Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы)

• Название: Сталинская истребительная война (1941-1945 годы)
• Автор: Иоахим Гофман
• Издательство: F.A. Verlagsbuchhandlung GmbH,
• Жанр: Публицистика

Настоящее издание представляет собой перевод с немецкого оригинального издания «Stalins Vernichtungskrieg 1941–1945», опубликованного в 1999 г. F.A. Verlagsbuchhandlung GmbH, München.

Работа Гофмана — взгляд крупного западногерманского историка на политику Советского Союза накануне и во время Второй мировой войны.

В центре книги находится Сталин. На основе неизвестных документов и результатов новейших исследований автор приводит доказательства того, что Сталин готовил наступательную войну против Германии при подавляющем превосходстве сил, которую лишь ненамного опередило нападение Гитлера на СССР. Сталин в 1941 году провозгласил истребительную войну. Свои намерения он выразил словами: «Каждый распространяет свою собственную систему настолько далеко, насколько может продвинуться его армия. По-другому и быть не может»

Временное открытие советских архивов вскрыло источники, исходя из которых сегодня с несомненностью подтверждается подготовка Советского Союза к наступательной войне с против Германского рейха при подавляющем превосходстве сил.

Исходя из неоспоримой документальной основы, привлекая результаты новейших международных исследований, автор, который несколько десятилетий был экспертом по проблемам Красной Армии в Исследовательском центре Бундесвера по военной истории во Фрайбурге, доказывает, что Гитлер 22 июня 1941 г. своей собственной захватнической войной лишь ненамного опередил захватническую войну, готовившуюся Сталиным. Террор и пропаганда гнали советских солдат под огонь. Это может служить и объяснением превознесенного позднее пропагандой «советского патриотизма» и «массового героизма», которого в Красной Армии в такой форме не существовало.

6 ноября 1941 г. Сталин призвал к «истребительной войне» против немцев и потребовал «истребить до единого всех немецких оккупантов, пробравшихся на нашу Родину для ее порабощения». Советская пропаганда ненависти, разожженная под предводительством Ильи Эренбурга, с 1941 года имела чрезвычайно трагичные последствия для немецких военнопленных, а с 1944 года — и для немецкого гражданского населения.

Так сегодня рушится под тяжестью доказательств сталинистская пропагандистская фраза о мнимой «освободительной миссии» Красной Армии. Ведь, как заявил Сталин в 1945 г. доверенному лицу Тито и югославскому партизанскому лидеру Джиласу: «Кто оккупирует территорию, тот навязывает ей свою собственную социальную систему. Каждый навязывает свою собственную систему настолько далеко, насколько может продвинуться его армия. По-другому и быть не может».

---

Сталин лично знал обо всех этих чудовищных мерах и событиях, он лично поручил их осуществить, и он нес за них непосредственную ответственность. Это вытекает и из приказа Ставки Верховного главнокомандования войскам Красной Армии, который он и начальник Генерального штаба, генерал армии Антонов издали 20 апреля 1945 г. не, скажем, по международно-правовым или гуманным, а исключительно по политическим и тактическим соображениям и где откровенно идет речь о «жестоких мерах» советских военных властей. Как проясняет профессор Семиряга, этот подписанный Сталиным приказ Ставки является признанием того, что лично Сталин, следуя его собственным словам, расценил отношение Красной Армии «как к военнопленным, так и к гражданскому населению» как жестокое.

