Елена Хаецкая - Звездные гусары

• Название: Звездные гусары
• Автор: Елена Хаецкая
• Издательство: Литагент Амфора1d3ca9e5-9a03-102c-b202-edc40df1930e
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00696-4

Перед нами роскошная литературная игра, каких давно уже не было. Не мистификация, не пародия, не просто изящная стилизация, скорее остроумная и мастерски исполненная попытка еще раз написать “Героя нашего времени”, да так, будто вошедший в школьную программу и потому более-менее общеизвестный оригинал то ли вовсе никогда не существовал, то ли, напротив, сформировал лицо русской литературы на века, стал своего рода обязательным каноном, зная о существовании которого, невозможно, да и не нужно писать как-то иначе.

Макс Фрай

---

Не отвечает Сашенька, только прядку со лба на палец наматывает.

“Истинно тебе говорю, – продолжаю я, – не выйдет ничего путного. Что, тетка вам препятствует к счастию? Разве не угадал?”

Бельский в ответ плечами жмет.

“Если ваше чувство истинно, то время ему не страшно, – продолжаю я его наставлять. – Подождите, пока старуха не преставится. Чай, не долго ей осталось…”

Говорю, а сам про себя думаю: “Иные старухи по два поколения юношей переживают. Чем вредоноснее бабуля, тем с меньшею охотой прибирает ее Господь”.

Сашенька словно мысли мои подслушал.

“Э, Кондратий Павлович, тетенька в добром здоровье и полна сил. Да помимо нее есть еще препятствие”.

“Неужто соперник?”

“Соперника я бы за окошко выбросил, ежели б только в нем было затруднение”.

“А что тогда?”

“Да не любит она меня, Кондратий Павлович!”

“Совсем ничего не понимаю, – говорю я. – Что же тогда обозначают ее взгляды, бледность и прочее? Все это еще на моей памяти служило вернейшими признаками сердечного смущения и влюбленности. Разве жизнь так переменилась?”

“Полноте, прекраснейший из штабс-капитанов! На что это похоже? Сидим в скверном нумере, пьем всякую дрянь и языками чешем, точно старые бабы. Да еще и о девушке рассуждаем! Нам ли, пугалам гарнизонным, соваться в этот малинник? – весьма бледно улыбнулся Сашенька. – Ничего я не замыслил, похищать буду только горничных, и то не навсегда, а на пару часов только, в чем могу поклясться на табельном лучемете”.

Голос его звучал весело, но губы и в улыбке дрожали. Я как приметил это, так даже обижаться на Бельского раздумал, хотя своей отповедью он меня задел. В самом деле, нашел кого учить приличиям! Это все петербургский форс. Его, может статься, и считают бонтонным, но не перед старшим же офицером, не перед боевым товарищем!

Здесь Пахаренков несколько вошел в чувство, подержался за грудь крепкими пальцами, выпил водки и только уж после немного остыл.

– Да-с! – добавил он уже спокойнее. – Знаем, что на Невском проспекте так принято! Даже друзья, и те у вас в Питере запросто обходятся без сердечности.

– Почему же? – немного обиделся я.

– Да видел я собственными глазами, как сухо общались Бельский с князем Зарницыным. Вежливость такая, что едва оба коркой льда не покрылись. Казалось бы, старые приятели – ну так погуляй, выпей, покуролесь на здоровье. Отчего не вспомнить вместе славные денечки? Так нет же! Скажут друг дружке два слова при встрече и поскорее разбегаются, как тараканы.

Вот я, к примеру, если старого знакомца повстречаю, так дым коромыслом. Дзыга, водка, мясо жареное, а нет мяса, так и каша сойдет! Это, может, и дико, зато по-нашему. Мы все равно азиаты, не хуже этих дикарей варучан. Так что рядиться в европейцев? Глупо. Широкую натуру в узкий сюртук не втиснешь.

А ваше поколение в этом самом узеньком сюртучке выглядит пресмешно. Зарницын – в особенности. Мне он представлялся каким-то плоским… И холодность главным образом от него исходила, не от Бельского. А я, представьте, даже обижался за Сашеньку. Как это можно, чтобы паркетный шаркун с ним так сухо обходился?

Проститься с Бельским князь все-таки пришел. Впрочем, прощались ненадолго.

“Скоро ли к нам, на службу?” – спросил у Зарницына Сашенька.

“Приказом через месяц, а так – думаю и поранее…” – отвечал князь сквозь зевоту.

“Куда же?”

“В N-ский полк ротмистром”.

“Этот полк теперь в горячем месте, а через месяц и вовсе на передовые отправится”, – заметил Сашенька.

“Вот и славно. Хоть погеройствую. А здесь, право, тоска… Надоели мне эти рожи”.

“Смотри, однако ж, геройствуй в меру, – произнес Бельский. – Береги себя для семейства”.

Заслышав о семействе, Зарницын кисло улыбнулся. Они пожали друг другу руки, и десять минут спустя мы уже стартовали от базы. Вернулись в гарнизон, и все потекло по-прежнему.

