Юрий Мухин - Отцы-командиры Часть I

• Название: Отцы-командиры Часть I
• Автор: Юрий Мухин
• Издательство: Яуза; Эксмо,
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004

Взяв за основу анализ воспоминаний о Великой Отечественной войне офицера-пехотинца А.З.Лебединцева, известный исследователь Ю.И. Мухин оценивает ответственность советских офицеров за чрезмерные потери войск Красной Армии в той войне. Ставится вопрос — так ли мы готовим офицеров нашей армии, и нужны ли нашему народу такие офицеры?

Это первая книга подобного плана - как по затронутой теме, так и по способу ее раскрытия.

---

Полковник приказал нам быстро собраться с вещами и в его «виллисе» ехать с ним, причем он даже не назвал пункта следования. Хозяйская дочка попросила у нас фотографии на память и обещала писать письма на фронт.

Проехав несколько часов, мы оказались в станице Курганной. Это была районная станица по административному делению и узел железной дороги, так как от основной магистрали Армавир-Туапсе в Курганной отходила ветка на Лабинск. Обе эти станции были предназначены под погрузку всех частей армейского подчинения и штабов бригад, которые должны были разворачиваться в дивизии. Погрузка самого штаба армии, видимо, производилась в Майкопе. Каждый день на наших двух станциях грузились и отправлялись несколько эшелонов. Даже я и Николай не были в курсе дела, куда идут наши эшелоны. Кроме того, грузились штабы и некоторых стрелковых, мотострелковых и горнострелковых бригад с минимальным количеством личного состава. Полковник не особенно обременял нас обязанностями — я пару раз в день бывал на платформе погрузки. Там постоянно находился офицер службы ВОСО (Военных сообщений), а еще точнее — военных железнодорожников.

В Курганной оказался армейский ансамбль песни и пляски политотдела 47-й армии, о котором раньше мы и  не знали. Его приказано было отправить последним эшелоном вместе с нами, а здесь он ежедневно давал концерты для военнослужащих отправляемых частей в местном клубе. И хотя его репертуар был не слишком богат, мы смотрели почти каждый день. Пропуск на концерт осуществлял Николай, как комендант гарнизона. Во время Пасхальной недели мы питались по-праздничному, так как местные жители делились с нами всем, в том числе куличами и «крашенками». Были деньги, поэтому иногда покупали продукты на рынке, а на станции был продовольственный пункт.

Уже в первый вечер у ступенек почтового отделения, в котором разместилась наша оперативная группа, на двоих старших лейтенантов собрались четверо девушек-подружек. Они вполголоса пели: «Серый камень, серый камень. /Серый камень в пять пудов. /Серый камень столь не тянет, /Как проклятая любовь». На такую «молитву» нас и потянуло. Николай оказался весьма общительным человеком, и мы весь вечер провели на лавочке, разведывая обстановку. Среди девушек оказалась беженка из Питера. Они с матерью еще в сорок первом году эвакуировались на Кубань и трудились здесь, пока и сюда не пожаловали фрицы. Пришлось отходить в горы, где их в станице Исправной настигли моторизованные оккупанты.

Я чуть не воскликнул от неожиданности, но сдержался, и только спросил, как они там пережили нашествие. Она ответила, что там и боев не было вовсе. Наши ушли, а немцы следом за ними прошли в горы. Только и был убит один наш воин, который остался у молодой казачки, но оружие свое спрятал и не сдал полицаям, а когда они пришли забрать оружие, то он открыл огонь и был убит в перестрелке. В полночь Николай решил развести по домам наших певуний, а я остался с беженкой, так как она жила рядом на квартире. Оставшись вдвоем, я сообщил ей, что Исправная — моя родная станица, в которой я закончил семилетку. Назвал нескольких одноклассниц, которые там учительствовали, и она подтвердила, что знала их.

Тогда я спросил: кто же там был старостой? Она меня поправила: не старост, а атаманов выбирало в станицах казачье население. В Исправной избрали Павла Онуфриевича Панченко. Я почувствовал, как у меня прошел мороз по спине, ведь это был родной дядя — старший брат  моей матери, несколько лет являвшийся председателем одного из четырех станичных колхозов, именовавшимся «Знамя Труда». «Ну и как он там служил немцам?» — спросил я. «Да никак, там и немцев не было. Говорили, что он якобы даже отправлял партизанам продукты, хотя партизаны там ничего не делали, спасаясь в лесах». «Ну и какова же его судьба?» — спросил я. «Когда немцы отходили, то с ними ушли и те, кто добровольно пошел работать в полицию, они прихватили с собою атамана, как заложника. Отошли с немецкой армией, и дальнейшая судьба их неизвестна». Эта горькая весть испортила мне настроение на много дней. Своей «новостью» я не поделился даже с Николаем.

