Евгений Елизаров - Культура, Истоки вражды

• Название: Культура, Истоки вражды
• Автор: Евгений Елизаров
• Жанр: Философия

---

Широта всего спектра доступных индивиду материальных результатов человеческой деятельности ныне определяет полноту содержания его жизни. Поэтому в определенной степени справедливо положение о том, что чем шире доступный человеку искусственно созданный им мир вещей, тем богаче и многогранней его собственная жизнь; и до каких-то пределов сохраняется прямо пропорциональная зависимость между развитием и совершенствованием вещного мира и развитием самого человека.

Но в то же время чем более развитым и универсальным становится этот мир вещей, тем в большей мере все мы оказываемся зависимыми от него. Без него теперь уже оказывается невозможным не только осуществление чисто метаболических процессов, но и того более сложного обмена, в результате которого каждый из нас становится носителем всех этнических и социально культурных ценностей. Поэтому любые потрясения, способные повлечь за собой деформацию привычного способа функционирования вещного мира, встающего между человеком, окружающей его природой и другими людьми (как, впрочем, и созидаемым ими миром культуры), ставят под угрозу существование всего нашего общества. Отдельно взятый индивид оказывается принципиально нежизнеспособным вне созданной им искусственной предметной действительности.

Таким образом, чисто количественное развитие вещного мира по самой своей сути глубоко противоречиво: до некоторых пор способствуя определенному развитию человека, оно в то же время может служить и причиной того, что как самостоятельная сущность он теряет способность к существованию. Поэтому, переступая какие-то количественные пределы, неуправляемая "гонка потребления" в состоянии стать и глубоко враждебной самой человеческой природе.

Человек, по словам К. Маркса, становится простым придатком машины главным образом потому, что последняя начинает выполнять то, что ранее было доступно только его руке. Но дело не только в том, что из суверенного субъекта труда, каким был средневековый ремесленник, он превращается в простого оператора, зачастую даже не знающего существа тех технологических процессов, которые выполняются обслуживаемой им машиной. Человек оказывается вынужденным развивать какие-то специфические, ранее вообще не свойственные ему, способности "в угоду" машине: формирование особенностей анатомического развития, мускулатуры, способности свободно ориентироваться в искусственных знаковых системах, то есть умение различать какие-то специфические раздражители и (в соответствии с определенными, диктуемыми условиями производства, нормативами) адекватно реагировать на них и так далее - все это в известной мере становится подчиненным ее собственным физическим параметрам.

Простой пример может пояснить существо сказанного. Советские танки (особенно новых конструкций) по своим техническим характеристикам были значительно лучше немецких. К тому же их было во много раз больше. Но рядовой тракторист, пересев за рычаги танка, не становится от этого танкистом. Несмотря на сходство управления, требуются месяцы и месяцы напряженных учений и тренировок для овладения военной техникой. Лето 1941 года со всей убедительностью показало, что ни количественного, ни даже качественного превосходства техники недостаточно для победы. (Впрочем, и классный танкист не сразу становится пахарем, пересаживаясь на трактор.) Профессиональный водитель, большую часть своей жизни проведший "за баранкой" пассажирского автобуса на улицах многомиллионного города, словом, человек, постигший, как кажется все тонкости шоферской профессии, далеко не сразу впишется в ритмику работу тяжелогрузного самосвала, перевозящего породу из карьера в отвал по замкнутым технологическим трассам, куда запрещается въезжать любым другим видам транспорта. Иными словами, по дорогам, об интенсивности движения на которых не может и мечтать никакой водитель автобуса.

Но подчинение заходит гораздо глубже. Известно, что в расчет конструкции серийно выпускаемых машин принимаются - в лучшем случае - лишь какие-то усредненные антропометрические данные, и теперь уже именно этим стандартным антропометрическим им характеристикам должно подчиняться развитие самого работника. Поэтому с становлением всеобщего машинного производства сама природа человека начинает подвергаться определенной деформации.

