Вячеслав Морочко - Египетские сны

• Название: Египетские сны
• Автор: Вячеслав Морочко
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

«И вот еще что: существует „наука“ (говорят, „лженаука“) „О переселении душ“. Люди, знающие в этом толк, изучив мои данные, говорили, что в той (прошлой) жизни был я британским врачом, заброшенным судьбою в Египет. В это трудно поверить. Но, разве на новом месте никогда не казалось, что вы уже были здесь раньше? Эти картины чаще всего проявляются в снах „второго порядка“, то есть в снах, что приходят во сне. Древние, разбираясь в подобных вещах, полагают, что перейти от одной жизни к другой – то же, что пересесть из одной колесницы в другую. Это нельзя понимать буквально. Однако, при столкновениях „колесниц“ на мировых перекрестках, случаются презабавные вещи… О них и пойдет наш рассказ.»

---

Я стоял у ворот. Над моей головой, сияли золотые венки и начищенные до блеска державные львы с коронами в гривах. Люди глядели на них и кричали: «Monkeys!» «Monkeys!» «Глядите! – крикнул кто-то по-русски. – Здесь обезьяны!» На каждом из львов громоздился пушистый, глазастый и языкастый зверек. Я приблизился и тихо сказал: «Ребята, валите отсюда, пока не проснулся стражник в папахе» – и поплелся к автобусу. Хухры запрыгнули на канделябры, и стало их пять. Затем, – почесали синхронно затылки и туловища с другого конца, хохоча, поскакали за мной по решетке (несметным числом), взвизгнули и, просыпавшись вниз, затерялись в мокрой траве.

Не проехали мы и пяти минут, – опять остановка. «Вестминстерское аббатство!» – объявила гид.

«Вестминстерский район» – один из центральных районов Лондона. На его территории – всё «Вестминстерское»: «Вестминстерский мост» через Темзу, «Вестминстерский дворец» (одно из стоящих вдоль берега зданий парламента) со знаменитой башней «Биг-Бен», «Вестминстерское аббатство» – главный собор королевства (алтарной частью почти примыкает к парламенту), наконец, спрятанный между домами на Victoria Street «Вестминстерский собор» (к нему мы вернемся позднее).

Сквозь ливень подходим к «Аббатству» – старинному двух башенному собору (сравнительно не большему даже для Англии). На фасаде – фигурки святых, трехкрестия, часы. Вертикальные линии, стрельчатых окон усиливали устремленность в высь. Первое впечатление – стройность.

И вот уже мы – под сводами храма. В течение девятисот лет происходили здесь коронации, венчания и отпевания членов монаршей семьи, а в обширных и многочисленных нефах, под плитами пола – прах королей и еще многих, кто оставил след в истории нации.

Я не заметил стульев для прихожан. Единственное сидение – королевский трон – в центре собора на возвышении. У северной стены – целый «город» часовен и склепов, связанных между собой «переулками», тропами, и ступенями. Всюду надгробные камни, урны и просто напольные плиты с великими именами – все рядышком под одним сводом и общими небесами. Переходим от склепа к склепу, как из века в век по спирали времени. Вот надгробие Марии Стюард и тут же – гробница Королевы Елизаветы, ее обезглавившей. Вот оболганный и умерщвленный, как загнанный зверь, король Ричард Третий и несбывшаяся любовь его – кроткая Елизавета Йоркская (к ним мы вернемся позднее). Смерть и время объединяют. История великая сцена, а здесь – ее закулисье.

В старину, когда у парламента не было своих здания, он заседал тут – в украшенной витражами «капитульной», то есть соборной, часовне. Теперь здесь стояли покрытые зеркалами столы, чтобы людям не приходилось задирать головы, любуясь лепным и резным потолком изумительной красоты. Я склонился над одним из зеркал. Оттуда за мной наблюдали три пары узеньких глаз. Я заметил три ангельские китайские рожицы. Прыснув, девчушки отпрянули. Я приставил палец к губам «Т-с-с-с-с…» Жест еще больше их рассмешил. Соборное эхо дробило и множило «звон колокольчиков». У нас эту сценку сочли бы кощунственной, – здесь почему-то все улыбались. Живые и мертвые были тут заодно. Мы пришли сюда по ступеням из прошлого. Где-то там, в зазеркалье должна была находиться ступенька в грядущее. Я не успел насладиться видом лепнины, как заметил на люстре висящего хухра и, раздосадованный, стал выпрямляться, а когда, наконец, поднял голову, хухра простыл и след. Однако послышался шум в главном нефе. Спускаясь по лестнице в центральный проход, я снова увидел его: надув щеки и развалившись на троне, хухр чесался под мышками. Люди показывали в его сторону и улыбались. Я погрозил кулаком. Он ответил мне тем же, но сейчас же исчез. Гид, хлопнув в ладоши, скомандовала: «Всё! Всё! Возвращаемся!»

На остывшее место в автобусе возвратился с забавными мыслями. Англия не только страна великих людей, но и знаменитейших приведений. Что если тени всех тут схороненных соберутся однажды вместе, поднатужатся и оторвут собор от земли. То-то будет веселье, когда в кольцах молний и сполохах света под бурную музыку Вагнера, храм воспарит к небесам.