Германско-советский конфликт, которому каждая из двух держав по-своему придала форму истребительной войны, представлял бы собой абсолютную точку падения в многовековых германо-российских отношениях, если бы все-таки не существовало обнадеживающего аспекта. Если обратить взгляд назад, к началу войны, то уже бросается в глаза, с каким дружелюбием значительная часть населения встретила немецкие войска — если и не в крупных промышленных центрах, то все же в целом на остальной территории страны, в городах и селах. Это относится к странам Прибалтики и к Восточной Польше точно так же, как к Белоруссии и Украине, а также к собственно России далеко за Смоленском, к Крыму, а в 1942 г. и к Кавказу. «Чем дальше заходишь на восток, — отмечало Главное командование сухопутных войск 12 июля 1941 г., — тем дружелюбней, похоже, становится настроение населения в отношении германского Вермахта, прежде всего на селе.» В немалом количестве мест немцев приветствовали прямо-таки как освободителей. Но даже там, где это непосредственно не имело места, где население встречало их лишь со сдержанным дружелюбием или с выжидающим любопытством, это не меньше противоречило советской доктрине. Конечно, неправомерные реквизиции, а частично и грабежи и прочие злоупотребления немецких солдат, против которых, правда, выступали в целом командные структуры,[147] местами вызвали отрезвление, но этим взаимные отношения еще не были серьезно омрачены. Лишь в ходе дальнейшего развития событий произошел перелом в позиции населения. Он был вызван отсутствием конструктивной оккупационной программы и некоторыми мерами подавления точно так же, как яростными попытками, навлекшими беду и на непричастных, подавить противоречившую международному праву партизанскую войну, которая была начата с холодным расчетом. Преследования евреев также произвели, возможно, более глубокое впечатление на некоторые круги русского населения, чем немцы, видимо, полагали. Следует, однако, добавить, что остававшиеся под военным управлением зоны сухопутных войск и армий, несмотря на многие несправедливости, зачастую отличались в позитивном смысле от территорий, находившихся под гражданским управлением. Стационированная на Кавказе Группа армий «А» получила и политические полномочия, так что отношения с живущими там национальными меньшинствами, с казаками, а также с русским населением складывались вполне позитивно. На Кавказе с немецкой помощью даже начали создаваться зачаточные формы независимых государств этих народов, включая казачье государство.

Если, кроме того, представить себе, что, вопреки всем мерам террора и всей пропаганде ужасов, уже в 1941 г. сдались в немецкий плен не менее 3,8 миллионов, а в целом за период войны 5,3 миллиона советских солдат — от генерала до простого красноармейца, то становится ясно, насколько благоприятны были сами по себе и перспективы военно-политического альянса «русских» с «немцами». Однако обязательной предпосылкой для этого должно было явиться признание России как союзного государства. С начала войны, но и в последующие годы советские офицеры всех рангов, находившиеся в немецком плену, среди них — целый ряд командующих армиями, командиров корпусов и дивизий, вновь и вновь называли основное условие для союза с Германией против сталинского режима: формирование «русского национального правительства и русской освободительной армии с полностью русским командованием», «реальное признание русского национального правительства» и «собственной национальной армии». К тем, кто этого требовал, принадлежали командующие 22-й (20-й) армией генерал-лейтенант Ершаков, 5-й армией генерал-майор Потапов, 12-й армией генерал-майор Понеделин, 19-й армией генерал-лейтенант Лукин, 3-й гвардейской армией генерал-майор Крупенников и другие военачальники, из которых назовем генералов Абранидзе, Алавердова, Бессонова, Егорова, Зыбина, Кириллова, Кирпичникова, Куликова, Огурцова, Снегова, Ткаченко.

Именно Гитлер перечеркнул представившиеся возможности германско-российского альянса и подменил реалистичные действия «расово-идеологическими» принципами. Этим была обречена на неудачу его политика захвата, подавления и угнетения. И все же, хотя не последовало ни малейших уступок, наряду с сотнями тысяч советских солдат, сержантов и офицеров, решилась начать борьбу на стороне Германии, веря в неизбежное, в конечном счете, изменение ситуации, и небольшая группа советских генералов: заместитель командующего Волховским фронтом генерал-лейтенант Власов, комиссар и временный командующий 32-й армией Жиленков и генерал-майоры Арцезо (Азберг), Благовещенский, Богданов, Закутный, Малышкин, Севастьянов, Трухин, Шаповалов.

