящим себе такие задачи, и его пестрой и случайной аудиторией...

Г. В. Иванов

источник: «Н. С. Гумилев: PRO ET CONTRA». Составитель Ю. В. Зобнин.

---

Когда я был влюблен...

Когда я был влюблен (а я влюблен
Всегда – в поэму, женщину иль запах),
Мне захотелось воплотить свой сон
Причудливей, чем Рим при грешных папах.

Я нанял комнату с одним окном,
Приют швеи, иссохшей над машинкой,
Где верно жил облезлый старый гном,
Питавшийся оброненной сардинкой.

Я стол к стене придвинул, на комод
Рядком поставил альманахи «Знанье»,
Открытки, так, чтоб даже готтентот
В священное пришел негодованье.

Она вошла свободно и легко,
Потом остановилась изумленно,
От ломовых в окне тряслось стекло,
Будильник звякал злобно, однотонно.

И я сказал: «Царица, вы одни
Умели воплотить всю роскошь мира;
Как розовые птицы, ваши дни,
Влюбленность ваша – музыка клавира.

– Ах, бог любви, загадочный поэт,
Вас наградил совсем особой меркой,
И нет таких, как вы…» Она в ответ
Задумчиво кивала мне эгреткой.

Я продолжал (и тупо за стеной
Гудел напев надтреснутой шарманки):
– «Мне хочется увидеть вас иной,
С лицом забытой Богом гувернантки.

«И чтоб вы мне шептали: „Я твоя“ —
Или еще: „Приди в мои объятья“ —
О, сладкий холод грубого белья,
И слезы, и поношенное платье».

«А уходя, возьмите денег: мать
У вас больна, иль вам нужны наряды…
Как скучно все, мне хочется играть
И вами, и собою, без пощады…»

Она, прищурясь, поднялась в ответ,
В глазах светились злоба и страданье:
– «Да, это очень тонко, вы поэт,
Но я к вам на минуту, до свиданья».

Прелестницы, теперь я научен,
Попробуйте прийти, и вы найдете
Духи, цветы, старинный медальон,
Обри Бердслея в строгом переплете.

Загробное мщение

Баллада

Как-то трое изловили
На дороге одного
И жестоко колотили,
Беззащитного, его.

С переломанною грудью
И с разбитой головой
Он сказал им: «Люди, люди,
Что вы сделали со мной?

«Не страшны ни Бог, ни черти,
Но клянусь в мой смертный час,
Притаясь за дверью смерти,
Сторожить я буду вас.

Что я сделаю – о, Боже! —
С тем, кто в эту дверь вошел!..»
И закинулся прохожий,
Захрипел и отошел.

Через год один разбойник
Умер, и дивился поп,
Почему это покойник
Все никак не входит в гроб.

Весь изогнут, весь скорючен,
На лице тоска и страх,
Оловянный взор измучен,
Капли пота на висках.

Два других бледнее стали
Стиранного полотна,
Видно, много есть печали
В царстве неземного сна.

Протекло четыре года,
Умер наконец второй,
Ах, не видела природа
Дикой мерзости такой!

Мертвый дико выл и хрипло,
Ползал по полу, дрожа,
На лицо его налипла
Мутной сукровицы ржа.

Уж и кости обнажались,
Смрад стоял – не подступить,
Всё он выл, и не решались
Гроб его заколотить.

Третий, чувствуя тревогу
Нестерпимую, дрожит
И идет молиться Богу
В отдаленный тихий скит.

Он года хранит молчанье
И не ест по сорок дней,
Исполняя обещанье,
Спит на ложе из камней.

Так он умер, нетревожим;
Но никто не смел сказать,
Что пред этим чистым ложем
Довелось ему видать.

Все бледнели и крестились,
Повторяли: «Горе нам!»
И в испуге расходились
По трущобам и горам.

И вокруг скита пустого
Терн поднялся и волчцы…
Не творите дела злого, —
Мстят жестоко мертвецы.

Пролетела стрела...

Пролетела стрела
Голубого Эрота,
И любовь умерла,
И настала дремота.

В сердце легкая дрожь
Золотого похмелья,
Золотого, как рожь,
Как ее ожерелье.

Снова лес и поля
Мне открылись как в детстве,
И запутался я
В этом милом наследстве.

Легкий шорох шагов,
И на белой тропинке
Грузных майских жуков
Изумрудные спинки.

Но в душе у меня
Затаилась тревога.
Вот прольется, звеня,
Зов весеннего рога.

Зорко смотрит Эрот,
Он не бросил колчана…
И пылающий рот
Багровеет как рана.

Я не знаю этой жизни – ах, она сложней...

Я не знаю этой жизни – ах, она сложней
Утром синих, на закате голубых теней.

Естество

Я не печалюсь, что с природы
Покров, ее скрывавший, снят,
Что древний лес, седые воды
Не кроют фавнов и наяд.

Не человеческою речью
Гудят пустынные ветра,
И не усталость человечью
Нам возвещают вечера.

Нет, в этих медленных, инертных
Преображеньях естества —
Залог бессмертия для смертных,
Первоначальные слова.

Поэт, лишь ты единый в силе
Постичь ужасный тот зык,
Которым сфинксы говорили
В кругу драконовых владык.

Стань ныне вещью, богом бывши
И слово вещи возгласи,
Чтоб шар земной, тебя родивший,
Вдруг дрогнул на своей оси.

СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ

Воспоминание

Когда в полночной тишине
Мелькнет крылом и крикнет филин,
Ты вдруг прислонишься к стене,
Волненьем сумрачным осилен.

О чем напомнит этот звук,
Загадка вещая для слуха?
Какую смену древних мук,
Какое жало в недрах духа?

Былое память воскресит,
И снова с плачем похоронит
Восторг, который был открыт
И не был узнан, не был понят.

Тот сон, что в жизни ты искал,
Внезапно сделается ложным,
И мертвый черепа оскал
Тебе шепнет о невозможном.

Ты прислоняешься к стене,
А в сердце ужас и тревога,
Так страшно слышать в тишине
Шаги неведомого бога,

Но миг! И, чуя близкий плен,
С душой, отдавшейся дремоте,
Ты промелькнешь средь белых пен
В береговом водовороте.

Колокол

Медный колокол на башне
Тяжким гулом загудел,
Чтоб огонь горел бесстрашней,
Чтобы бешеные люди
Праздник правили на груде
Изуродованных тел.

Звук помчался в дымном поле,
Повторяя слово «смерть».
И от ужаса и боли
В норы прятались лисицы,
А испуганные птицы
Лётом взрезывали твердь.

Дальше звал он точно пенье
К созидающей борьбе,
Люди мирного селенья,
Люди плуга брали молот,
Презирая зной и холод,
Храмы строили себе.

А потом он умер, сонный,
И мечтали пастушки:
– Это, верно, бог влюбленный,
Приближаясь к светлой цели,
Нежным рокотом свирели
Опечалил тростники.

На льдах тоскующего полюса...

На льдах тоскующего полюса,
Где небосклон туманом стерт,
Я без движенья и без голоса,
Окровавленный, распростерт.

Глаза нагнувшегося демона,
Его лукавые уста…
И манит смерть, всегда, везде она
Так непостижна и проста.

Из двух соблазнов, что я выберу,
Что слаще, сон, иль горечь слез?
Нет, буду ждать, чтоб мне, как рыбарю
Явился в облаке Христос.

Он превращает в звезды горести,
В напиток солнца жгучий яд,
И созидает в мертвом хворосте
Никейских лилий белый сад.

Мое прекрасное убежище...