Джон Браннер - Квадраты шахматного города. Научно-фантастический роман

• Название: Квадраты шахматного города. Научно-фантастический роман
• Автор: Джон Браннер
• Издательство: Издательство «МИР»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1984

Из энциклопедии фантастики В. Гакова:

В виртуозно «разыгранной» притче-игре, вызывающей аналогии с Л.Кэрроллом, — романе «Квадраты шахматного города» [The Squares of the City] (1965) — вымышленная латино-американская страна превращена в тоталитарную антиутопию с помощью подсознательного внушения ее гражданам чувства «лояльности» (через обычную телесеть). Шахматы в этом об-ве претендуют на роль идеологии и государсвенной религии, и все персонажи, включая главного героя, сами того не зная, своими поступками повторяют ход реальной шахматной партии 1892 года, разыгрываемой диктатором и его политическим противником.

Аннотация издательства:

Научно-фантастический роман прогрессивного английского писателя, президента Европейского коммитета писателей — фантастов, посвящен использованию средств коммуникации для воздействия на подсознание человека.

---

Полицейские не обращали на меня никакого внимания. Один из них направился к машине и, связавшись с управлением, запросил подкрепление. Энжерс, прижимая платок к лицу, говорил, что на сей раз Сигейрасу несдобровать — он укрывал убийцу.

— Пока вина не доказана, человек считается невиновным, — возразил я ему.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Нет, — проговорил он. — Ошибаетесь. Согласно нашим законам, как и в Кодексе Наполеона, бремя доказательства невиновности лежит на обвиняемом.

Из подземелья стали появляться люди, они с ненавистью следили за нашими действиями, дети швыряли в машины комья грязи. Тогда один из полицейских трижды выстрелил в воздух, и все скрылись.

Послышался вой полицейских сирен.

Я поднялся по склону к станции, сел на монорельсовый поезд и поехал в сторону Пласа-дель-Сур. Никто не сделал даже попытки меня остановить.

Я двигался машинально. Только позже в моей памяти всплыли какие-то обрывочные сцены той поездки. Я не в состоянии был осмыслить случившееся, я мысленно топтался на месте, словно поднимаясь по эскалатору, идущему вниз. А перед глазами стояло лицо сеньоры Посадор, которая повторяла, что независимо от моего желания во всех городских событиях мне отводилась немаловажная роль.

Достаточно важная, если я оказался виновен в смерти человека.

И что меня дернуло на это посещение трущоб? Не остановись я и не посмотри вслед сеньоре Браун…

На Пласа-дель-Сур было немноголюдно. Я пересек площадь и вошел в отель.

В холле, как обычно, зажав в пальцах незажженную сигарету, сидела Мария Посадор. По-видимому, она была не одна: на шахматном столике стояли два бокала. Сердито сдвинув брови, она читала какое-то письмо.

Я подошел к ней, она холодно кивнула.

— Полагаю, вам не безынтересно, — я не узнал собственного голоса, — что они нашли Толстяка Брауна.

Она резко выпрямилась в кресле.

— О черт! Где?

— В трущобах Сигейраса, где же еще?

— Я-то полагала, что он в безопасности где-нибудь за границей! Что они с ним сделали?

— Энжерс убил его.

Я увидел, как мгновенно изменилось выражение ее лица. Оно застыло, глаза остановились.

— Конечно, — прошептала она, — конечно, этого следовало ожидать. — Рука ее смяла сигарету.

Я промолчал. Она поднялась и, кинув мне, пошла к выходу.

Я отправился в бар.

Вскоре включили телевизор, но у меня не было сил идти к себе в номер. Программа началась с новостей, сообщили о смерти Брауна. Я узнал насыпь, где только что был. Вокруг нее теперь стояли военные грузовики, и те, кто спешил к станции, обходили их стороной Солдаты вынесли тело Брауна, его опознали. Люди обнажали головы и крестились. Было видно, как обитателей трущоб дубинками выгоняют наружу и, словно бездомных собак, заталкивают в военные грузовики.

Начались поиски Сигейраса. Сообщили, что он где-то в городе и, как только его разыщут, ему предъявят обвинение в укрытии преступника.

В вечерней программе новостей в восемь ноль пять передали интервью с Энжерсом. Он явно гордился полученным ранением. Затем показали выступление епископа Круса, как и после смерти Эстрелиты Халискос, он посвятил свою проповедь расплате, ожидающей грешников.

Потом последовали похвалы в адрес тех, кто мужественно разыскивал безжалостного убийцу. Было упомянуто мое имя.

Я чувствовал, как во мне нарастает негодование. Пусть Браун переспал с девицей Халискос, хотя он это категорически отрицал; пусть вытолкнул ее из окна; пусть, я сам тому свидетель, пытался убить Энжерса. Пусть все это так. Но я не мог согласиться с тем, что он безжалостный убийца, он был честным человеком. Так или иначе, но я не стану соучастником тех, кто пытается голословно осудить покойного.

Возможно, в силу профессиональной привычки до сих пор я не проявлял активности, а лишь наблюдал, собирал и накапливал данные, как обычно при начале новой работы.

Но теперь все это позади. Я стану говорить, что думаю, и буду поступать так, как считаю нужным. А начну я с того, что покажу этим телевизионщикам, что к чему.