Военное сотрудничество, развивавшееся вопреки первоначальной воле Гитлера из самых скромных истоков с 1941 г., было и в политическом отношении, возможно, самым позитивным явлением германско-советской войны. Пусть с немецкой стороны поначалу решающими были не столько политические, сколько военно-практические соображения, формирование добровольческих частей из военнослужащих народов Советского Союза явилось все же единственным полем деятельности, на котором можно было успешно противодействовать роковым планам Гитлера на Востоке. Гитлер еще 8 июня 1943 г. заявил, что никогда не пожелает формирования русской армии, поскольку тем самым он «заведомо выпустил бы полностью из рук цели войны». Тем временем формирование добровольческих частей, осуществлявшееся при поддержке практически всех командующих и военачальников Восточной армии и центральных ведомств сухопутных войск, при активном содействии компетентного в этом отношении руководителя группы II в организационном отделе Генерального штаба сухопутных войск, майора Генерального штаба графа фон Штауффенберга, стало необратимым и приобрело новый размах. Из восточных легионов нерусских национальных меньшинств — туркестанцев, северо-кавказцев, азербайджанцев, грузин, армян и волжских татар развивались национально-освободительные армии народов Туркестана и Кавказа. Возникли соединения крымских татар, Калмыцкий кавалерийский корпус, Казачий кавалерийский корпус — освободительное войско донских, кубанских, терских и сибирских казаков, а также (силою до дивизии) Украинское освободительное войско.

А с 1943 г. все солдаты русской национальности в структуре немецкой армии могли считать себя военнослужащими Русской освободительной армии, которая, правда, существовала тогда только по названию. Однако после состоявшегося в Праге 14 ноября 1944 г. учреждения Комитета освобождения народов России (КОНР) действительно вступила в жизнь под названием Вооруженных сил Комитета освобождения народов России (ВС КОНР) Русская освободительная армия (РОА), которая обладала собственным командованием и всеми родами войск, включая небольшие военно-воздушные силы. Генерал Власов как председатель Комитета, равнозначного правительству в эмиграции, стал одновременно и главнокомандующим Вооруженными силами, которые де-факто и де-юре представляли собой полностью независимую русскую национальную армию, еще связанную с Германским рейхом только союзными отношениями. Тем самым слова Гитлера были обращены в свою противоположность. И если, как писал уже Александр Солженицын, сотни тысяч (а в действительности, как мы знаем, миллион) советских солдат всех рангов в ходе войны, торжественно провозглашенной великой и отечественной, начали борьбу против собственного режима в лагере врага, то в действительности уже не могло быть речи об измене какого-либо рода и мы имеем дело с важнейшим политическим явлением, которого в таких масштабах, пожалуй, никогда еще не было в истории. Этот уникальный исторический феномен уже сам по себе мог бы послужить прямым опровержением бездумного лозунга о неограниченном характере так называемого «советского патриотизма» и «массового героизма».

Война Германского рейха и Союза Советских Социалистических Республик с обеих сторон велась методами, соответствовавшими каждой из представленных идеологий. Сам Сталин после битвы под Киевом в 1941 г. потребовал в Кремле от Берии не упускать никакого средства для разжигания «ненависти, ненависти и еще раз ненависти» против всего немецкого. А 6 ноября 1941 г. он недвусмысленно провозгласил ведение истребительной войны против немцев. Однако, в конечном итоге, именно солдаты обеих сторон первыми перебросили мост через эту пропасть ненависти. «В годы совместной борьбы, — воззвал генерал Власов к своим войскам 10 февраля 1945 г. в учебном военном лагере Мюнзинген по случаю принятия поста главнокомандующего, — возникла дружба русского и немецкого народа. Ошибки, допущенные с обеих сторон, и их исправление доказывают общность интересов. Главное — это доверие, взаимное доверие в работе на обеих сторонах. Я благодарю немецких и русских офицеров, участвовавших в формировании этого соединения.» Такие выражения едва ли можно было услышать до сих пор в этой истребительной войне. Власов завершил свою речь, встреченную радостным одобрением, призывом: «Да здравствует дружба немецкого и русского народа! Да здравствуют солдаты и офицеры русской армии!» О Гитлере и о Сталине теперь уже не было упомянуто ни словом. Правда, Русское освободительное движение, преследовавшее целью и договоренность с обновленной Германией, потерпело неудачу из-за неблагоприятных условий 1945 года, но оно не было напрасным, ведь именно неудавшиеся попытки освобождения могут приобрести в истории народов особую силу воздействия.