Толстова Татьяна - Песнь молчаливых камней.

• Название: Песнь молчаливых камней.
• Автор: Толстова Татьяна
• Жанр: Фэнтези

У радуги семь цветов, у Предела девять граней. И если тебе досталась Коричневая грань, то сожми в руках сильнее Меч Перемен Безнадежности. Дух, Меч, Дракон - Триединый Владыка Коричневого Предела - вот твое будущее. Но, идя этой дорогой, постарайся не стать Зверем. Открой свое сердце, распахни душу и ты услышишь песнь молчаливых камней. Поднимаясь все выше и выше по лестнице власти, помни о тех, кто остался ждать тебя внизу. Когда-нибудь ступеньки закончатся, и придется спускаться вниз. И пусть твоим девизом станут знакомые слова: "Перемен! Требуют наши сердца!"

---

Толстова Татьяна Песнь молчаливых камней.

Цикл "Девятимечье. Коричневый Меч"

Пролог

Вот уже тысячу лет я томлюсь в этом проклятом мире… Как и остальные мои восемь братьев, терпеливо жду рождения Хранителя. Тысячу лет! А Дух все никак не может найти нужного человека, все боится снова ошибиться, как ошибся в прошлый раз. Но откуда мы с ним могли знать, что приход нового Коричневого Лорда принесет столько бед на Арлил? Ведь все так хорошо начиналось… Однако стремление к власти и жадность сделали свое гнусное дело, и мой Хранитель превратился в Зверя.

Что бы я ни говорил, он не слушал моих доводов, продолжая использовать свою силу во зло. А я ничего не мог с этим поделать, власть, которую он получил надо мной, сковала, словно стальные путы, вынуждая подчиняться.

Дух, только не ошибись в этот раз, прошу тебя! Лучше я проведу в вонючих подземельях еще тысячу лет, чем снова заплачет Арлил кровавыми слезами. Сделай правильный выбор!

Несчастные жители Арлила, простите ли вы когда-нибудь мою оплошность? Я не мог знать, что добрый и отзывчивый поначалу юноша так поступит с Драконом… Откуда…

Тысячу лет я жду рождения нового Хранителя, и все это время меня терзают воспоминания об ужасах, сотворенных прежним Коричневым Лордом. Кровавым смерчем прошелся Хранитель по планете, отбирая жизни у невинных.

Что это за звуки, Дух? Неужели?.. Да! Я узнал бы этот звук из тысяч других - плач новорожденного. Добро пожаловать в этот мир, Хранитель! Зная, что тебя ждет, я тебе не завидую. Но я буду ждать тебя, ждать твоего взросления. Это совсем недолго. Ждал ведь тысячу лет, и еще немного подожду. Удачи тебе, малыш…

Коричневый Меч Перемен Безнадежностей.

Земля, 1985 год.

"Когда не знаешь, что именно ты делаешь, делай это тщательней".

Из законов Мерфи

Глава 1

Зажигалка сработала только на третий раз. Кончик сигареты красным светлячком запрыгал в темноте. Я затянулась и с шумом выдохнула. На лбу выступила испарина, по спине побежали капельки холодного пота. Рука заметно тряслась, вычерчивая в темноте огоньком сигареты замысловатые фигуры. Сидя на широком подоконнике и глядя на ночной город, я вспоминала сон, из-за которого проснулась. Жуткий сон…

Его отрывки так и стоят перед глазами. Состояние после кошмарного сна жуткое, тревожное, словно и не приснилось все, а произошло на самом деле. Я вижу его не в первый раз, этот сон преследует меня уже второй год.

Всякий раз он начинается по-новому, но заканчивается одинаково. В темном подвале, при тусклом свете факелов избивают молодого мужчину, привязанного за руки к перекладине. Под градом ударов, наносимых железными палками, его тело превращается в окровавленный кусок мяса с переломанными костями. Из разбитых губ вылетает стон, от которого у меня сжимается все внутри. Но хуже всего, что дикая боль рвет и мое тело. Сходя с ума от невыносимых страданий, я перестаю понимать, кто из нас двоих кричит, чье тело увечат. Острые вспышки боли туманят наши рассудки, но стоящие рядом маги не позволяют сознанию отключиться, не дают возможность окунуться в спасительное забытье.

И я, и этот несчастный, мечтаем только об одном - скорее бы все закончилось и нам дали спокойно умереть. Пронизывающая, жгучая боль, резкий запах паленого мяса - и мышцы сводит в агонии. Хриплый стон вырывается из растерзанного горла.

Его? Или все же моего? В этом кошмаре сложно разобрать, где, чьи эмоции. Скорее бы убили, сил больше нет терпеть пытки…

Вот чьи-то безжалостные руки рывком наклоняют вперед голову несчастного, и тупая шершавая сталь входит в тело, разрывая плоть и ломая позвонки. Боль огненной стрелой проходит вдоль позвоночника… моего…

От такого сна не то, что проснешься в холодном поту, вскочишь с кровати с диким криком. Теперь точно не могу уснуть, потому что знаю, чем заканчивается ночной кошмар. Придется терпеливо ждать, когда боль полностью исчезнет. Пробовала заглушать ее таблетками, но никакого эффекта. До тех пор, пока боль в теле сама по себе не пройдет, даже не стоит пытаться что-либо предпринимать. Буду сидеть на подоконнике, и смотреть, как просыпается город.

