Ариадна Громова - Поединок с собой

• Название: Поединок с собой
• Автор: Ариадна Громова
• Издательство: Государственное издательство Детской литературы Министерства просвещения РСФСР
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1963

Один из классических романов отечественной фантастики 60-х годов.

---

– Конечно, ведь вы часто шутите, я уже привык. Но вас надо лечить. Я бы хотел осмотреть вас…

Альбер вытаращил глаза.

Профессор Лоран пояснил:

– Мишель изучал медицину. Это нужно для Поля, да и для других. Терапевт он хороший и в диагностике сильнее, чем я… Конечно, Мишель, мне интересно, что ты скажешь. Ведь ты знаешь, врача пригласить нельзя.

Мишель принес стетоскоп и очень долго и внимательно выслушивал и выстукивал профессора Лорана. Тот покорно поворачивался, садился, ложился, отвечал на вопросы, все время усмехаясь, не то иронически, не то смущенно. Наконец Мишель измерил кровяное давление, убрал аппарат и сел у постели:

– Кое-что в вашем организме напоминает Поля, – сказал он, – хотя вы, в сущности, совсем другой, чем Поль…

– Для начала неплохо! – снова усмехнулся профессор Лоран.

– Но я думаю, что мнимое сходство объясняется одной общей причиной: перегрузкой. Для Поля это – усиленный, неестественно быстрый рост, для вас

– чрезмерная работа и постоянное нервное напряжение. Я давно замечал, что ваша нервная система работает с перебоями, нечетко, капризно. Очевидно, такой темп для вас непосилен. Ведь вы все-таки человек… Ну, я хочу сказать, что у вас более ограниченные лимиты энергии, чем у меня, вы часто устаете. Сиаль-5 – не выход.

– Да, конечно, я все-таки человек, – не улыбаясь, произнес профессор Лоран. – Так что же произошло в моем организме в результате длительной перегрузки?

Альбер беспокойно задвигался. Если у профессора какое-то тяжелое органическое заболевание, этот проклятый Мишель так и ляпнет ему в глаза. Он хотел вмешаться, но Мишель бесстрастно проговорил:

– Крайнее истощение нервной системы. Дистрофия сердечной мышцы. Гипотония. Вы нуждаетесь в длительном отдыхе, в перемене обстановки и укрепляющем лечении. Но не в искусственном тонизировании. Прием Сиаля-5 надо немедленно прекратить.

Профессор Лоран долго молчал.

– Я думаю, ты не ошибся, – сказал он наконец. – Ты ведь не умеешь ошибаться. Но подумай как следует, что можно сделать реально. Ведь ты сам понимаешь, что я не могу сейчас бросить лабораторию и уехать куда-то надолго.

– Вы можете, – прервал его Мишель, – если ваши помощники согласятся на это время остаться здесь.

Профессор Лоран уставился на него.

– Вы слыхали, Дюкло? – спросил он, проводя рукой по влажному лбу.

– Видите ли, профессор, Мишель прав, – нерешительно сказал Альбер. – Мы могли бы на время вашего отсутствия… ну, так сказать, законсервировать лабораторию. Не проводить ни на ком никаких экспериментов со стимуляторами, гормонами, электродами и так далее. Просто жить, читать, проводить опыты в пробирках и термостатах в том направлении, в каком вы нам укажете… Лечить Поля… Нет, правда, ведь лучше будет, если вы вернетесь со свежими силами…

Профессор Лоран выслушал все это, глядя в одну точку перед собой.

– Нет, – сказал он потом. – Нет. У меня это попросту не выйдет. Мишель, сообрази, что можно сделать, если я останусь тут, в лаборатории.

У Мишеля был недовольный вид.

– Мало что можно сделать. Длительный сон. Правильный режим. По меньшей мере три-четыре часа сидеть на свежем воздухе, в саду. Усиленное питание, особая диета; витамины, гормоны, первое время – камфара. Повторяю: абсолютно отказаться от Сиаля-5. Вам больше неоткуда занимать сил, все ваши резервы исчерпаны.

– Хорошо. Разработай принципы диеты, дозировку лекарств и расписание дня. Постараюсь выполнять все твои предписания.

– Мне все же непонятно, почему вы хотите остаться в лаборатории? – спросил Мишель.

– Скоро скажу. У меня есть свой план.

За обедом Альбер рассказал об этом разговоре Роже. Тот выслушал и глубокомысленно хмыкнул.

– А ведь знаешь, – сказал он, подумав, – твой профессор, пожалуй, боится этого своего молодчика! Мишеля, понимаешь? Этот парень очень высокого о себе мнения. И не будь я Роже Леруа, если он не считает себя умнее профессора.

Альбер твердо помнил, что он не сообщал ни Роже, ни Раймону своего мнения о честолюбии Мишеля.

– Почему ты так думаешь? – спросил он.

Но Роже не любил объяснений.

– Да чего там, это же в глаза лезет, – буркнул он. – Оставь на такого типа лабораторию, он тут все на свой лад переиначит. Вернется твой профессор – ни лаборатории, ни жены.