Чтобы Сашенька не слишком уж маялся, поручил я ему секретные коды составлять. И вновь просчитался. Бельский откровенно тяготился заданием, ворчал, говорил, что все это пустяк и бессмыслица. Шутил тоже. Раз позывные закодировал в виде полонеза “О белогрудая Марика!”, так что мне потом попало за эту Марику по фуражке. Другой раз в виде стишков, совершенно срамных… Правда ли, что теперь в юнкерских школах такие стишки все кому не лень сочиняют?

Не получив от меня ответа – впрочем, он и не ждал его, “прекраснейший из штабс-капитанов” безнадежно махнул рукой.

– А князь Зарницын, представьте, так на Варуссе и не объявился. Ему тетка, оказывается, выгодную невесту сыскала, обженила скоренько, и по такому случаю от передовой его избавили. Ловко!

Сообщил я Сашеньке об этом. Преподнес в виде курьеза, словно анекдотец. А мой Бельский, гляжу, огорчился не на шутку.

“Как же он мог так поступить?” – вырвалось у него.

“Штука нередкая, – ответил я. – Это прежде мы службу за честь почитали, а теперь война не про всех существует”.

Тут Бельский взорвался:

“Да провались она к чертям, ваша война! Будто в мире и нет больше никакой радости, как только сокрушать врагов престол-отечества?”

“Да не во врагах дело, Сашенька, – говорю я в некоторой оторопи. – Даже если нет никаких врагов, наша служба есть опора ержавы… Мы ведь иначе жить не умеем. Нас таковскими Бог создал. Тут уж кому на балах выплясывать, а кому в гарнизоне торчать и отстреливать плоскорожих разбойников…”

Бельский меня не слушает. В глазах у него натуральные молнии сверкают. А я недоумеваю – в чем дело? И что, по большому счету, дался Сашеньке этот князь? Или позавидовал счастливому жребию?

Назавтра после этого отпросился Бельский у меня в двухдневный отпуск. А уж назад не вернулся…

Ну, было мне и по фуражке, и по бумажке: и лично начальство распекало, и приказ вышел – и пенсию мне отодвинули, и на три месяца с дополнительного довольствия весь полк сняли… Словом, хватило.

Пахаренков замолчал, допил водку без удовольствия, обнаружил в графине дохлую муху (я готов поклясться, что сего артефакта еще минуту назад там и в помине не было!), громовым голосом вызвал столовского управляющего и минут пять ужасно его распекал.

Управляющий шел пятнами, изгибал спину, но вставить слова ему не удавалось: в краткие паузы, покуда Кондратий Павлович переводил дыхание, из горла штабс-капитана вырывалось оглушительное рычание.

Наконец управляющий изловчился и скороговоркой вставил:

– Разумеется, это досадное недоразуме…

Испустив еще несколько невнятных рыкающих звуков, штабс-капитан отпустил беднягу и вскоре был вознагражден бесплатным графином совершенно хрустальной водки. Все еще сердясь, он выпил, перевел дух, и багрец праведного гнева медленно сошел с его лица.

Совершенно спокойным тоном он продолжил:

– И ведь как пропал Бельский! Я, пожалуй, вам и это расскажу, коль скоро время есть. – Тут добрейший Кондратий Павлович сделал неопределенный жест головой в сторону вновь принесенного графина. – Взяв отпуск, Бельский за каким-то чертом направился в расположение N-ского полка, куда должен был прибыть да так и не прибыл вследствие скоропалительной женитьбы князь. Посидел в собрании, поиграл в карты, послушал новости: офицеры, как известно, сплетни обожают гораздо более барышень, да и пересказывают, что и как, куда более обстоятельно и без глупых домыслов. Да-с.

Между прочим, Бельскому сообщили об одной жуткой вещи: сгинул в полку молоденький корнет. Я говорю, что вещь жуткая, потому что попасть к немирным варучанам в плен – хуже не придумаешь; а корнетик именно что попался в плен живой. Участь его самая ужасная: или рабство до конца жизни, или смерть под пытками. Варучане редко пленных меняют.

Бельский бедняге посочувствовал, спросил об имени, о том, давно ли прибыл в полк. Ему сказали, что корнет был только определившийся.

Прикатил на нанятом вездеходе, без вещей, с одним крохотным саквояжем. Отпустил возницу и сразу явился к полковому командиру. Ну, естественно: “Добро пожаловать – и ваши документы” – а документов нет. Дескать, бумаги в пути затерялись – факсы, сами знаете, как на Варуссе работают. В штаб линии уже послан запрос о вторичной высылке. Словом, предписания и прочее должны вот-вот найтись, а пока, спрашивает корнет, не зачислят ли его в полк без бумаг, просто глядя на личность? Ведь не от службы он бежит; напротив – на службу рвется.

Полковник видит: юноша хороший, храбрый, из семьи явно порядочной, ну и зачислил. И тут, как на грех, спустя самое недолгое время, в первом же деле, угодил наш корнетик в плен, и дальнейшая судьба его осталась неизвестна.

– Да уж, действительно грустно, если не сказать ужасно, – вставил я, также угощаясь водкой: смотреть, как пьет Пахаренков, и не попытаться стать хотя бы бледным его подражателем оказалось выше моих нравственных сил.

– А я что говорю! – подхватил мой штабс-капитан. – Представляете? Он, говорят, даже выстрелить ни разу не успел: оглушили дубиной, колючий аркан на шею и утащили…