Владимир Михайлов - Беглецы из ниоткуда

• Название: Беглецы из ниоткуда
• Автор: Владимир Михайлов
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-003344-3

Межзвездный пассажирский лайнер «Кит», следуя с планеты Антора в Солнечную систему, уже на самом подлете к Земле внезапно теряет управление, превратившись с антивещество вместе со своими пассажирами. Теперь судьба космических путешественников зависит не только от их мужества, решительности, но и от расклада многих сил на самой Земле и воли загадочного инопланетного разума.

---

Большинству обитателей «Кита» помогли уцелеть дети; с ними возник целый мир новых чувств и задач, и о расслаблении не могло быть и речи.

Карачаров же, сознавая грозящую опасность и не находя более применения своим силам в жизни бывшего корабля, глубоко обиженный людьми, отказавшими ему в доверии на выборах, нашел выход в том, чтобы закапсулироваться в ту же физику, которой занимался всю сознательную жизнь.

Его попытка спасти маленькое человечество «Кита» не увенчалась успехом: расчет был правилен, но корабль оказался не в состоянии предоставить нужную мощность. Не повезло и с планетой: на сей раз тоже расчет был верен, но настолько безнадежен, что физик не решился обнародовать его и, чтобы не позволить людям совершенно потерять надежду, сократил сроки на несколько порядков; все бы ничего, но молодежь пересчитала и обвинила его в ошибке, хотя на самом деле ошибки не было, существовало лишь желание ободрить, заставить жить и надеяться.

Его усилия остались неоцененными, и Карачаров не мог не обидеться на это, а с другой стороны – не смог отказаться от желания все-таки сделать по-своему: доказать, что если кто-то и спасет людей, то лишь он один – никто другой.

Вывод напрашивался сам собой: надо было до конца разобраться в том, как именно произошло то, что с ними произошло, каков был механизм явления, и – самое главное – была ли затрата энергии на инверсию и на самом деле столь громадной, как следовало из его первых предположений. Если процесс и на самом деле был настолько энергоемким, то – откуда эта энергия взялась, если мощность корабля не позволяла оперировать такими величинами? А если тогда физик ошибся и процесс на деле был гораздо более экономичным – то каким же, черт бы его взял, он был?

Вот в эту проблематику он и влез и ни о чем другом больше не хотел думать. Разобраться оказалось сложнее, чем ему виделось вначале. Потребовалась такая математика, какой он раньше не пользовался; на одно освоение этого аппарата ушло больше двух лет. И лишь относительно недавно, после исследования многих возникавших у него вариантов, он, похоже, напал на верную тропинку – и не быстро, но все более уверенно продвигался теперь по ней.

Еще много программ предстояло рассчитать, чтобы приблизиться к конечному результату, но главный вывод физик мог бы, пожалуй, сформулировать уже и сейчас. Вывод был очень простым и совершенно неожиданным.

А заключался он в том, что происшедшее с «Китом» и его обитателями событие никак не могло произойти без человеческого вмешательства. Или, говоря иначе, – природа не обладала такими устройствами, какие – по выводам Карачарова – были необходимы для того, чтобы осуществить инверсию в столь небольшом масштабе. Теперь физику представлялось, что энергия при этом потребовалась достаточно скромная; природа в галактическом пространстве не оперирует такими величинами, подобная дозировка – явный след человека.

Конечно, все это надо было еще не раз проверить – и логически, и математически, и вообще – с точки зрения здравого смысла.

Но вместе с этими выводами неизбежно должна была возникнуть – и на самом деле возникла – масса вопросов. Люди? Какие люди? Кто-то из тех, кто и сейчас находится на борту «Кита»? Но кто и почему мог пожелать себе такой судьбы? А если кто-то и мог – для того, чтобы добиться такого результата, нужно было владеть и теорией, и ее прикладными возможностями так, как ими владели, в лучшем случае, полдюжины человек в Федерации. Кто-то со стороны? Зачем? Чтобы воспрепятствовать прибытию на Землю кого-то из пассажиров? Кого и почему? И почему – именно таким, прямо сказать, не самым простым способом? Не проще было бы, в таком случае, просто взорвать корабль? Чтобы разбираться в таких проблемах, надо было обладать опытом следственной работы; но этого как раз у Карачарова и не было.

Он, однако, считал, что логика остается логикой, к чему бы ее ни прилагать. И, что если по-настоящему сосредоточиться на решении этого вопроса, рано или поздно верное решение найдется.

Времени же, как полагал Карачаров, у него было в избытке.

Хотя тут он, возможно, оказался не вполне прав.

Так или иначе, заперев дверь и не испытывая ни малейшего желания уснуть, Карачаров уселся за стол и снова погрузился в размышления все на ту же тему.