– Ну, ты уж скажешь, Роже!

– А чего? Слепой я, что ли? Луиза, как воск, тает от этого красавчика. Разве женщины что понимают!

– Конечно, ей следовало бы влюбиться в тебя… – еле сдерживая смех, пробормотал Альбер.

– А что ты думаешь, она на этом не прогадала бы! Да ты не скалься, ничего тут смешного нет, что хорошая девочка влюбилась в такого дешевого парня. И только потому, что он первый пригрел и защитил ее. Всего сутки форы – и такой субъект финиширует, черт бы его побрал!

– Ну брось, Роже. При чем тут сутки форы? – сказал Альбер, прихлебывая кофе. – Что ж, по-твоему, такая женщина, как Луиза, может влюбиться в каждого, лишь бы он вовремя ей встретился?

– А, что ты понимаешь! – разозлился Роже. – Девочка была так замучена, что хоть вешайся. И вдруг среди такого беспросветного мрака появляется нормальный человек, не пугается ничего, никаких этих ужасов, с ней говорит ласково, смотрит на нее как на женщину, а не как на пробирку. И собой, вдобавок, недурен. Ты щенок, ты жизни не понимаешь…

– Да брось ты, Роже! – засмеялся Альбер. – Я всего на два года моложе тебя.

– Это – по свидетельству о рождении. А на деле ты передо мной младенец. Особенно – что касается женщин. Уж в этом-то Роже Леруа разбирается, будь уверен! Да не скаль зубы, послушай, что я тебе расскажу. Шел мой приятель однажды ночью по Марселю. И видит – стоит в подворотне девушка и плачет. Тихо так плачет и вся дрожит. Он подошел, начал спрашивать, что да как. Оказалось – приехала из деревни, мачеха ее из дому выжила. Устроилась прислугой. Девушка она красивая, хозяин начал к ней приставать. Ну, хозяйка заметила и сразу его – бац-бац по физиономии, а девчонку – на мостовую. И денег ей даже не заплатила. Вот эта самая Сюзон и очутилась поздно вечером на улице без гроша в кармане. И куда идти – не знает: в Марселе всего месяц и почти не выходила из дому. Этот мой приятель отвел ее к хорошим людям переночевать, дал ей денег и на работу помог устроиться. Ну вот, он вполне по-честному с ней: не приставал, никаких глупостей насчет ее красивых глаз не говорил, сразу сообщил, что у него жена и дочка, – ну, чтоб Сюзон не думала, что у него на уме баловство. И внешность у него самая что ни на есть обыкновенная – ну, человек как человек, и все тут. А эта Сюзон – красотка хоть куда и девушка хорошая, серьезная такая. Так вот, знаешь, как она в него влюбилась, это ужас, вся извелась, бедняжка. Говорит так серьезно, как молитву читает: «Знаю, что это грех – любить женатого человека, но ничего не могу с собой поделать, сердцу не прикажешь». А глаза у нее синие-синие, ресницы длинные, темные. Я прямо удивлялся, как это мой Гастон может устоять. Но он, конечно, ее жалел: ей всего семнадцать лет, девушка хорошая, зачем ей жизнь портить. Вот! А спроси, почему она именно в Гастона влюбилась? Да только потому, что ей некуда было деваться, а он ее выручил.

– Совсем не тот случай, – возразил Альбер. – Твой Гастон, как видно, человек очень честный и хороший. В него можно влюбиться и совсем в других обстоятельствах. А тут, ты сам говоришь: хорошая женщина и ненадежный человек… Слушай, а он не соврал нам снова, насчет редакции?

Роже усмехнулся, блеснув ровными белыми зубами:

– Будь спокоен, я это дело проверил. Зашел в эту его редакцию, спросил Раймона Лемонье. Секретарша говорит: он сейчас в редакции не бывает, выполняет срочное поручение шефа. А что, мол? Ну, я спросил эту рыженькую секретаршу – между прочим, очень и очень неплохая девочка! – я, дескать, не ошибаюсь, это тот самый Лемонье, высокий, темноволосый красавчик, щеголеватый такой, и носит перстень с печаткой?

– Какой перстень?

– А ты что ж, не видел? Какая-то у него фамильная реликвия, говорит. Уж, наверное, он Луизе на этот счет сочинил хорошенькую историю! Ну вот, так секретарша подтвердила: да, говорит, он самый. Я говорю: ну, привет ему от Франсуа с «Нанси», была у меня для него интересная история, но что поделаешь, раз он занят… Эта рыженькая меня очень упрашивала зайти еще при случае – может, я застану Лемонье. Черт, сколько я теряю из-за твоего профессора!

Альбер заметил, что профессор Лоран как будто побаивается читать записи Мишеля. Он несколько раз протягивал руку к пачке, лежащей на подоконнике, и снова отдергивал. На лице его было выражение досады и растерянности. Наконец он сказал:

– Дюкло, вы не дежурите? Посидите около меня.

Альбер сел на стул у дивана. Профессор Лоран схватил пачку листов таким решительным, порывистым движением, словно она горела и надо было затушить огонь.