Последним эшелоном выехала и наша оперативная группа. Провожать нас пришли все четыре воздыхательницы, и каждая из них подарила нам на память по вышитому носовому платочку. Эшелон держал путь на север. Проехали Ростов, Миллерово и в городе Россошь нас поставили на разгрузку. Это была Воронежская область, которую весной тоже освободили от захватчиков. Управление и штаб армии размещались в центре этого районного городка. Комендант штаба определил нас на постой в крестьянской избе. Переднюю комнату занимали старик со старухой и грудным ребенком дочери-учительницы, сама она размещалась во второй комнате на кровати, а мы там же довольствовались матрацем на деревянном полу. До отхода ко сну молодая хозяйка грустно и неоднократно вздыхала на мягкой постели, а мы не могли помочь ее и своему инстинкту, ибо я заметил, что и Николай почти не вынимает правую руку из брючного кармана, скребя причинное место, так как мои «поселенцы» переползли и к нему, коль спать приходилось рядом. На следующий день я твердо решил побывать в армейском госпитале и достать ту самую мазь, которая помогает от этих насекомых. Когда подошла моя очередь к врачу, я увидел там женщину и бежал без оглядки прямо на городской рынок, где торговали всем, и в том числе трофейными вещами. Купив станочек трофейной немецкой безопасной бритвы и пачку лезвий, я взял с собой пару совершенно нового вискозного трофейного белья, кусок хозяйственного мыла и отправился в чисто поле к речушке, где был кустарник.  

Был конец мая и ярко светило солнце, и хотя вода в ручье была еще холодной, но это меня не особенно смущало. Я разделся и отнес в сторону очень грязное мое бельишко. Мочалкой начал намыливаться и тут же сбривать всю мою растительность с ее обитателями вместе и отбрасывать далеко в сторону. Штук пять лезвий я истратил, чтобы «выкосить» все до пят. На этот раз керосина у меня не было, и я протерся трофейным одеколоном. Жжение было сильным, но слабее, чем от керосина. Я беспокоился за брюки и гимнастерку, но бог миловал, и я никогда уже не имел этих пришельцев, хотя обычные вши водились до перехода госграницы.

Штабы и части стали входить в штат. Подполковник Повалий предупредил, что хочет с первой оказией оставить меня на штатной должности помощника начальника отделения информации для ведения журнала боевых действий и отчетной карты. Я всегда ощущал недостаточность подготовки, понимал это и решил отказаться от сделанного предложения. Поэтому настоял на отправлении меня в часть. Отдел кадров армии выдал мне направление в 38-ю стрелковую дивизию, которая развертывалась на базе 40-й отдельной мотострелковой бригады, воевавшей ранее на Туапсинском направлении. Размещалась она в урочищах Ольховатского района Воронежской области, и я в тот же день убыл к новому месту службы на должность ПНШ-1 стрелкового полка. Я тепло простился с Николаем Стрижовым, который тоже вернулся в свою инженерно-саперную бригаду. Именно здесь в городе Россошь нам вручили новые знаки различия — погоны и звездочки к ним.

Глава 4. Жизнь на фронте в наступлении

Формирование

В штабе дивизии взяли мое направление из армии и на ту же должность написали направление в 48-й стрелковый полк. По прибытии я представился начальнику штаба полка капитану Осипову. Прочитав направление, он объяснил мне, что штаб полка создается на базе штаба отдельного мотострелкового батальона бывшей бригады и первый помощник начальника штаба (ПНШ-1) автоматически перешел с ПНШ батальона. Это лейтенант Ламко Тихон Федорович. Осипов предложил мне две должности других помощников: или начальника разведки или помощника по тылу. Несмотря на имеющийся опыт по организации разведки, я, подумав, решил дать согласие на последнюю должность, так как с сорок первого года у меня вызывало дрожь извечное: «Разведчик, когда будет «язык»?» Эта фраза стояла у меня в ушах как проклятие. Я это так прямо и высказал начальнику, и он решил оставить меня ПНШ по тылу, оговорив сразу, что я буду помогать ПНШ-1. За этим дело не стало, и он сразу же поручил мне сделать план проведения ротных тактических учений с боевой стрельбой , так как Ламко совершенно об этом деле не имел понятия, ибо даже не заканчивал курсов младших лейтенантов.  

Он был комсоргом отдельного батальона в сержантском звании и за боевое отличие был пожалован званием младшего лейтенанта. Поскольку он имел законченное среднее образование, его выдвинули на должность помощника начальника штаба отдельного батальона, в таком качестве он автоматически и остался при переформировании батальона в полк. Из меня тоже методист был не ахти какой, но я хотя бы знал воинские термины по Боевому уставу и порядок проведения занятий, хотя и не с боевой стрельбой, которых в программе училища просто не было.