Александр Житинский - Старичок с Большой Пушкарской

• Название: Старичок с Большой Пушкарской
• Автор: Александр Житинский
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-93682-307-5

Фантастические истории, включённые в эту книгу, в большинстве своём были написаны автором в 80-е годы и публиковались в известном ленинградском журнале «Искорка».

Читателям этих повестей было тогда по десять-двенадцать лет, и теперь уже у них есть дети примерно того же возраста, которым и предназначено новое издание этих смешных, весёлых и грустных историй, где действуют пришельцы с других планет, с интересом и волнением наблюдающие за нашей жизнью.

---

Александр Житинский Старичок с Большой Пушкарской

Посвящаю моей средней и любимой дочери Саше

ПРОЛОГ

– Запомни! – сказал Билинда. – Твоя мысль – это единственное, что останется от тебя в межзвездном пространстве. Не теряй мысли, Альшоль! Не отвлекайся на пустяки, иначе твое движение замедлится. Не возвращайся мыслями к прошлому, иначе полетишь назад. Думай о будущем, и тогда ты достигнешь Земли в кратчайший срок… И все же я не понимаю, зачем ты возвращаешься на Землю, – вздохнул Билинда. – Ты ведь знаешь, что ждет тебя там?

– Знаю, – сказал Альшоль. – Но это не кажется мне самым страшным.

– А что же кажется тебе самым страшным? – удивился Билинда.

– Одиночество.

– Обидно слышать это от друга, – печально произнес Билинда. – Неужели тебе было одиноко здесь, на Фассии?

– Не сердись, Билинда. Но ведь я – человек, а ты – дождь. Я буду всегда вспоминать и тебя, и Уэлби, и Далибаса. Вы – мои вечные друзья. И все же я хочу к людям, потому что я – человек.

– Ты был человеком, – возразил Билинда. – Это было очень давно. Теперь ты – питомец Фассии, нашей вечной матери, даровавшей всем нам бессмертие. Зачем ты отказываешься от вечности?

– По правде сказать, мне немного надоела вечность, – сказал Альшоль, подставляя своему другу ладони. – Люди не созданы для вечности, она им в тягость.

– Однако ты терпел целых семьсот пятьдесят лет, – заметил дождь.

– Я привыкал к вечности, я старался ее понять. Лет сто я даже любил вечность, – вздохнул Альшоль. – И все же она оказалась не для меня.

– Жаль… – прошелестел Билинда. – С кем я буду теперь разговаривать по утрам? Я стучал тебе в окно первыми каплями и всегда уважал за то, что ты не раскрывал зонтик, выходя на крыльцо. По-моему, у тебя даже нет зонтика?

– Само собой. Некрасиво раскрывать зонтик, когда беседуешь с дождем. Ты был всегда таким теплым, Билинда…

– Вот-вот, – проворчал дождь, стекая по белоснежной бороде Альшоля. – А на Земле ты познакомишься с другими дождями, станешь с ними петь песенки и пробовать на язык их капли.

– Во-первых, дожди на Земле не умеют петь. Разве что без слов, – улыбнулся Альшоль. – А во-вторых, там сейчас неважно с экологией, поэтому пробовать капли дождя опасно. Они могут быть ядовиты.

– Ядовиты?! – ужаснулся Билинда. – И ты летишь туда?! Скажи, а ты сможешь вернуться сюда, если захочешь?

– Нет, – покачал головой Альшоль. – Мысль способна приводить тела в движение только здесь, на Фассии. На Земле мысль не может сдвинуть с места даже песчинку.

– Зачем же они там вообще мыслят, если мысль ничего не может сделать? – удивился Билинда.

– Мысль и там многое может. Но для того, чтобы она осуществилась, нужно постараться. На Земле это называется трудом. А без труда, говорят на Земле, не вытащишь и рыбку из пруда…

– А на Фассии рыбку можно поймать запросто! – засмеялся Билинда, колотя своего друга каплями по плечам. – Только подумал – и она уже в руках!

– Это у кого есть руки… – заметил Альшоль.

– На что ты намекаешь? – обиделся Билинда. – Подумаешь – руки! Может, мне и глаза завести, и бороду, как у тебя? Я – дождь, и горжусь этим! Руки мне ни к чему. И борода тоже…

– Разве я настаиваю, чтобы ты отпустил бороду? – развел руками Альшоль.

– Я бы и бороду отрастил. Лишь бы ты остался, – еле слышно сказал Билинда. – Ну кому я буду по утрам стучать в окно?

– Постучишь Далибасу. А захочешь – тоже прилетишь на Землю, – сказал Альшоль.

– Чтобы стать бессловесным тупым ливнем? Пролиться из тучи и погибнуть? – оскорбился Билинда. – Здесь моя мысль собирает капли в ручейки, ручейки становятся лужами, лужи испаряются и превращаются в облака, а потом появляюсь я, чтобы поговорить с тобой. Ни одна капля еще не пропала! А кто уследит за ними на Земле, если я буду лишен мысли?

– Прилетай вместе с мыслью. Ты будешь первым мыслящим дождем на Земле. Глядишь – и другие научатся!

– Это мысль! – обрадовался Билинда. – Ну, давай прощаться, у меня облако кончается. Подставь мне лицо и бороду, я хочу умыть тебя в последний раз.