Снаружи возле окна стоял хухр, качал головой, грозил пальчиком. «И не стыдно тебе, старичок?!» – Он читал мои мысли. Надувшись, я отвернулся.

В армии я, можно сказать, занимался фантомами. Это – «моя основная специальность». Я наблюдал на экранах радаров действительность, которую ныне зовут «виртуальной». «Отметка» (след отражения цели), по существу, – тот же призрак. Мистика звучала даже в названии темы диплома: «Теневой метод опознавания в сложной воздушной обстановке». Это было, как теперь говорят, «ноу-хау», и в «Энергетическом институте» я получил высший бал. А потом, мне казалось, об этом забыли. Но лет через десять «метод» использовали на новейших радарах… Автор – товарищ Держава! Это было ужасно давно, в те далекие годы, когда (не поверите) блоки локаторов собирали на радиолампах!

Станция не только была моим делом. В долгих походах она была моим домом. Палаток всегда не хватало. В них было тесно и сыро. Перевернуться на другой бок можно было только всем сразу. Свободную смену размещал я в углах аппаратных машин – за шкафами и агрегатами (дальше от холода, сырости и мошкары), хотя это отнюдь не приветствовалось. Если стояли в резерве, ночью забредало штабное начальство, оставшееся в спальных палатках без раскладушек.

Во второй мировой войне, гитлеровцы даже на фронте, уделяли комфорту внимание. Не любили пальбы по ночам. Считали, что сытый и отдохнувший солдат дерется за десятерых.

У нас считали иначе: «Голодный, не выспавшийся – злее дерется».

4.

Автобус продирался сквозь ливень. Сырую Трафальгарскую площадь сменили улицы Стрэнд (Strand), Флит Стрит (Fleet Street) и другие промокшие городские подробности. Мне не раз еще придется ездить по ним и под ними в тоннелях лондонских снов. В автобусе я продолжал себя чувствовать дома.

На фоне серого неба то появлялась, то исчезала еще одна важная часть декорации – купол «Собора Святого Павла». Его ротонда и «шлем» казались давно где-то рядом, но собственно храм долго прятался между домами. Только подъехав вплотную, мы увидели, что исполин не имеет соборной площади и зажат между зданиями, как какая-нибудь приходская церквушка.

Нас высадили, и мы долго брели вдоль громадины, напоминавшей, военный корабль. В центре, из «корпуса» выпирала мощная «орудийная башня» бокового портика.

В западной части, над величественной колоннадой главного входа, возвышались, как мачты, две колокольные башни. Все это здесь громоздилось с давних времен. В восточной части Европы еще не явился на свет мудрец мудрецов Иммануил Кант, а этот «дредноут» уже тут стоял.

На собор отводилось всего пятнадцать минут. Семь мы уже потеряли, огибая здание. Внутри были встречены эхом и холодом.

Нас подвели к надгробию создателя храма – архитектора Кристофера Рена. На камне – латинская надпись: «Читатель, если ты ищешь его памятник, оглянись вокруг!»

Всё! Времени оставалось лишь на обратный путь.

Кто-то шустрый успел проскользнуть в боковую дверь, к лестнице, ведущей на купол. Я уже был на улице, когда покачнулся и чуть не упал, догадавшись, кто этот ловкач, проскочивший наверх.

Я покачнулся не от головокружения, а от неожиданности, когда хухр «запустил трансляцию», решив показать, что он видит в данный момент.

Собственно во сне, как и многие люди, пока еще я летаю и сам. Для этого я простираю руки вперед. Они делаются легкими, легкими и тянут меня за собой. Я поджимаю ноги и незаметно отрываюсь от почвы. Для полета требуется напряжение мышц. У меня не хватает сил, чтобы взмыть высоко. Но я счастлив и горд, что земля отпускает меня. А, проснувшись, весь день хожу окрыленный. Где-то в каждом хранится инстинкт полета – полустертая информация из бездны веков. Кто-то из дальних предков летал… Возможно, такие же легкие сны снятся ночами и африканским слонам.

Сейчас хухр находился в том месте, откуда, согласно справочникам: «В хорошую погоду открывается потрясающая панорама Лондона». Клочья дождевых облаков проплывали, казалось, перед самым лицом. За ними в тумане, смутно маячили контуры лондонских небоскребов. В другой стороне угадывался берег реки и заречная даль…

«Трансляция» прервалась. Подняв голову, я разглядел «моего приятеля», который носился за балюстрадой у основания купола и верещал во все горло: «Ждещь Крыщи! Гошподи! Они Щикотютщя!»

Особенность диалога с хухром заключалась в том, что как бы мы ни кричали, ни жестикулировали, никто из окружающих этого не замечал. Лишь в исключительных случаях, когда эмоции «перехлестывали через край», люди, начинали проявлять беспокойство.

– Бог с ними, с крысами! – крикнул я. – Живо! Спускайся!

Хухр взвизгнул последний раз и исчез.

Пока автобус тащился по каменным джунглям. Шлем купола превратился в белое облако – предвестника солнца. Дождь, действительно, затихал. В небе появились прогалы. Тучи уже не сливались, а принимали формы гигантских булыжников.