Виктория Абзалова - Да не убоюсь я зла

• Название: Да не убоюсь я зла
• Автор: Виктория Абзалова
• Жанр: Фэнтези

Что может выйти из союза беглой ведьмы и охотящегося за инквизиторами оборотня? Особенно, когда сладкая компания разбавляется неожиданным элементом…

---

Развернувшись на подкашивающихся ногах, Лют едва не носом уперся в направленные на него самострелы. А вот теперь точно будут убивать! Спустят болты — в упор — любому конец, будь ты трижды оборотень…

И уже не скрываясь — полоснул волчьим взглядом, оскалился с рыком, выпуская когти, прыгнул…

По счастью, от такого зрелища даже у Мешко рука дрогнула: болт лишь скользнул по боку, слегка оцарапав шкуру, а нож вытащить он уже не успел. Двое остальных только мешали друг другу в узких сенях, но и Люту тоже было неудобно… Он выпрямился, порванная рубаха сползала с плеч, по шее текла кровь из распоротого другим болтом уха. Ему удалось подгрести одного, загородившись, как щитом, — вовремя: третий болт вошел тому в плечо. Лют для верности вывернул ему руку до хруста, толкнул вперед, насаживая на нож его приятеля, и завершил драку одним точным ударом, направив чей-то подобранный нож снизу вверх.

Еще не все. Рванул засов — снова опустился на лапы, перекидываясь уже полностью, и выскакивая во двор. И с облегчением понял, что последние двое бандитов, были людьми разумными и героями становиться не собирались, задав такого стрекача, что Лют их и волком бы не догнал. О том, что они вернутся — можно было не волноваться, но и задерживаться здесь было не след.

От такой карусели туда-обратно все тело оборотня ломило, как-будто его ногами отмолотили. Силы ушли вместе с боевой злостью. Ян едва смог вернуться в человеческий облик, и в изнеможении привалился к стене. Стоял он так долго, переводя дух, потом кое как доковылял до лошадиной поилки и морщась стал умываться. Слабость мешалась с досадой и злобой, а больше — с усталостью: устал он вот так зубами выгрызать себе право на жизнь, на волю, на то, что другие назовут достоинством…

Как оно все одно за одно цепляется! — подумалось ему, когда приведя себя в подобие порядка, Ян перешагивал через тела. Нехотя подошел, мрачно рассматривая причину кутерьмы: ведьмаченок все так же неловко лежал на лавке, бессильно свесив худую руку. Но ведь не привиделся же этот кошмарный взгляд с перепою!

Никогда еще не приходилось волколаку ни видеть подобное, ни слышать о таком.

Больше всего, Яну хотелось последовать примеру оставшихся в живых разбойничков, и никогда уже не видеть этого юнца с дьявольскими глазами. Нельзя не признаться, что мелькнула мыслишка добить ведьмину, пока не очнулся — а ну как он этот же трюк на своем спасителе попробовать захочет, да и мало ли еще на что способен…

И тут на него словно водой плеснули: видно ты так привык в крови пачкаться, что одна лишняя капля уже значения не имеет! Сказано в Писании: «Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы, и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» От Матфея 7, 2. Каким судом, его судить будут если что.

— Лют знал слишком хорошо: через такой суд он сиротой остался, да и сам уцелел, только благодаря отцу Бенедикту. В чем парень виноват? В том, что защищался, как мог? Ты-то сам, много лучше?

Словно торопясь загладить неслучившуюся вину, Ян осторожно переложил юношу удобнее и начал приводить в чувство. Когда густые ресницы дернулись — едва не отпрянул: глаза у парня оказались страннее некуда — зрачок и тонкий ободок по краю радужки чернющие, а сама радужка просто невероятного, даже не серого, а грязно-белого, амиантового цвета. Вот только никакого колдовского тумана в них не было: стоявшая там муть была самой обычной и называлась горячкой.

— Не бойся, никто тебя не тронет больше, — Ян уже не испытывал ничего, кроме жалости, — Я тебя в обиду не дам.

Веки дрогнули, опускаясь, но прежде он уловил какую-то странную тень мысли, которую не успел понять, однако на сердце снова стало неспокойно.

6

Только одному человеку на свете, а тем более в такой ситуации Лют мог довериться безоговорочно. Но, до бенедектинского монастыря Святого Духа еще надо было добраться.

Вынося рано по утру на руках своего подопечного, и устраивая в обнаруженной на хуторе телеге, Ян только вздохнул: парнишка был совсем плох, не помер бы дорогой.

Скажи ему кто, что он, Янош Лют, как-то выжегший по настроению целую деревеньку, будет выхаживать больного ведьмачонка — посмеялся бы. Между тем, мальчишка пока умирать не собирался. Он метался в жару, но продолжал цепляться за жизнь. Такое упорство вызывало симпатию, однако дороги не облегчало. Тем более, что тот, хотя и принимал помощь, но по-прежнему не сказал ни слова, не назвал имени, а в светлых глазах стояла едва ли не ненависть, со странной тоской.

