Владимир Михайлов - Заблудившийся во сне

• Название: Заблудившийся во сне
• Автор: Владимир Михайлов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00255-6

В центре интересов противоборствующих сил оказывается фигура талантливого ученого, проникшего в тайны всеобъемлющего Пространства Сна. Попав не в те руки, открытые им секреты могут оказаться пороховой бочкой, подложенной под человечество. Поиски заблудившегося в снах изобретателя ведут в доисторические времена, в век рыцарей-крестоносцев, в далекое будущее.

---

– Живот схватило? Тогда ты ошибся: гальюн в другой стороне.

Тот, кажется, только сейчас сообразил, что перед ним стоят два человека. Мало того: он даже ухитрился узнать нас. И тут же издал боевой клич:

– А, это вы? Давайте сюда. Да быстрее же!

– Вообще, когда ко мне обращаются в такой форме… – начал было Борич. Но парень уже тащил нас с мощью портового буксира. Совершив сложное телодвижение, оказался за нашими спинами и втолкнул туда, откуда только что выскочил сам.

* * *

Это был кабинет виртуального слежения. Первым, на что падал взгляд, когда вы в него входили, был сорокадюймовый экран. Так случилось и с нами. И как только возник, как говорится, зрительный контакт, все прочее сразу же перестало нас интересовать.

Изображение на экране трудно было определить одним словом. Самым близким, пожалуй, было бы «калейдоскоп». Но своеобразный. Мы словно находились в цилиндрической кабине свободно падающего лифта с прозрачным полом и стенами, очень любезно позволявшими видеть ту трубу или шахту, по которой мы низвергались; видеть все, кроме ее дна – потому что его не было.

Мимо нас равномерно пролетали изображения, из которых и состояла труба; казалось, то были вогнутые, плотно подогнанные друг к другу экраны, на которых – в натуральную величину – виднелось все на свете и еще многое сверх того. Но я-то знал, что на самом деле никаких экранов там нет; это были входы в миниконы, миниконтинуумы, чтобы вам было понятнее.

Комнаты, залы, хижины, подвалы, ангары, пещеры, камеры, шахтные забои и штреки – интерьеры на любой вкус, третичные, четвертичные, античные, вчерашние, сегодняшние, завтрашние, послезавтрашние;

люди, нелюдь, лошади, собаки, львы, крокодилы, орлы, грифы, киты, скаты, акулы, крысы, драконы, единороги, жуки величиной с носорога, стрекозы с волчьими челюстями, неизвестно кто, непонятно кто, и вообще вовсе невообразимое;

пальмы, сосны, камыши, дубы, секвойи, подсолнухи, кактусы, пшеница в поле, кусты малины, корявый саксаул, снова пальмы, но уже другие, с мясистыми, а не веерными листьями, виноградники, помидорная плантация, вишни, карликовые и обычные, ягель, бананы, высаженные по ниточке, ядовитое дерево анчар;

реки, ручьи, водопады, гейзеры, заливы, пруды, проливы, озера, фонтаны, лохани, водохранилища, подпертые плотинами;

суда, парусники, галеры, триремы, линейные корабли, ракетные крейсеры, подводная лодка в погруженном положении, яхта с бермудским вооружением, шлюпки, катамараны полинезийские и спортивные, белоснежный лайнер, громадный, почти целиком погруженный в воду танкер, пограничный катер, пятимачтовый барк под голландским флагом; паровозы, тепловозы, автомобили, велосипеды, скейты, электровозы, дрезины, бронепоезд, нечто многоногое, шагавшее по песчаному плато, мотоциклы; истребители-бомбардировщики, «СУ» и «Фантомы», «Фарманы» и «Илья Муромец», планеры, дельтапланы, «Яки», «Сессны»…

И еще многое, многое, многое. И все это – в движении, взаимодействии, суете, схватке, радости, горе, на взлете, в падении, в столкновении…

Все это снизу налетало на нас, проносилось мимо – устремлялось вверх и исчезало из виду.

И сопровождалось громким, отчаянным, смертным криком человека, напуганного до последнего, растерявшегося, зовущего на помощь и прощающегося с жизнью.

Но крик этот доносился не из шахты. Он звучал где-то тут, по соседству, пробивая насквозь не очень качественную звукоизоляцию, какой был оборудован наш Институт.

* * *

– Кто там, на выходе? – спросил Борич.

Оператор ответил:

– Степ – так его все зовут. А еще у него есть прозвище – Веник. Зеленый совсем парнишка. Второй сольный выход.

Я напрягся и вспомнил Степа. Молодой, из породы энтузиастов. Таким, бывает, приходится солоно в настоящей работе.

– Где тело? – спросил я.

– В пятой… Да, в пятой.

– Выход на него у тебя есть?

Оператор кивнул. Микрофон он держал уже наготове. Передавая, он спросил:

– Куда это он попал, по-твоему?

Я пожал плечами:

– Туннель Узла. Лучшее средство сообщения между уровнями. Если тебе надо выбрать или найти нужный макрокон. К сожалению, не контролируемое – нами, во всяком случае. Чему вас учили?

Он, похоже, обиделся:

– Про Туннель я знаю. Просто никогда не видал в натуре.

