Вячеслав Рыбаков - Звезда Полынь

• Название: Звезда Полынь
• Автор: Вячеслав Рыбаков
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: ISBN: 978-5-699-21613-0

Казалось, в начале XXI века Россия больше не может мечтать о большом космосе. Казалось, ей навсегда придется проститься с амбициями великой космической державы. Однако отдельные люди, в советское время воспитанные на мечте об иных мирах и после распада СССР сумевшие добиться финансового могущества, с этим не согласны. В недрах секретных российских институтов начинает осуществляться грандиозный тайный проект по разработке принципиально новых средств выхода в космос. Тайный — потому что в современной России слишком много тех, кто пытается навсегда отрезать страну от космоса: и своих, и чужих. И свои, как всегда, опаснее…

---

Храбрые, крутые, стройные, красивые… Вовке казалось, что он это же самое уже читал недавно, чуть-чуть другими словами. Умные, сильные, свободные… Но было уж не вспомнить, где.

Редко когда Вовка запоминал фамилии авторов — какого хрена забивать память; запомнить бы хоть суть того, что написано. Но вот здесь уж и стараться не надо было, память сама всосала, как губка: Лимонов…

Впрочем, тот парень, с которым Вовка познакомился на книжках, был не из нацболов. Славомир — так его звали, и был он всего-то лет на пять старше Вовки — объяснил, что Лимон и сам уже ссучился: то ли в маразм выпал с годами, то ли его чурки купили. Возлюбил, сказал Славомир, исламских прихвостней жидовни и сидит в одних президиумах то с мусликами, то с какой-нибудь валютной Хакамадой… Ну? А ты что, не знал, что ислам, как и христианство, произошел от того же иудаизма, и все это один и тот же сатанизм против русских богов? Вот и Лимон купился на жидовский лохотрон. Наперсточников помнишь? Так это тоже как три наперстка: под каким шарик? А ни под каким! Бдительность поэтому должна быть — ого-го! Нацболы — рекламная параша, часть путинской системы, чтобы было кем обывателей и заезжих обсешников пугать. А у нас своя команда. Небольшая. Зато прямого действия.

Сложен мир. И очень быстр. Просто-то разобраться трудно, а тут еще надо УСПЕВАТЬ разбираться! Мир тебе вводные подкидывает каждый день — а ты только хлебалом щелкаешь…

Теперь шмуздец настал щелчкам хлебалом. Все сделалось ясно.

Конечно, Валенсию Вовка ничего не говорил. Пошел он на хрен, урод, американская подтирка. Да и маме… Ну о чем с мамой говорить? Не простыл, не пьешь, не куришь — она и счастлива, а других тем для нее просто нет.

Не станешь же маме втолковывать, что пить и курить — это так же вредно, как еврейку или мусульманку трахнуть. Маму ж кондратий хватит.

А мусульманку или еврейку, между прочим, трахнуть — так же вредно, как пить и курить. Вовка это только недавно узнал, от новых друзей. Какие-то там сложные процессы в организме начинаются, гены как-то так перепутываются, что иммунитет слабеет, будто от СПИДа. Вовке трудно было представить, чтобы гены могли от одной палки сразу перепутаться — смолоду у него о генах и генетике совсем иные были представления… Но век живи — век учись. После того, как астрономы совершенно точно по затмениям доказали, что ни Греции с Римом, ни тем более всякого там Китая вовсе не было, а все это в Европе триста лет назад иезуиты и масоны насочиняли, чтобы доказать: русские вовсе не самая древняя и не самая мудрая нация на земле — так уже всему можно поверить, и про гены тоже.

А в школах так и учат до сих пор: Афины, мол, Спарта… Да еще и оценки ставят! Хорошо ли масонскую брехню вызубрил?

Разоружают народ идейно.

Нельзя сказать, чтобы Вовка был в полном восторге от новых товарищей. Те тоже с тараканами. Русских хотят спасти — а сами от Гитлера тащатся; а между прочим — он русских сгноить всех хотел. На самом-то деле, если бы Гитлер Вовке где-нибудь встретился, Вовка бы усатую сволочь придушил.

Да и эти их боевые тренировки и посвящения — гордо и смело всемером на одного… Не по-людски.

Но лучше-то нет! И что-то ж делать надо! Не стоять же на углу, раздавая листовки «Читай «Лимонку»! И уж не мусор же убирать, как малахольные «Наши»! Подумаешь, мусор. Его назавтра все равно опять накидают, вдвойне против убранного, да еще с удовольствием: вот, мол, дураки за нами подгребли, а мы, умные, опять… Не срач надо собирать, а руки ломать тем, кто где жрет, там и срет. И уж простите, братья, невзирая на национальность. Вот тогда подействует.

А отчим знай себе кудахчет: ах-ах, кровавые спецслужбы опять без суда и следствия убили в горном лесу чеченского патриота арабского происхождения! Ах-ах, опять беззаконная чиновничья атака на крупный бизнес! Ах-ах, народ это все одобряет! В стране скоро не останется ни одного мыслящего человека! Русский фашизм поднимает голову! Без всенародного покаяния опасность коричневой чумы никогда не будет преодолена!