Как только закончилась программа новостей, я кинулся к машине и поехал на телестудию.

Риоко, редактор программы новостей, уже выходил из телецентра. Вид у него был усталый, он даже не узнал меня, а потом долго не мог (или не хотел) понять, что я ему говорю. Когда же он сообразил, чего я от него хочу, то провел ладонью по лицу и порекомендовал обратиться к доктору Майору.

— Ваша проблема политического характера, — сказал Риоко.

— Разве это входит в его компетенцию?

— Надеюсь, у вас достало ума сообразить, что я сам не решаю, что включать, а что не включать в передачи? — огрызнулся он. — Так что, если хотите, чтобы ваше имя не упоминалось в будущих сообщениях, переговорите с Майором, именно он отдал сегодня распоряжение, чтобы особо подчеркнуть вашу роль в этом деле. Если бы мы успели, то обязательно взяли бы у вас интервью, как и у Энжерса.

— Не взяли бы! — взорвался я. — Хорошо, если надо переговорить с Майором, я переговорю с ним. Где, кстати, я могу его найти?

— Возможно, в его кабинете — на втором этаже, — Риоко усмехнулся. — Я бы на вашем месте отложил этот разговор. Он сейчас не в лучшем расположении духа…

— А в каком же тогда расположении духа прикажете быть мне после того, как я услышал кучу ваших небылиц о себе?

Нервы мои были натянуты до предела. Я повернулся и, перескакивая через ступеньки, стал быстро подниматься наверх.

Секретарь Майора был атлетического телосложения, рассчитанного явно не только на исполнение секретарских обязанностей. Я прошел мимо него и стенографистки. Они деланно улыбнулись, дав мне понять, что узнали меня.

Когда я распахнул дверь кабинета, воцарилось недолгое молчание. Я ожидал, что Майор возмутится моим вторжением, но он после секундного замешательства взял себя в руки. Когда сидевший перед ним посетитель обернулся, к своему удивлению, я узнал в нем Дальбана. Я даже смешался, и Майор тут же воспользовался моей растерянностью. Он откинулся в кресле, поправил очки и с иронией проговорил:

— У вас, очевидно, неотложное дело, сеньор Хаклют? О чем речь?

Я игнорировал его слова и обратился к Дальбану.

— Вам будет приятно узнать, сеньор, что то, чего вам не удалось добиться с помощью взяток и угроз, успешно осуществил господин Майор, министр дезинформации и клеветы, насколько я понимаю.

Я старался следить за своими словами.

— Говорят, чем грубее ложь, тем больше шансов, что в нее поверят. Сегодня вечером по всему Агуасулю раструбили о том, что я был подручным этого героя Энжерса, сразившегося с опасным убийцей — Толстяком Брауном. Чудовищная ложь, но очень многие, должно быть, поверили в нее. Но ведь я был там и, прямо вам заявляю, стал свидетелем самого настоящего убийства. Я вдоволь насмотрелся, как ваше, Майор, правительство все красиво подает на словах и совсем иначе — на деле. Но теперь, после сегодняшнего обмана, меня того и гляди вывернет наизнанку.

Почти каждое слово я сопровождал ударом кулака по столу.

Майор сначала старался казаться равнодушным, но потом вкрадчиво заговорил:

— Сеньор Хаклют, вы возбуждены. Я хорошо понимаю, какое потрясение вы пережили. Причем это уже не первая насильственная смерть, свидетелем которой вы явились с момента вашего приезда сюда. Но наш долг состоит в том, чтобы правдиво информировать общественность.

— Какое там правдиво! — продолжал кричать я. — Ложь не может заменить факты!

— Но ведь трущобы, созданные под центральной монорельсовой станцией, действительно стали прибежищем для человека, подозреваемого в убийстве, не так ли? Вы, думаю, не станете отрицать этот факт?

— Подозреваемого! Но не осужденного или хотя бы находящегося под следствием, каким представляет его ваша служба информации. И главное — он уже ничего не может доказать! Вот это — действительно факт! А что представляет собой ваша «самая управляемая страна», Майор?! Да вы же просто рупор правительственной пропаганды, а созданная вами телевизионная сеть — не что иное, как трибуна чванливого диктатора, страдающего манией величия. «Узнай правду и станешь свободным», — смешно, а вот скроешь правду — добьешься своего. В вашей хваленой стране все верят в то, что им говорят, и даже не догадываются, какая грязная правда скрывается за красивой ложью!

Лицо Майора покрылось пятнами. Неожиданно вмешался Дальбан.

— Сеньор Хаклют, я искренне приношу вам свои извинения. Я виноват перед вами. Пытаться подкупить вас или угрожать вам было ошибкой. Мне не хватало мужества сказать этой марионетке Майору именно то, что я сейчас услышал от вас. Я решался лишь на увещевания и словесные протесты. Больше я не стану молчать. Вы абсолютно правы. Я тоже считаю Майора опасным человеком, он сам страдает манией величия, и до тех пор, пока он навязывает свою извращенную пропаганду нашим гражданам, в Сьюдад-де-Вадосе жить просто небезопасно. Вместе с Кортесом, профессором так называемых общественных наук, они навязывают нашим молодым ученым свою систему поведения, которая якобы призвана их спасти. А чем жить по этой системе, так лучше и достойнее умереть.