АБ МИШЕ - У чёрного моря

• Название: У чёрного моря
• Автор: АБ МИШЕ
• Издательство: ЛИРА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 965-7088-22-4

«У чёрного моря» - полудокумент-полувыдумка. В этой книге одесские евреи – вся община и отдельная семья, их судьба и война, расцвет и увядание, страх, смех, горечь и надежда…

  Книга родилась из желания воздать должное тем, кто выручал евреев в смертельную для них пору оккупации. За годы работы тема расширилась, повествование растеклось от необходимости вглядеться в лик Одессы и лица одесситов. Книжка стала пухлой. А главной целью её остаётся первоначальное: помянуть благодарно всех, спасавших или помогших спасению, чьи имена всплыли, когда ворошил я свидетельства тех дней.

  Всем им, и увенчанным, и обойдённым официальным признанием, кому ни дерева именного, ни медали, ни льготы мало-мальской – им эта вот книжка негромкая, памятник самодельный,

каждому, чьё имя мы не удосужились расслышать в глухоте прошедших десятилетий, и каждому, кто на этих страницах назван.

---

“Акт 172

г. Одесса 20/X-44 г.

Мы нижеподписавшиеся члены Районной комиссии... составили настоящий акт в том, что... гр. Рабинович Елена Яковлевна и Рабинович Мария Яковлевна с 24 октября 1941 г. начали приследоваться румыно-немецкими оккупантами за их еврейское происхожд[ение]. За время произведенных обысков в их квартире всё имущество и ценности были отобраны в виде откупа, после чего они были всё же забраны в полицию, где их часто избивали прикладами и нагайками. После всех пережитых избиений и издевательств, несмотря на то, что ими была дана взятка, они всё же были угнаны в гетто. Гр. Рабинович Мария Яковлевна и Рабинович Елена Яковлевна вследствие всего пережитого по дороге в гетто приняли стрихнин. Гр. Мария Яковлевна скончалась, гр. Елена Яковлевна Рабинович была отправлена в больницу... в лагерь-гетто, где подвергалась дальнейшим издевательствам..”.

“В районную чрезвычайную комиссию содействия расследованию совершённых злодеяний румыно-немецкими оккупантами...

От жильцов дома № 103 по ул. К. Маркса

Заявление

В пириод эвакуации г-на Хазанова... в квартире оставалась его семья состоящая из отца, матери и старой полуслепой бабушки.

С приходом в Одессу румын... был в первый же день уведен в тюрьму отец - г-н Гласс Шая Ицкович и судьба его не известна. Спустя два дня в тюрьму для передачи еды отправилась жена г-на Гласс Анна Михилевна и была убита против Чумной горы. Оставшаяся в квартире дряхлая старушка была спустя несколько дней выгнана полицейскими из квартиры. Оставшись в последствии на улице бедная старушка поплелась в сад где и замёрзла. Имущество, принадлежащее семье Хазанова, Гласс, родных и братьев жены, которые были в это время на фронте, всё разграблено.

(подпись дворника)”

Петро лично извлёк старуху Розину из квартиры, однако сдавать в гетто или на сборный пункт рук марать не стал, как-никак сколько годов знакомы, зла от её особого не помнилось, так он старую за пару кварталов отвёл, да и оставил на волю Божью, наказал только до дому ни-ни не ворочаться, сиди, бабка, може, хто пожалие, пособит... А на доме, возле ворот, как положено, поставил крест, мол нема тут жидив, чисто...

Из Листов:

“Жебицкая Анна, 72 года, перед отправкой в гетто зимой 1942 года была посажена в корыто с ледяной водой, заморожена, погибла под выкрики дворника: “Иди догоняй Сталина”.

Из послевоенныхзаявлений в одесские “Комиссии по расследованию злодеяний оккупантов”:

“На Куликовом Поле в трамвайной будке лежала старуха еврейка, погибая от холода и голода. Однажды я пыталась подать ей кусок хлеба, но меня прогнал румынский солдат.

Старуха лежала несколько дней и умерла...” (заявление Макарюк Александры Афанасьевны, ул. Свердлова, дом 91).

“Я дворник д. 59 по ул. Леккерта Скрипченко заявляю о том, что 10/1/1942 румынами солдатами и офицерами были угнаны в гетто из д. 59... [перечисляются фамилии семей].О судьбе угнанных мне неизвестно”.

Так же и Петро, когда свои вернулись, написал о старухе Розиной “судьба неизвестна”, а что слукавил, так кто ж без греха: в тех дворницких справках, всех как есть, о своих грабителях и своём участии - ни шепотка, всё на румын свалено, кое-кто из дворников даже к показаниям-заявлениям жалостливо добавлял “прошу наказать румынско-немецких извергов”. Петро тоже приписал просьбу наказать оккупантов - а шо? кашу маслом не споганишь...

С тем и сталжить-поживать в бывшей шимековой квартире да с оставшимся от жидов добром, с мебелью, со столом старорежимным, справным, крепким як отой дуб. Или не заслужил? Вон сколько годов выкладывался...