Вы когда-нибудь это видели? Светает. Темные дома с черными глазницами окон, сливающиеся с гранями ночи, становятся слегка размытыми, серыми. То тут, то там загораются огни. Улицы постепенно оживают, просыпаются. Солнце медленно поднимается из-за горизонта, заливая светом пространство. Я люблю наблюдать за этим превращением, оно дарит неосознанную надежду на новую жизнь.

Чужая боль тысячами игл-воспоминаний пробежалась по позвоночнику. Что эти сволочи творят с тем несчастным парнем, а? Рука невольно сжалась в кулак.

В коридоре послышались мелкие, шаркающие шаги. Приглушенное покашливание, переходящее в гортанные хрипы, раздалось возле моей двери. Звуки, напоминающие гудок паровоза, заставили вздрогнуть - это моя соседка по квартире сморкается в край засаленного халата.

- Фу… Опять эта детдомовская наркоманка дымит. Весь дом провоняла, гнида, - прошипела за дверью баба Нюша.

Детдомовка… Как жутко звучит это слово в шесть лет. Детдомовка… Как больно хлещет оно в двенадцать. Детдомовка… Как рвет сердце в восемнадцать. Да, я детдомовка! И говорю это гордо в двадцать два. Я прошла через все круги ада и выстояла. Самостоятельно! Одна! Без чьей-либо помощи. Эта обшарпанная комнатушка в коммуналке - все, что смогло дать мне государство, об остальном я позаботилась сама. Не сломалась и выстояла. Теперь вот живу в маленькой двухкомнатной квартире хрущевской пятиэтажки на пару со старой и вечно всем недовольной бабой Нюшей. Ее собственные дети редко тут появляются, потому что не имеют ни малейшего желания общаться с матерью. А если и забегают на пять минут, то с одной целью - узнать, померла старушка, или еще коптит небо. За комнатой охотятся.

Только долго им ждать придется - бабка помирать не собирается, она за жизнь двумя руками держится.

А дефицит общения баба Нюша пополняет мной. Каждый день устраивает склоки, все время ворчит и угрожает милицией. Старухе за семьдесят, но фантазия у нее неуемная и богатая. Даже не знаю, чего ждать от нее в любой момент. Одного не пойму - откуда берутся люди, которых хлебом не корми, только дай причинить боль другому? Удовольствие получают? Или это по принципу - сделал гадость, на сердце радость?

Зачем, ну зачем ты, баба Нюша, постоянно режешь по живому, без устали напоминая мне, кто я такая? Да, меня воспитало государство, а не родители, но разве это так важно? Ведь я единственная из группы номер пять, кто смог поступить в институт, пусть и на вечернее отделение, но поступить! Одна из немногих, кто не опустился, не превратился в шваль, не потерял человеческое достоинство. Да, детдомовская, но цену себе знаю!

- Отвали, - я чуть слышно вздохнула.

Шарканье старушечьих ног стихло - значит, притаилась, как партизан, возле моей двери.

- Нинка, гарпия, всю квартиру прокурила, прошмандовка!

Я представила, как бабка трясет кулаком в мою сторону. Пусть грозит, жалко что ли… Лишь бы опять на двери пакость рисовать не стала, гробы там всякие, кресты.

Тяжело потом все это дело отмывать, да и неприятно до жути. Откуда у бабки такая краска? Воняет мерзко и въедается так, что не отдерешь. С довоенных лет хранит, что ли? А дверь моя и мне ее жалко. Но даже выходки соседки, мелочи по сравнению с тем, что творилось у нас в приюте.

После того, как меня вместе с остальными одногруппниками торжественно и с почестями выставили из детского дома, - ибо совершеннолетние, нечего лопать казенные харчи, - я пребывала в состоянии эйфории. Свобода! Теперь я принадлежала самой себе, а не стае малолеток. Детские банды - самые беспощадные, самые жестокие. Принцип выживания у стаи один - нападать всем скопом, как это делаю шакалы, и рвать на части без сострадания. И никто из взрослых не заступится, ни у кого не появляется желание влезть. Кому нужны брошенные щенки?

Вот и приходилось молча переносить все унижения. В детских бандах жестоки все: и ребята, и девчонки.

У меня была подруга… Была… Чем Олеся не приглянулась Люське, мне до сих пор непонятно. Впрочем, теперь это уже неважно. Леси нет, и я никогда больше не услышу ее звонкий смех. Люська, будучи старше нас на два года, считалась в детском доме "центровой", то есть главной. Любимым ее занятием было издеваться над теми, кто не мог постоять за себя, дать сдачи. Мою подругу она откровенно ненавидела и старалась при любой возможности причинить ей боль.

До выпускного Олеся не дожила - повесилась в туалете, не выдержав издевательств.

Я ревела месяц, не меньше. В душе бушевал ураган ненависти и желания разорвать Люську руками, зубами. Унизить ее точно так же, причинить боль в сто раз сильнее.