К. Андреев - Фантастика-1963

• Название: Фантастика-1963
• Автор: К. Андреев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1963

Молодые авторы, берущиеся за перо, всегда должны помнить, что большая литература — это литература больших идей, не научно-технических, а прежде всего социальных, психологических, этических.

И произведение научно-фантастическое должно создаваться по тем же законам, что и любое другое произведение художественной литературы: сюжетно завершенно, психологически оправданно, по стилю и языку оно должно быть совершенное и. образное.

В сборнике “Фантастика, 1963 год” собраны разные произведения разных писателей — представителей старшего и младшего поколений и рядом с ними рассказы авторов начинающих, публикующихся впервые. Но всех их объединяет одно — стремленье отразить реальную, окружающую нас необыкновенную жизнь, нашу великолепную современность, бесконечный и победоносный бег времени!

---

Ох, как не хотелось Кравцову отступать! Но делать было нечего. Пришлось погрузить установку на тележку и вернуться. У Чулкова все еще дрожали ноги, и Кравцов велел ему сесть на тележку.

— Не берет? — спросил Уилл, когда Кравцов освободился от гремящего скафандра.

Кравцов покачал головой.

Верхушка черного столба уже терялась в облаках, была неразличима. Подножье столба окуталось паром, над плотом повисла шапка влажных испарений — нечем было дышать. Люди изнывали от жары и духоты.

Мастер Али-Овсад лучше других переносил адский микроклимат, но и он признал, что даже в Персидском заливе было не так жарко.

— Верно говорю, инглиз? — обратился он к Уиллу, вместе с которым много лет назад бурил там морские скважины.

— Верно, — подтвердил Уилл.

— Чай пить не хочешь? От жары хорошо чай пить.

— Не хочу.

— Очень быстро идет. — Али-Овсад поцокал языком, глядя на бегущий черный столб. — Пластовое давление очень большое. Железо выжимает, как зубная паста из тюбика.

— Зубная паста? — переспросил Уилл. — А!

Очень точное сравнение.

Из радиорубки вышел, шумно отдуваясь, полуголый Брамулья. Голова у него была обвязана мокрым полотенцем, толстое брюхо колыхалось. Вслед за ним вышел Штамм; он был без пиджака и явно стеснялся своего необычного вида.

— Ну что? — спросил Уилл. — Где “Фукуока”?

— Идет! Вечером будет здесь! Мы все испаримся до вечера! Штамм, имейте в виду, вы испаритесь раньше, чем я. Ваша масса меньше моей. Я только начну испаряться, а вы уже превратитесь в облако.

— Облако в штанах, — проворчал Кравцов. Он лежал в шезлонге у дверей радиорубки.

— На “Фукуоке” к нам идет председатель МГГ академик Токунага, — сообщил Брамулья. — И академик Морозов. И должен прилететь академик Бернстайн из Штатов. Но пока они все заявятся, мы испаримся! Небывалый случай в моей практике! Я наблюдал столько извержений вулканов, Штамм, сколько вам и не снилось, но я вам говорю: в такую дьявольскую переделку я попадаю в первый раз!

— Все мы попали в первый раз, — уточнил Штамм.

— Брамульян, — сказал Али-Овсад, — пойдем чай пить. От жары очень хорошо чай.

— Что? Что он говорит?

Уилл перевел предложение мастера.

— Сеньоры, я никогда не пил чая! — закричал Брамулья. — Как можно брать в рот горячий чай — это кошмар! А что, он действительно помогает?

— Пойдем, сам посмотришь. — Али-Овсад повел чилийца в свою каюту, и Штамм неодобрительно посмотрел им вслед.

Уилл тяжело опустился в шезлонг рядом с Кравцовым и навел — в тысячный раз — бинокль на черный столб.

— По-моему, он искривляется, — сказал Уилл. — Он изгибается к западу. Взгляните, парень.

Кравцов взял бинокль и долго смотрел на столб.

“Чудовищная, уму непостижимая прочность, — думал он. — Что же это за вещество? Ах, добыть бы кусочек…”

— Кумулятивный снаряд, — сказал он. — Как думаете, Уилл, возьмет его кумулятивный снаряд?

Уилл покачал головой.

— Думаю, только атомная бомба…

— Ну, знаете ли…

Не было сил даже разговаривать. Они лежали в шезлонгах, тяжело и часто дыша, и пот ручьями катился с них, и до вечера было еще далеко.

На веранде кают-компании сидели полуголые монтажники, разноязычный говор то вскипал, то умолкал. Чулков в десятый раз принимался рассказывать, как его притянул столб и что бы с ним было, если б не подоспел Джим. А Джим, сидя на ступеньке веранды, меланхолично пощипывал банджо и хрипловато напевал: Oh Susanna, oh don’t cry for me, For I came from Alabama With my banjo on my knee.[11]

— Это что ж такое? — раздавался быстрый говорок Чулкова. — Вроде я не намагниченный, а он, подлец, меня тянет. Притягивает — спасу нет. Сейчас, думаю, упаду на него — и крышка.

— Кришка. — Американцы и румыны понимающе кивали. — Магнето.

— То-то и оно! — Чулков растопырил руки, показывая, как он шел на столб. — Тянет, понимаешь, собака. Хорошо, Джим меня обхватил и держит. А то бы — тю-тю!

— Тью-тью, — кивали монтажники.

— Oh Susanna, — вздыхало банджо.