А мама знай себе заботится: ты не голодный? Ох, опять где-то рукав порвал… Хочешь конфетку? Твои любимые, с вишенкой!

Однажды после политзанятия младший воевода Розмысл подозвал к себе Вовку.

— Хайль, старший брат.

— Хайль, брат послушник Володимир…

Вовку они тут не переименовали, только из Владимира Володимиром сделали на древнеславянский манер. Предварительно — на время послушания; потом дадут уже имя окончательное, языческое. А был бы он какой-нибудь Борис, сразу бы стал, например, Бориславом, чтобы с Борухом еврейским не было ни малейшей связи.

— Я с удовольствием слежу за тобой и твоими успехами, брат послушник. Ты — леп.

— Служу России, старший брат.

— Два малых посвящения ты прошел, нонича предстоит тебе третье. Последнее и главное, только для тех, кому суждена большая и широкая дорога.

Сердце подпрыгнуло, будто его огрели хлыстом; во рту стало сухо.

Розмысл сунулся в ящик своего стола и вынул пистолет. Протянул его Вовке. Вовка благоговейно взял. Настоящий.

Тяжелый. Жесткий. С гравировкой: надпись «Слава России» и руническая свастика, наша, русская.

Пальцы не дрожали. Хорошо.

Кажется, наконец — дело.

— Здесь только два патрона, — сказал младший воевода. — Хватило бы и одного, не на бой кровавыйя посылаю тебя, но… На всякий случай. Ибо говорят в народе: на грех и курица пернет. А народ зря не скажет, всякое случается… Дело тебе предстоит ответственное. Есть человек, жидовский прихвостень вдвойне. Был мусульманин, крестился в православие. Проповедует. Надо поведать ему, что не ждет его на сем пути удача. И немного попугать, коли начнет артачиться. Выстрелить ему под ноги, например… Или в ноги. Но крови я не требую, не нужна кровь пока. Главное, чтобы понял он: мы бдим, и воли ему не дадим.

— А он кто? — не выдержал Вовка.

Младший воевода погрозил ему пальцем.

— Все-то знать тебе надо, — с мягкой укоризной проговорил он. — А зачем? Что за разница тебе? Чурка он. Понял?

— Понял, — нехотя ответил Вовка.

— Вот этот брат пойдет с тобою и укажет врага, — сказал Розмысл.

Рядом с Розмыслом стоял, чуть улыбаясь, мужик лет двадцати пяти. Вовка знал его в лицо; тот был при старшем воеводе то ли порученцем, то ли советником, а то ли и тем, и другим сразу. Появлялся редко. До сей поры Вовка с ним не контачил, а каков он в деле — не знал. Но воеводе виднее.

Кому-то ж надо в жизни верить.

Уж не отчиму же.

— Как раз и подстрахует он тебя, ну да и мне после поведает, как ты себя проявил. Оружие ж будет у тебя в руках, и говорить с пришлым поганым ты будешь.

— А он пришлый? — не утерпел Вовка.

— Во времена советские изгнали его из страны нашей. А ноне вернулся. Ноне все стервятники возвращаются. Уму-разуму нас учить рвутся, недочеловеки. Хорошо бы так его пугнуть, чтобы спустить назад в Европу. Скажешь ему: не будет тебе на русской земле жизни, изыди!

Поначалу Вовку малость смешила речь братьев и особенно специфическое употребление некоторых вроде бы вполне обычных слов. Потом ему растолковали: все не случайно. Вот у евреев, например: кто в Израиль приехал — они говорят: поднялся, а кто из Израиля уехал — тот опустился. И международное сообщество ничего худого в том не усматривает, ни малейшего фашизма. Такие там права человека.

А тогда нам что? Если им можно? Всех, кому Европа люба, спустим в Европу, как в нужник, и заживем в чистоте…

Вовка придирчиво выщелкнул обойму (точно — два патрона). Подстукнул ее обратно. На тренировках он уже имел дело с «ПМ» и научился неплохо с ним управляться, даже вполне ловко. Лепо, так сказать.

Розмысл удалился, молча и небрежно вскинув руку в прощальном приветствии, и двое молодых братьев остались одни.

— Тебя как зовут? — неловко повременив, все же решился сам спросить Вовка, потому что ни Розмысл их друг другу не представил, ни новый товарищ не спешил себя назвать.

— Ярополк, — ответил тот. — Буду бдить за тобою яро…

И улыбнулся.

Ослепительно, как для фотографии в буржуйском ярком журнале. Чи-из хренов. Вовка чуть набычился, куснул губу.

— Ты Родину любишь, брат? — спросил он.

Это было вопиющим нарушением субординации — все ж таки он поступил в распоряжение Ярополка, а не наоборот. Но тот все молчал да лыбился, тоже мне бдильщик.

— Люблю, брат, — ответил Ярополк.

Слишком легко ответил. Типа про пиво или мороженое.

Вовка бы так не смог.

Он вообще не знал, любит он Россию или нет. Иногда, за все ее несуразные художества, он ее буквально ненавидел.

Просто ему было за нее нестерпимо больно, а почему — бог весть.

— Пошли, — перестав улыбаться, сказал Ярополк. Странно перестал, не по-людски: будто его улыбку полминуты назад включили, а теперь выключили.