– Я тоже только однажды, – признался я откровенно. – Только не здесь, в Институте, а там, изнутри. Как вот он сейчас. Похоже, подсознание у него работает хорошо, но на пределе.

Я сказал так потому, что все, что мы видели, мы получали, анализируя процессы, вовсю бурлившие сейчас в подкорке Степа. Превращать уловленные сигналы в картинку было поручено батарее компьютеров, только этим и занимавшихся.

Сейчас парня надо было выручать. Наверняка он попал в Туннель случайно, потому что в него даже при всем желании можно пробраться далеко не всегда: для этого мы еще слишком мало знаем и умеем. Но надо хотя бы толком объяснять молодым, как улавливать признаки приближения Туннеля и как уберечься от засасывания в него. Судя по происшествию, у нас этим занимались из рук вон плохо.

Я начал говорить в микрофон – спокойно, размеренно, убедительно:

– Степ! Я Остров. Спокойно! Главное – спокойно. Бояться нечего. Ты не разобьешься. Это не падение. Там нет дна. То, что ты видишь вокруг – выходы в другие континуумы и макроконтинуумы. Но там лишь наши, земные миниконы, так что ни в какой другой мир ты не угодишь. Успокойся. Вспомни: на самом деле ты лежишь тут, у нас. И никуда не денешься…

(Это было не совсем так, а точнее – вовсе не так. Но сейчас Степ явно не в силах был рассуждать логически. Он верил голосу, а не словам.)

– Теперь слушай внимательно. Перестань дергаться! Ты дример, а не размазня! Начинай медленно вращаться, как бы на одном каблуке. Внимательно смотри: какой выход покажется тебе самым благоприятным? Не к пальмам или баобабам, а к родным березкам. Найди подходящий микрокон. Произнеси формулу перехода. Ты ее вспомнишь. На всякий случай, напоминаю…

Я громко, четко выговорил все слова формулы. И закончил вовремя: Борич тронул меня за локоть.

– Время, Остров.

Я кивнул и сказал оператору:

– Все время напоминай ему формулу. Ты ее запомнил?

– Записал.

– Молодец. Нам пора. Потом расскажешь, как он вел себя.

* * *

На этот раз молодой человек от Ле Монти посмотрел на нас доброжелательно.

– Можете заходить, – изрек он.

Мы с Боричем покосились на двух мужиков независимого облика, оказавшихся теперь тут, по обе стороны входа в резиденцию Тигра. В наше штатное расписание они заведомо не входили.

– Это свита, – сказал олемонтенный. – Их хозяин там.

Новости сыплются, словно из решета.

Но тут бронированные ворота наконец мягко растворились, и мы с Боричем синхронно, плечом к плечу, перешагнули через порог.

Консилиум

Мы остановились, четко приставив ногу. Секунда – дверь за нашими спинами затворилась.

– Старший дрим-инспектор Борич.

– Дрим-опер Остров, – представились мы, хотя каждый здесь и без того отлично знал любого из нас.

Председатель сказал:

– Вношу прежде всего поправку: вам, Остров, еще вчера присвоен уровень дрим-драйвера. Поздравляю.

Остальные прогудели что-то в этом же роде.

– Постараюсь соответствовать, – ответил я, как полагалось.

– Вы присутствуете на заседании Консилиума Московского бюро Планетарной Системы ОПС.

Аббревиатура означала: Операции в Пространстве Сна.

– В Консилиуме приглашены участвовать, – продолжал председатель, – также легаты Первого, Третьего и Четвертого бюро. Они, однако, присоединятся к нам несколько позже, почему – вскоре поймете сами. Прошу вас садиться, старший инспектор и драйвер. Займите места временно отсутствующих.

Только после этого официального приглашения мы сдвинулись с места, направляясь к свободным местам, и появилась возможность исподволь осмотреться. Хотя помещение это было нам давно известно: тут нас, бывало, хвалили, тут же куда чаще вставляли фитиль, и в этих же стенах мы получали очередное задание и порой невольно ежились, заранее представляя себе, с чем придется столкнуться при его выполнении.

* * *

Мы находились в обширном зале. За столом, имевшим форму подковы (уж не знаю, по каким соображениям его сделали таким, но хотелось думать, что стол должен был служить своего рода символом удачи всех наших дел, этаким стационарным талисманом), – за столом этим, если не считать нас с Боричем, сидело пятеро. Все люди мне давно знакомые: вся пятерка была – наши Мастера, из России. Отсутствие на Консилиуме представителей других головных бюро (Первым с самого начала считалось Лондонское, третьим – Иерусалимское, четвертым – бюро в Осаке, пятым – Чикагское, а всего на планете их сейчас насчитывалось, по-моему, не менее дюжины, но именно эти считались ведущими, включая Второе – наше, московское), – отсутствие это уже само по себе означало, что речь пойдет о деле не просто серьезном и касающемся прежде всего локальных российских интересов, но и – что могло оказаться куда более серьезным – о деле в определенном смысле деликатном, сугубо семейном, в которое посвящать наших коллег из иностранных бюро то ли следовало, то ли – нет. Я знал, что теоретически возникновение таких дел допускалось. Но на практике, насколько мне известно, сталкиваться с такими случаями Институту не приходилось.