Но и эта деформация не ограничивается сферой одного только общественного производства, одним только взаимодействием работника с машиной. Массовое производство потребительных стоимостей, в свою очередь, накладывает свою печать на формирование человека и многих (если не большинства) его способностей. Машина не в состоянии учесть индивидуальные особенности каждого отдельного члена общества, поэтому и весь создаваемый с ее помощью искусственный вещный мир, призванный опосредовать как метаболизм индивида, так и те обменные процессы, которые делают его носителем всех общественно значимых ценностей, подчиняется каким-то жестким стандартам. А все эти стандарты способны учитывать лишь усредненные характеристики человека. В результате "типовые" биохимические, антропометрические, эстетические, наконец, социально-знаковые (т.е. призванные демонстрировать принадлежность индивида к тому или иному социальному слою) характеристики всех вещей, обусловливающих формирование каждой личности, становятся неодолимым препятствием на пути всестороннего и гармонического ее развития. Поточное машинное производство в конечном счете оборачивается поточным производством и воспроизводством "типового" стандартизованного работника. Массовому же производству стандартизованного работника отвечает и поставленное на такой же технологический поток массовое производство стандартизованной "попкультуры".

Во всем этом нет решительно никакого преувеличения. В самом деле. Совершенно разнообразные, как по форме, так и по своему функциональному назначению вещи окружают нас уже с самого рождения, и буквально с первых дней нашей жизни они начинают диктовать нам какой-то свой способ нашего бытия среди них. Понятно, что последняя тайна этого скрытого диктата кроется вовсе не в природе самих вещей, но в том, что воплощается ими. Ведь производимые нами вещи веками аккумулировали и запечатлевали в себе образ жизни всего этноса, поэтому любые ограничения, накладываемые ими на нас, в конечном счете производны именно от него.

Но как бы то ни было, воздействие социума на каждого индивида проявляется в первую очередь через вещи, именно с их помощью он формирует каждого из нас по какой-то своей мерке. Вне искусственно создаваемого человеком предметного мира воздействие общества на индивида, как кажется, вообще невозможно, или во всяком случае весьма затруднено.

Уже способ пеленания младенца, о котором спорили, наверное, и мои родители, и в то время, когда я сам осваивал азы отцовства, спорят, вероятно, и по сию пору, способен заложить основы всей будущей пластики человека. Но вот мы видим, что пластика тела неразрывно связана со всей духовной его деятельностью, поэтому на поверку оказывается, что выбор между свободным или жестким пеленанием представляет собой отнюдь не только академический интерес. Очевидно, что уже покрой одежд, принятый в любой этно-культурной среде, способен определить не только темп, ритмику, амплитуду физически доступных человеку движений, но и весь спектр допустимых (кстати, не одной только общественной моралью) траекторий движения его исполнительных органов и принимаемых поз. Согласимся: глубокое декольте вполне гармонирует с глубоким реверансом, но решительно исключает глубокий поклон; кринолин едва ли совместим с канканом, точно так же, как и "фирменная" поступь кордебалета "Березки" плохо сопрягается с миниюбкой или брючным костюмом; вонзаемый

...в сердце

острый французский каблук

еще уместен в чарльстоне, но требуется незаурядная спортивная подготовка и годы специальных тренировок, чтобы совместить его с рок-н-роллом. Все это лежит на поверхности и буквально бросается в глаза, но под этой яркой поверхностью скрывается то, что составляет едва ли не самую сердцевину любой этнической культуры. Поэтому в том неприятии отступлений от складывающихся в каждом социуме канонов, сквозит отнюдь не фарисейство, но, как правило, какое-то глубинное, если угодно, подкожное охранительное неприятие чуждого и враждебного рисунка движений, искажающего все базисные для него ритмы коллективной психики.

Фарисейство сквозит, скорее, в осуждении подобного неприятия...

Выше, где речь шла о кантовском априоризме, уже приводилось сравнение с литейным производством. Во всем том, что касается нашего взаимодействия с окружающим миром искусственно созданных вещей, это сравнение оказывается еще более уместным: ведь и анатомическая и генетическая предрасположенность человека к какому-то абстрактно возможному спектру движений может быть прямо уподоблена горячему расплаву, которому еще только предстоит застыть в той литейной форме, которая образуется окружающим нас миром вещей.