Лют уже не сомневался, что юнец благородных кровей, — кто еще умеет так обдавать холодом в ответ на протянутую руку. Возишься с ним, возишься, — а он не то, что спасибо не скажет, а того и гляди, в рожу спасителю плюнет.

Помогая больному напиться, Ян вдруг заметил, что тот глотает с трудом, и устыдился своего раздражения на его молчание. Глотку ему, что ли повредили?

— Ты говорить не можешь?

Парень только отвернул физиономию, уткнувшись в борт телеги.

Ругаясь, Лют подгонял худую клячу, позаимствованную с хутора. Лошадка была нервная, чуяла в нем подвох (оборотень знал о таком своем свойстве и лошадей всегда подбирал тщательно и осторожно, лишний раз обходясь без них). Когда они в первые остановились в поле на ночлег, — а Ян теперь старался избегать людей, — и он обернулся волком, лошадка, всхрапнула и резво прянула в сторону. Волк фыркнул на нее: животина, она не человек, ничего не знает, ни в чем не виновата, и объяснить не получится, а потом устроился рядом с юношей, согревая его своим телом.

Опасения, что парень испугается и опять что-нибудь выкинет, не оправдались. Ян спал чутко, по-звериному, но утром обнаружил, что тот свернулся под боком, запустив руки в густой мех. Норов норовом, а нужда заставит — забудешь и про спесь, и про страх. Ян даже почувствовал к этому странному мальчишке благодарность — заботясь о ком-то беспомощном, он вдруг ощутил себя… чище, что ли. Как в раннем детстве после молитвы.

«Знать, еще не совсем пропащая твоя душа, оборотень!» — усмехался Лют себе. …Всадники вылетели откуда-то с проселка, и окружили телегу в момент. Пятеро.

Разодетые, как на бал и увешанные оружием с ног до головы. Лошади — как на подбор — мечта цыгана! А вот лица их Люту сразу не понравились: несмотря на разный возраст, черты, у всех они казались одинаково блеклыми, пустыми, как будто чья-то рука стерла с них все краски. Только в глазах билось жадное пламя.

— Стой! Кто такой? Куда едешь?

Связываться с ними Люту ой как не хотелось! Авось пронесет… Он забито втянул голову в плечи, кивнул на свернувшегося на сене парнишку в рясе.

— Да вот, везу больного в монастырь к бенедектинцам.

И злорадно увидел, как при упоминании болезни, всадники сдали немного назад. «Брезгливые…» — Откуда едешь? Места эти знаешь? — так же отрывисто бросал тот, кто видно был за главного, тыча в сторону Яна кнутовищем и придерживая беснующегося жеребца.

— Как не знать! Вырос тут…

Подробности Янова детства их не заинтересовали.

— Здесь деревенька должна быть. Радковичи. Далеко она? В какую сторону? — выговор у него явно был нездешний, только какой Лют понять не мог.

Он повертел головой, добросовестно припоминая, где оно такое может быть и как туда добраться… и внезапно увидел, что его подопечный лже-монашек едва не с головой стек под кожух, только капюшон и торчал, а тонкие пальцы стискивали его с такой силой, что побелели костяшки. И не расцепились, даже когда всадники давно скрылись из виду в указанном Яном направлении.

Лют натянул вожжи, подсел к нему и сдвинул капюшон… Только белые глаза и жили на застывшем лице… И полыхало в них бешенным смерчем такое же неистовое пламя…

А еще страх. Не просто испуг, а именно страх…

— Та-а-к, — протянул Ян, — уж не по твою ли душу честная компания направилась?

Ответ был написан у парня на лице, страх стал еще очевиднее, — его просто затрясло.

— Может, соизволишь ответить-то? Я за тебя свою шкуру подставлял.

Мальчишка упорно молчал. Амиантовые глаза уперлись в желто-зеленые.

Ян усмехнулся:

— Ладно, молчун! Ты не красна девица, что б я с тобой в гляделки играл, — и натянул капюшон ему на нос, — Не выдам!

Ответом стал судорожный вздох, разжавшиеся наконец пальцы мелко дрожали.

Все странное Ян не любил: обычно оно заканчивалось плохо. А в этой истории странного было через чур многовато! За чем молодому господинчику таскаться по дорогам, гнуть спину? Кто его может искать и за чем? Возможных ответов было слишком много, — а значит, не было совсем. Но даже если речь шла о том, что бы всего лишь вернуть блудного юнца в лоно семьи, вспомнив лица этих «сыщиков» Лют рассудил, что он им павшую клячу добить не доверил бы, а не то что судьбу человека. Да и парень боялся их до нервного припадка: он и на разбойничков-то спокойнее реагировал. Да… Похоже, влез ты, волк, в самую трясину, причем по маковку, так что вертеться уже поздно, остается только вперед переть и лапами грести.