— Джим дыржалу Чулков, — пояснил Георги. — Я дыржалу Джим. О! — Георги показал, как он держал Джима. — Инженер Кравцов дыржалу моя…

— В общем дедка за репку, бабка за дедку…

— Потом дыржалу Али-Овсада.

— Али-Офсайт, — уважительно повторяли монтажники.

— Это ж он скоро до луны достанет, — говорил Чулков. — Ну и ну! Чего инженеры ждут? Дотянется до луны — хлопот не оберешься…

Коренастый техасец с головой, повязанной пестрой косынкой, стал рассказывать о том, как он восемь лет назад, когда еще был мальчишкой и плавал на китобойном судне, своими глазами видел морского змея длиной в полмили.

Пошли страшные рассказы. Монтажники — удивительное дело! — отлично понимали друг друга.

Над океаном сгустился вечер. Он не принес прохлады. Пожалуй, стало еще жарче. В белом свете прожекторов столб, окутанный паром, казался фантастическим смерчем, вымахнувшим из воды и бесконечно бегущим вверх, вверх…

Люди были бессильны остановить этот бег. Люди жались к бортам плавучего острова, глотая тугой раскаленный воздух. Глубоко внизу плескалась океанская волна, но и она была горячей — не освежишься.

Брамулья лежал в шезлонге и смотрел на сине-черную равнину океана. Губы его слегка шевелились.

“Мадонна… мадонна…” — выдыхал он. Рядом, неподвижный, как памятник, стоял Штамм. Он стоял в одних трусах, со свистом дыша и стесняясь своих тонких белых ног.

Дизель-электроход “Фукуока-мару” — дежурное судно МГГ — пришел около полуночи. Он лег в дрейф в одной миле к северо-западу от плота; его огни обещали скорое избавление от кошмарной жары.

Грузовой и пассажирский лифты перенесли людей с верхней палубы плота вниз, на площадку причала.

Странно выглядела на ярко освещенном причале толпа полуголых мужчин с рюкзаками, чемоданами, саквояжами. Стальной настил вибрировал под ногами.

Блестели мокрые спины и плечи, распаренные небритые лица. Кто-то спустился по трапу, тронул босой ногой воду и с проклятиями полез обратно.

Наконец пришел белый катер с “Фукуока-мару”.

Расторопные матросы перебросили сходню, и тотчас по ней взбежала на причал худощавая блондинка в светлых брюках и голубом свитере. Те, кто стоял на краю причала, шарахнулись в сторону: чего-чего, а этого они никак не ожидали.

— О, не стесняйтесь! — сказала по-английски женщина, снимая с плеча кинокамеру. — Силы небесные, какая жара! Кто из вас доктор Брамулья?

Брамулья, в необъятных синих трусах, смущенно кашлянул.

— Сеньора, тысячу извинений…

— О, пустяки! — Женщина нацелилась кинокамерой, аппарат застрекотал.

Чилиец замахал руками, попятился. Штамм, юркнув в толпу, лихорадочно распаковывал свой чемодан, извлекал брюки, сорочку.

— Кто это? — удивленно спросил Кравцов Уилла. — Корреспондентка, что ли?

Уилл не ответил. Он смотрел на блондинку, в прищуре его голубых глаз было что-то враждебное. Да и то сказать: какого дьявола нужно здесь этой женщине? Кравцов повернулся спиной к объективу кинокамеры.

Женщина протянула Брамулье руку.

— Норма Хэмптон, “Дейли телеграф”, — сказала она. — Какая страшная жара! Не могли бы вы, доктор Брамулья, рассказать…

— Нет, сеньора, нет! Прошу вас, когда угодно, только не сейчас! Извините, сеньора! — Брамулья повернулся к молодому японцу в белой форменной одежде, который поднялся на причал вслед за Нормой Хэмптон и терпеливо ждал своей очереди. — Вы капитан “Фукуока-мару”?

— Помощник капитана, сэр. — Японец притронулся кончиками пальцев к козырьку фуражки.

— Сколько человек вмещает ваш катер?

— Двадцать человек, сэр.

— Нас тут пятьдесят три. Сумеете вы перевезти всех за два рейса?

— Да, сэр. Конечно, без багажа. За багажом мы сделаем третий рейс…

Кравцов ушел со вторым рейсом. Стоя на корме катера, он смотрел на удаляющуюся громаду плавучего острова. Огни наверху погасли, теперь был освещен только опустевший причал.

Вот как окончилась океанская вахта! Фактически ему, Кравцову, больше здесь делать нечего. Он может с первой же оказией возвратиться на родину. Ох, черт, какое счастье — увидеть Марину, Вовку, маму!

Вовка уже бегает, надо же, ведь ему только-только год исполнился, вот постреленок!.. Пройтись по Москве, окунуться в столичную сутолоку… В Москве уже осень, дожди — ух, прохладный дождичек, до чего хорошо!

Пусть тут расхлебывают ученые, а с него, Кравцова, хватит.

Он видел, как белесый пар клубился вокруг столба, потом тьма поглотила плот, и уже ничего не было видно, кроме освещенного пятна причала.

Он слышал надтреснутый голос белокурой корреспондентки:

— На борту, доктор Брамулья, вас ожидает мировая пресса, приготовьтесь к их атаке. Мои коллеги хотели пойти на катере, но капитан судна не разрешил, он сделал исключение только для меня. Японцы не менее галантны, чем французы. Почему все-таки не ломается этот столб?