Альшоль поднял лицо. Дождь сбегал тонкими струйками по щекам и бороде.

– Прощай, Билинда!

– Прощай, Альшоль!

Облако пролилось все, до капли. В небе над Фассией снова засияли два солнца – одно побольше, красноватого цвета, другое – маленькое, голубоватое. Запели птицы и камни, приветствуя свет. Зашевелились листья деревьев, их мысли о теплом дожде сплелись в прозрачную тонкую сеть.

Альшоль вздохнул всей грудью и прикрыл глаза. Теперь нужно было направить мысль в сторону родной планеты Земля. Альшоль сложил руки на груди и застыл, как изваяние, пытаясь вообразить весь путь в космосе до самой Земли. Потом он коротко и решительно подумал: «Лечу!».

И в тот же миг исчез с планеты Фассия.

Глава 1

Участковый инспектор милиции старший лейтенант Тофик Мулдугалиев придвинул к себе рапорт постового Бучкина и углубился в чтение.

В рапорте, написанном с большим числом орфографических ошибок, сообщалось, что постовой Бучкин обнаружил появление в микрорайоне нового лица «без определенного места жительства и занятий» (БОМЖиЗ).

Лицо это, старик «на вид около восьмидесяти лет», как было написано в рапорте, впервые попал в поле зрения постового неделю назад на Большой Пушкарской. Он обратил на себя внимание тем, что был одет в непонятную хламиду зеленого цвета, а также попыткой разговаривать с кустом сирени в скверике на углу Пушкарской и улицы Олега Кошевого. Постовой, подкравшись сзади, подслушал часть разговора, но внятно изложить его суть в рапорте не сумел. Вроде бы старик уговаривал куст сирени не стесняться и снять со своих уст какой-то запрет. В рапорте так и было написано: «снять запрет с уст». Увидев постового, старик поклонился ему и сказал: «Здравствуй, друг! Давно не виделись», – на что постовой, естественно, потребовал документы.

Никаких документов у старика не оказалось, поэтому постовому пришлось расспросить седобородого незнакомца – кто он и откуда взялся.

Выяснилось, что зовут его Альшоль. Фамилия это или имя, старик ответить затруднился. Альшоль – и всё тут! На вопрос о возрасте Альшоль дал ответ совершенно бредовый. Он заявил, что ему семьсот пятьдесят один год. Где родился – помнит смутно, говорит, что где-то на Севере; когда же постовой спросил, откуда он приехал в Ленинград, Альшоль ответил коротко: «Издалека».

Тут бы его и арестовать и отправить в спецприемник, но постовой Бучкин почему-то этого не сделал. Отпустил старика. Впрочем, тот никуда не делся, продолжал околачиваться в скверике, вступал в беседы с гуляющими там мамашами и их малолетними детьми, кормил воробьев гречневой кашей, которую неизвестно где раздобыл, а на ночлег устроился в телефонной будке, что на Большой Пушкарской неподалеку от кинотеатра «Молния», прямо напротив гриль-бара.

Спал он там сидя, привалившись к стенке и положив свою длинную бороду на колени.

Через пару дней старика уже хорошо знали окрестные жители, дали ему прозвище «зеленый попик» за его странную хламиду, напоминавшую поповскую рясу, и стали выносить ему из домов еду. Причем Бучкин заметил, что Альшоль ел очень мало – и только рассыпчатые каши: рисовую, гречневую, пшенную. Остатки скармливал птицам. Когда выносили суп или котлету, Альшоль угощал кошек и собак.

Спал он по-прежнему в телефонной будке. Сон его был очень чуток, так что если кому-нибудь требовалось позвонить даже поздно вечером, Альшоль немедленно просыпался, гостеприимно распахивал дверь и приглашал в телефонную будку: «Милости прошу!» или: «Добро пожаловать!».

На четвертый день, как докладывал постовой, старик разжился шваброй и ведром воды, взятыми в соседнем доме, и вымыл свою телефонную будку до блеска. Видимо, этого ему показалось мало, и он выкрасил таксофон в желтый цвет, одолжив кисть и краску у тех же обитателей соседнего дома.

Но на этом подвиги неугомонного старичка не закончились. Уже на следующий день он, как явствовало из рапорта, выпросил в ближайшем отделении связи горсть двухкопеечных монет под расписку и, обосновавшись рядом со своею будкой под старым зонтиком, разменивал желающим позвонить по телефону серебряные монеты на двушки. Серебряные деньги аккуратно сдавал наутро в отделение связи.

Участковый дочитал рапорт, отложил его в сторону и ознакомился с другими бумагами. Среди них было донесение ночной патрульной службы о странном скоплении людей ночью на детской площадке, что на углу улицы Ленина и Большой Пушкарской. Толпа человек в десять, сгрудившись на площадке, увлеченно занималась каким-то делом, но при появлении патрульной машины бросилась врассыпную. Неизвестные разбежались по подворотням, никого задержать не удалось. Осмотр площадки показал, что толпа, по всей вероятности, занималась вырезыванием из толстого бревна деревянной скульптуры. Вокруг неоконченной работы валялись свежие стружки и был найден остро заточенный нож.