* * *

К туристической палубе Истомин приближался, чувствуя, как настроение его становится все более и более смутным – именно таким словом определил писатель свое состояние.

В последний раз он был здесь – когда же? Да, наверное, больше двух лет тому назад; вот именно так. И, переселяясь в каюту суперкарго, с облегчением покинул эту палубу.

Тогда туристический салон был все еще загроможден массивными катушками на тяжелых постаментах, над которыми возвышался прозрачный купол; памятник рухнувшим надеждам – так называл его Истомин. И одновременно надгробный камень авторитету физика Карачарова, с той поры так и не воскресшему: похоже, чудес и здесь, в межгалактическом пространстве, не происходило.

…Кончилась наконец длинная кишка перехода. Овальная пластина, во время старта, финиша и сопространственных прыжков надежно изолировавшая туристический корпус от гораздо более уязвимой трубы, сейчас, как и десять лет тому назад, была распахнута и укреплена тормозом. Ничто не мешало войти.

Истомин помедлил мгновение, вздохнул и переступил высокий порог.

* * *

Планировка туристической палубы была иной, чем в первом классе. Что и неудивительно: раз отличаются цены на билеты, должны же в чем-то быть не похожими условия, которые компания предлагала пассажирам. Каюты, понятно, были поменьше. Меню синтезатора – здесь помещался один из его выходов – покороче, хотя и ненамного. И если в первом классе двери кают выходили прямо в салон, то в турмодуле система была коридорной, причем каюты располагались по одну сторону прохода, салон же, синтезатор и прочие службы – по другую, по левую – если идти из первого класса, как сейчас писатель.

Десять лет тому назад двери в салон были широко распахнуты – вернее, утоплены в стены и так закреплены. Сейчас створки оказались плотно закрытыми. Так что, проходя мимо них, Истомин с облегчением вздохнул: удалось лишний раз не увидеть памятник разочарованию. Кроме того, возникла надежда, что молодежь не стала экспериментировать с этим оборудованием, которое, как понимал Истомин, по-прежнему оставалось достаточно мощным, чтобы при вольном обращении с ним разнести на кусочки и корабль, и планету, да и вообще – проделать в пространстве неизвестно какую дырку, куда все провалится со страшной силой. Нет, дети, к счастью, продолжают, похоже, развлекаться своими будхическими – или как их там? – телами. И пусть занимаются на здоровье…

И однако же: если от этих их будхических или каких угодно других тел корабль начинает содрогаться – значит, пришло время навести порядок.

Такими вот размышлениями Истомин, переминаясь с ноги на ногу, все-таки довел себя до кондиции, необходимой для того, чтобы постучать в дверь какой-нибудь из кают, войти и потребовать – нет, конечно, не потребовать, но очень деликатно попросить объяснений. А кроме того, разумеется, осторожно выспросить: не возникало ли в этом корпусе чего-то, что вызвало бы у его обитателей чувство беспокойства, не случалось ли каких-то необъяснимых событий, и даже – не видел ли кто-нибудь из молодых каких-нибудь странных снов, в которых кораблю угрожала бы серьезная опасность.

Выбирая, в какое же из жилищ вторгнуться, писатель медленно шел по коридору, прислушиваясь. Любое действие должно сопровождаться звуками. По звуку часто можно определить и характер происходящего. А это важно, чтобы не попасть в крайне неловкое положение. У Истомина не было иллюзий насчет того – на какого рода действия он мог тут напороться, помимо всяких электронных или механических фокусов. Пресловутое яблочко с древа познания тут, полагал он, было давно уже разъедено.

Он был примерно посреди коридора, когда звук и в самом деле донесся до его слуха.

Снова тот самый звук: не звонкий, не глухой. Не металлический и не от удара пластика о пластик. Если бы он исходил из каюты, Истомин снова без колебаний определил бы его, как глубокий и продолжительный вздох. Очень глубокий и очень продолжительный. Люди так не вздыхают.

Но шел он явно не со стороны кают, а с противоположной. От синтезатора, или, может, даже из салона.

Или… Или, пожалуй, это могло быть звуком, сопровождающим кратковременное истечение воздуха из какого-то корабельного помещения в пустоту; но не сквозь небольшую щелку – тогда это был бы уже свист, – а через открывшуюся на секунду дверь, которая вела бы в пустоту.

И одновременно со звуком снова возникла – на какие-то полсекунды – уже знакомая вибрация, неприятная, как болезненный озноб. Что же они такое там делают? Совсем спятили?

Истомин на всякий случай остановился и глубоко вдохнул воздух. Нет, дышалось нормально. Тем не менее он, пользуясь старинным приемом, послюнил палец и поднял его, чтобы убедиться, что в коридоре нет никакого ветра, который означал бы пусть небольшую, но все же утечку воздуха.