Он, в сущности не злой был, Петро, жалостливый даже. Старуха Розина, когда он её с хаты попёр, последним словом за Ваську плакала, мол, жалко животную, Брауншвейгские перед эвакуацией просили присмотреть, она обещала... Петро и тут не злодеем выказался: нет, шоб прыбить зверюку, тем более, злючая, до рук не йде, не мурчить, тольки шипить, як ота зараза, а Петро по-доброму: не прыбив, просто погнав геть.

И подалась Васька во двор, к мусорке, местным кошкам на горе, они шипели, горбились, гоняли приблудную, да не на ту напали: одной ухо разодрала, с другого кота вышерстила клочья до лишайного вида, ей самой морду, было дело, распахали - зиму билась за место сытное, а там и весна, март, коты завыли, Васька в цену вошла, главный помоечник, рыжий, поджарый, хвостом метёт, рожа много битая, глаз единственный горит - тот ещё бандюга, тигра на всю улицу, он и обрюхатил Ваську, как бы приписал к помойке, стала своей, прижилась, выжила...

Кто опишет судьбы кошек, собак, птичек, брошенных под рыдания неутешных детей или одиноких горемык, теряющих единственного наперсника, - бездомных бесхозных животин, одичавших, взбесившихся от военных страхов, от бомб и стрельбы, грома и пожаров, ставших пищей голодающему человеку, шапкой мёрзнущему живодёру, мишенью веселящемуся солдату...

Утешься, однако, зверьё: людям - горше.

Н. Красносельская: “На Слободку шли колонной по мостовой. По тротуарам густой довольно цепью охраняли румыны и полицаи. Подгоняли, били прикладом... население на улицах было, хлеб, помню, протягивали, пихали воду - с бидончиком стояла женщина...

Меня всё время одно мучило. Меня ведь из Москвы сюда отправили только на лето, тёплых вещей не дали. И теперь бабушка меня одела в одежду моей тётки - беличья шубка, фетровые боты, галоши, рейтузы - вещи на меня были велики. На ноги, чтобы ботики не спадали, надели несколько пар носков. Никто не догадался рейтузы ушить. У меня на ходу одна задача была: подтянуть падающие рейтузы.

Беличью шубку с меня сняли, не доходя до Слободки. Румыны снимали. И свои... Дождь был, непогода. Кто-то из толпы дал мне что-то вроде телогрейки.

Привели на Слободке в здание типа школы. На первом этаже в комнату вроде класса, метров двадцать квадратных, набили нас так густо, что не могли сесть. Потом часть людей вывели, и мы легли”.

19. СЛОБОДКА

Школа. Школьный бал...

Древнееврейского мудреца Хилеля спросил язычник, желавший мигом освоить иудаизм: “В чём суть вашего учения?”. Хилель ответил: “Что тебе неприятно, не делай того ближнему - вот сущность Торы; остальное - примечания”. Тут евреи и их благожелатели аплодируют. Но фраза Хилеля оборвана. Он добавил два крохотных слова: “Иди учи”. Учи, значит, Тору - священную Книгу евреев.

Евреи, говорят, - “народ Книги”. Учиться - их живительный обычай: образованность веками спасала евреев. Издавна учёный еврейский жених успешно противостоял богатому.

Ученье - свет, как того не понимать одесским живчикам? В 1826 году, одолев косность в общине, они открыли первую в России общеобразовательную еврейскую школу. Сперва 63 ученика, на следующий год 250, а за 26 лет, пока школу не закрыли, - две с половиной тысячи. Стараниями директора школы, галицийского еврея Бецалеля (Базилиуса, Василия) Штерна в школе, помимо традиционных Торы и иврита, учили по немецкому образцу математику, географию, историю, европейские языки, бухгалтерское дело. Выпускники преуспевали, становясь финансистами, коммерсантами, учителями, фармацевтами, врачами... Родители, сообразив пользу, щедро поддерживали школу: её учителя зарабатывали больше, чем преподаватели самого престижного в Одессе Ришельевского лицея.

Школе покровительствовал генерал-губернатор М.С. Воронцов, сам император Николай І в 1837 г., посетив её, одобрил высочайше. Но интриг тоже хватало. В 1852 г. противники школы добились её преобразования в обычное казённое училище с примитивным уровнем преподавания. Штерн ушёл в отставку и спустя год умер.

Однако жизнь брала своё. К концу девятнадцатого века нееврейские гимназии и университет Одессы примерно на одну треть заполняли евреи. В 1887 г. правительство ограничило число еврейских учеников в государственных учебных заведениях 10 процентами. Одессе разрешили больше, до 15 процентов. Но местным евреям мало: они тут же создали собственные светские гимназии и училища и отправили в них три тысячи детей. Там, где не действовала процентная норма, в художественном и музыкальном училищах евреев было 60 процентов - 585 человек. Стоило университетам в 1905 г. ненадолго отменить процентную норму, как в Одессе тут же подскочило число еврейских студентов.

Страсть учиться. В 1881 г. после погрома генерал-губернатор Одессы А. Дондуков-Корсаков с горечью докладывал министру внутренних дел: “Евреи... успевают наполнять собою учебные заведения... к ущербу для распространения образования в среде христианского населения. ... Приобретая вместе с образованием и более утончённые средства и орудия эксплуатации... эта космополитическая народность... представит серьёзную опасность не только для экономической судьбы края, но и для его гражданского и политического развития и даже для сохранения нравственного облика господствующего племени”.